Страница 6 из 31
Тело его совсем уж окоченело в холодной воде, но потерпеть, выждать. Уж какая светлость детства. Никак не сцепить памятью. Но…, будто озарение некое, и память выставила ясно отчётливо тот день…
С самых малых лет сполна счастливое детство, что и может выпасть мальчику степей, ибо рождён он сыном, первенцем вождя племени тайчиут рода борджигин, самого Есуге-багатура. Какого ещё счастья пожелать, когда оно само по себе подарено тебе с рождения повелением Вечного Синего Неба. Озарением память выдаёт напоенный безмерной радостью и полным счастьем тот самый день, что держал он в себе, в своём сердце, ныне боясь вспоминать, вынуть из кладовой памяти.
Вдвоём, отец и сын, вышли в открытую степь, что была тогда всегда приветлива к нему. Багряно-красное зарево заката было красиво, что, казалось, от лучей огромно красного шара и травы озарились в красный цвет.
– Завтра мы поедем с тобой в земли племени унгират. Так мы с твоей матерью решили. Я часто с ней советуюсь.
– Зачем?
– Искать тебе невесту в этом племени.
Казалось, не будет предела расширенным глазам его от удивления неожиданного, но понимал он, понимал в свои девять лет.
– А где она, эта земля племени унгират? – спросил он первым делом тогда.
– Там, – показал отец рукой туда, где и могла найтись для него невеста.
– А что тогда там? – показывал он в свою очередь на закат, на уходящий диск.
– Там земли найманов, кэрэитов.
– А там? – указал он на север.
– Баргуджин-Тукум.
– А там? – рука непроизвольно указала не строго на восток, а на юго-восток.
– Там земля наших врагов, земля империи Цзинь. Них говорили тогда, что они казнили нашего предка Амбагай-хана, приколотив руки к деревянному ослу.
– Про них.
– Мы должны им отомстить по закону степей. Так положено. Все так говорят, что месть превыше всего.
– Знаешь, сынок. Мы не достаточно набрали сил, чтобы отомстить за предка. Империя Алтан-хана, империя Цзинь – могущественная империя, и смотрит свысока на племена степей, считая нас просто горстью песка перед огромным морем.
– Это так и есть?
– Так и есть. Но не в этом ещё наша беда.
– В чём?
– Междоусобная вражда племён, говорящих на языке степи. Вот эта разобщённость.
– Всегда так было?
– Доводилось слышать мне от стариков – были славные времена.
– Одной ордой поднимались с наших степей бесстрашные воины. И пошли они на запад в земли предзакатного солнца…
– Туда, где кэрэиты и найманы?
– Дальше, намного дальше, к последнему морю.
– Не знаю. Но говорят, что многие народы потревожили тогда, что поднялись они на великое переселение.
– И кто они были?
– Они называли себя хунн, хуннуд.
– Человек? Люди? Так мы же все люди. Тайчиуты, и эти кэрэиты, найманы, и эти унгират, куда мы собираемся.
– Ну вот, они так себя называли. Хочу я верить, что проснётся степь наша когда-нибудь, как в те славные времена, и встрепенётся на зависть тем, кто смотрит на нас, задираясь с орлиной высоты. И увидит Вечное Синее Небо настоящего орла. Смогу ли я на такое или нет, но есть у меня надежда на тебя.
– Почему я?
– Ты родился, когда я победил воинственное племя татар. И был среди них сильный воин. Я взял его в плен. И я назвал тебя, нашего первенца его именем Темучин, ибо от имени сильного воина и сила его, и слава его переходит к тому, кто понесёт его имя. Но не только имя вселяет в меня надежду.
– А что ещё?
– Когда ты родился, я увидел, все увидели в твоей ладони сгусток крови, твёрдый, как камень. Сколько рождается в степи, но такого никогда не было, никогда. И знаешь что это?
– Что?
– Знак Вечного Синего Неба.
В тот год, спустя совсем немного времени, отца не стало. И наступило лихолетье.
Тело его, привыкшее к холодам, как и к знойной жаре, коченело в холодной воде в ожидании, когда удалятся от этого места преследователи, подобные неотступным волкам за обречённой добычей удалятся, как можно, дальше от этого места. Пока слышны их голоса чуть в отдалении.
