Страница 3 из 5
В рыданий недрах тот же грош, ей-ей,
В них сдавленный, алмазней, золотей,
А стало, по всему, иная плата
За вход, а стало, и в иную дверь —
У каждого свой бог и слово свято,
И вдохновенье, конь (иль кто?) крылатый,
Чьей при́горшнею меряешь теперь?
Где статус повышается верёвкой,
Тобою загнанных по петлям ловким.
Ты скажешь, только по добру всё проще —
Во зле и те горят, несчастны, мол…
Да полно, что темнить чумную рощу?
Горит, доху дохаживая, моль!
Но моль – блондинка, эти все чернявы,
Живучи, ибо сами из отравы.
Где сказка пела, чавкала, чернела,
Смеялся гадалчонок, а не плакал,
Подсаживая на иглу, как на кол.
Конечно, грустно, что цыганок бьют,
Когда они добычи не приносят
Баронам; что баронов порча косит,
Свинец, железо, замыкая круг
Всея нечистых дружек и подруг.
Гармония? Порядок и уют.
Барон под камнем делается князем,
Как титул, отшлифованный червём,
Восходит в превращении своём
К прижизненно прилипшей рифме: грязи.
Опять ты скажешь:
«Не впадай в чернуху».
Но знаешь, если все —
под дых да в ухо,
Всё менее спасает красота
И выражения лица и рта.
5
Танцуют – врут и врут – поют и врут
Всем, что имеют, – картами, руками,
Младенцами, больными стариками,
Закатом, сном, своим, чужим лицом,
Куриным, человеческим яйцом.
…Среди хоров тасованных колод,
Когда любая вещь – рубашка карты
Краплёная, гудит орган азарта,
Исхода нет, сюда лишь только вход.
Те облаченья разуму несносны,
То ль упомянутые их обноски!
Чумазыми руками-мотыльками
Бренчит беда на клавишах вещей —
Врунишек… эту музычку подшей,
Как бантик, от извилин до ушей.
6
Всё ж ты права, кота над цыганами
Да будет плач! Они и в нас, и с нами,
В чужих мечтах надетых, как шелках…
Как смерть, что носит украшеньем прах.
И здесь сотрём повторы и эстетство,
Пролитые в невымытый ушат
(Газетой – недоразуменье это!),
Мечтою Зверя с Богом по соседству,
Где всё – звучание, а в числах – средство,
Где мир героев – выросшее детство,
Ты сам – живой тот эпос, ибо в сердце,
Седом и льдистом… в нём, а не в ушах,
Те арии, как бездны, всё глушат.
Цыгане – тучки крови и рубах,
Чужих и с них надетое дыханье,
Как то, чему приглядно издыханье,
Донашивать, что на груди стихает.
Так Смерть плетёт истории ажуры,
Сырцы братая с теми, кто из них
Тянул в татуировке абажуры,
Перчатки для возлюбленных своих,
Её впуская в страсть, любовь, лямуры,
Как падающих листьев дух и стих.
7
Прости за мрачноватость в обороте,
Закончим на весёлой, доброй ноте.
Цыгане, понимаю, не прочтёте
Вы этих строк, они вам до… звезды.
Так мне и надо… вам… выходит – нам.
Тут не запутаться б, короче, дам —
Клянусь на всём, что дорого, в почёте
У вас – кобылах ваших и колёсах
Телег, и на колёсах наркоты,
На картах, верных псах и плётках хлёстких,
В ручонке с дозою рождённых детях,
На вас, ни слов, ни дел не знавших этих,
Клянусь на всём, что тотчас же отпето,
Едва к нему вы прикоснулись где-то, —
Дам цену… две… чёрт с вами, три цены —
Верните только краденые слёзы!
Котовы ли? Где пальчики видны,
Глаза, мечты, чей пыл оплошно роздан.