И вдруг будто и заиндевевшей кожей, и сердцем пылкого ли юноши, что как-то утих погружённым в холодную воду, и разумом ли, пытающимся удержать то светлое мгновение детства, но почувствовал на себе что-то такое. Да, этого он сейчас в пике заострённого мига своей пока совсем юной жизни, когда и жизнь, и свобода пока порывом беглеца висит на тонком волоске. То был взгляд, зорко пронизывающий внимательный взгляд. Вот она – сила Зла! Но, неужто, совсем от него, от его семьи отвернулось Вечное Синее Небо?!
Над обрывом берега речушки, впадающей в Онон, в темени густых сумерек стоял человек, заметивший беглеца, так и выразились глаза остротой пристальности…
2
«Возможно ли, что мы переживаем «сумерки Западного мира», наступление которых возвестил немецкий философ Освальд Шпенглер?
Может ли статься, что Европа будет низведена к роли небольшого мыса огромного Азиатского материка, как вопрошал себя недавно французский поэт Поль Валери?
Нам скажут, что это химера. Однако я сейчас скажу, что уже был такой момент, когда Запад был покорён политическим и военным гением, о существовании которого он и не подозревал», – французский военный историк, подполковник Рэнк. «Паназиатизм в XIII веке при Чингисхане и его полководцах».
«Семьсот лет тому назад один человек завоевал почти весь известный мир.
…Он исполнил человечество ужасом, продолжавшимся в течение многих поколений.
…Чингис-хан был завоевателем более крупного масштаба, чем все известные деятели на европейской арене. Его нельзя мерить общим аршином. Переходы его армии измеряются не вёрстами, а градусами широты и долготы.
…такое нагромождение ошеломляющих событий могло быть уделом рук только сверхъестественного существа.
…казалось, что доподлинно наступил конец света.
…страшные монгольские владыки после смерти Чингис-хана пронеслись над Западной Европой.
…В церквах пели молебны об избавлении от ярости монголов. Кочевник, круг занятий которого исчерпывался охотой и пастьбой скота, сокрушил могущество трёх империй,
…никогда не видавший городской жизни и незнакомый с письменами, составил кодекс законов для пятидесяти народов», – немецкий востоковед, профессор Гейдельбергского и Гёттингенского университетов Краузе Фридрих Эрнст Август.«Cingis Han. Die Geschichte seines Lebens nach den chinesischen Reichsa
«От начала мира варвары никогда не были столько сильны, как ныне монголы. Уничтожают царства подобно как былинку исторгают! До толикой степени возвысилось могущество их», – русский путешественник, учёный, востоковед, китаевед (впервые в мировой синологии указавший важность китайских источников для изучения всемирной истории), трёхкратный обладатель полной Демидовской премии (1835, 1839 и 1849 годов) и одной половинной (1841), член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук Иакинф (Бичурин Никита Сергеевич). Годы жизни 29 августа 1777 – 11 мая 1853 по календарю григорианскому. «История первых четырёх ханов из дома Чингисова». Санкт-Петербург. 1829 г.
«За двадцать пять лет армия монголов покорила больше царств и народов, чем Римская империя за четыре столетия. Чингисхан со своими сыновьями и внуками подчинили себе самые густонаселённые страны тринадцатого века.
Чингисхан более чем вдвое превосходит любого другого завоевателя в истории. Кони монгольских воинов пили из каждой реки и озера от побережья Тихого океана до Средиземного моря», – профессор антропологии Джек Макайвер Уэзерфорд «Чингисхан и рождение современного мира».
***
Ядвига Силезская, урождённая Гедвига Диссен Меранская – баварская графиня Андекской династии, ныне княгиня Силезии молча, в тревожных раздумьях прохаживалась по огромному залу рыцарского замка, что явственно отличалась от всех остальных замков Лигницы своими размерами, основательной монументальностью, этакой прочностью, что выражалось массивностью стен, в которых ступенчатые порталы да узкие проёмы окон едва давали пробиваться просторному свету. Было, отчего встревожиться да надолго.