А если нет – пусть не долижет червь
Барона вашего – чтоб тот из гроба
К вам ночью шёл, гроб захватя, чтоб оба,
Нет – трое лучше:
Червь до кучи – бучей,
Ленивую свою гоняли чернь —
Досыпать недокраденное, чтобы,
Как ни расти воровушка-казна,
Чтоб – пусто ей, поскольку гроб без дна.
8
Бог шельму метит, и не только Бог.
Кто метит их, вопрос, увы, изрытый,
Как говорится, было бы корыто,
А свиньи будут… Метит Кабысдох.
Да будет с ними Кабысдоха мета,
А над тобой – с брильянтами комета,
Которой, впрочем, все в одной цене.
Тебе не так, но так почти что мне.
9. Апология цыган
…Но Ольга, вещая в стихе, Шевчук,
Как человек, меня гораздо лучше,
Не говоря про цыган (будь я слущен!),
Да и знакомый голос всех излук
Воды, земли, поэзии и прочих
Стихий, где, как в извилины, вколочен
Вселенский разум, где все устья разом,
И да! В пределе – перевёртыш-эхо,
Ещё бы чуть (нельзя!) и – альтер эго —
Предписывают мне любить цыган,
Как братьев, пусть не меньших, может, сводных.
Да я любил… Сам чувствую изъян,
Младенец выплеснут? Утоплен в водах?
Рассмотрим поподробней от исходных.
Вот эту строчку, будто занавеску
Из ситца подними – в окне за ней
Базарный клёкот городов и весей,
Мерцанье сбруй, гаданий – горсть огней,
Созвездием летящих над дорогой,
Крылатый клин до искончанья дней,
Где всё возьми, спусти – узду не трогай,
Что свешена с небес, – сей искус Бога,
Ведущую в огни и без огней.
Она распятьем даже в изголовье,
Средь талых туч и солнц, метелей носких,
Где ветра вечного с попутным ловля, —
Выходит, реквизит всея подмостков.
Любовь, что вечно окликает кровь,
То ж эхо криво, близнецы, творцы —
Да кто – кого? Да обе, да по кругу
Изгонному… смешаться, стать друг другом,
Всё, всё есть ложе, выстланное сердцем,
Как в полынью иль молнию одеться.
Тут в оберег себя не скажешь: «Чур!»,
Хоть смехом, хоть проклятьем поливая,
Для русского то рифма роковая,
Как для французов их лямур – тужур.
Так средь земель на кошелёк напасть,
Мог и не брать, но взял и тратил всласть,
Хоть чуял костью – это всё не просто,
А в кошельке, что ни деньга – напасть.
10. Из протокола разума
«Народ за дочь свою не отвечает».
«Скорее, дочь иная за народ».
«А впрочем, кто их, к чёрту, разберёт,
Кто за кого, кого и как дерёт».
В картинках протокол забыт? Нечаян?
А разум в пробуксовке сам не тот.
Рука перекрестить стремится рот,
Гранёный посох шаря наперёд.
11. Апология чистого разума
Идея воли обыскалась тела,
Для воплощенья лучше не нашла —
В напев навоз отёрла, как сумела,
И в гривы розу дикую вплела.
Вбивая кол, шепнула: «Ни кола!»
Зато и в ручку волю заложила,
Чужого горя золотую жилу.
Коней, костры, шиповник – век изжил,
Оставив ручку золочёных жил.
Позолоти – когда тебя ети.
Что править, если создавал не ты,
Что утирать морщины мелодрамы —
Возьми сновья и холст, и кисть, и раму —
Вдруг прежнее осколкам красоты
Подложка, зданья истинности ниша,
Где омовение теней излишне —
Чтоб мрамор новорожденней блестел,
Как радость, страсть… Да неужели лучше,
Как в бизнесе проплаченные кущи,
Всеправедно, где самый смысл дебел?
Месторождение
Бред неба превращённого,
И луч, и гвоздь.
Наколото, и кровь запомнила настои.
Вселенная колючей проволоки звёзд.
Богатство горьких душ, распятие святое.
Завязью, червоточиной яблони
В камнях дома
Вызревало заклятье: «От ворот – до ворот»,