Страница 8 из 20
В связи с этим постмодернисты утверждают, что истин бесконечно много – их столько же, сколько и людей. Фактически, это следствие первого критического постулата: если у каждого человека есть своя философия, то должна быть и своя истина. Истина не есть стабильная точка, это некое зыбкое пространство, в которое может попасть отдельное сознание, сравнивая точки зрения различных людей, их образы мира. Истина заключается в столкновении идей, а не в доминировании одной из них. Если традиционная наука стремится показать, что все возможные ситуации ей известны или со временем будут известны, поскольку она владеет истинами, лежащими в основании мира, то постмодернизм исходит из непредсказуемости «завтра», которое, однако, позволяет использовать открывающиеся благоприятные возможности.
Критикуют постмодернисты и практическую направленность традиционной науки, вполне резонно обращая внимание на негативные аспекты реализации научно обоснованных социальных проектов. Пожалуй, наибольшей критике подвергается теория и практика менеджмента, который, по мнению постмодернистов, воплотил в себе все недостатки, возникающие при использовании традиционных научных методов для воздействия на человека и социальную реальность. Менеджмент признается ярчайшим воплощением того, что Ю. Хабермас называл «верой, вдохновленной модернистской наукой, в бесконечный прогресс знания и бесконечное продвижение к социальному и моральному усовершенствованию»[37]. Постмодернисты не только выражают сомнение в полезности управленческой теории, но и вообще отказывают ей в праве называться наукой. Основная причина этого – частный характер ее теоретических положений и рекомендаций. Однако сегодня управленческое образование и консалтинговые фирмы преподносят эти положения так, как если бы они были универсальными инструментами, аналогичными законам естественных наук, открытие которых под силу только компетентным ученым[38].
Идейной (философской) предтечей постмодернизма является постструктурализм, в котором отразилось разочарование в науке, социальном прогрессе и массовой культуре второй половины XX века. Постструктурализм акцентировал внимание на текстуальности социальности, «классовости» ее восприятия, ее ризомности[39] (нелинейности и неиерархичности), неразделимости означаемого и означающего (содержательной и чувственно воспринимаемой сторон знака), игровом отношении к логосу. Родство постструктурализма и постмодернизма настолько близко, что большинство их крупных представителей невозможно однозначно отнести к тому или иному лагерю.
Наиболее общей методологической установкой постмодернизма является предельный либерализм, который проявляется в максимальной свободе самовыражения авторов, отрицающих любые каноны. Постмодернизм выступает против любой упорядоченности и за оригинальность любого текста как результата индивидуальных самовыражений его создателей (авторов и читателей). Вследствие этого постмодернистская социальная теория не обладает цельностью, а представляет собой нечто подобное зонтичному бренду или интеллектуальной тенденции. Разноплановость идей и отсутствие единой терминологии приводит к тому, что исследователям приходится анализировать не постмодернизм в целом, а его наиболее заметные персоналии[40]. В лучшем случае делаются более или менее удачные попытки типологизации постмодернистских теорий, но попытки не частые[41]. Тем не менее, постараемся показать, что, несмотря на оригинальность работ постмодернистских авторов, они руководствуются вполне согласованной системой методологических принципов.
Их рассмотрение следует начать с принципа агностицизма, который может трактоваться в очень широком диапазоне значений – от принципиальной непознаваемости мира в философии до непризнания данных, не подтвержденных опытом, в науке. В данном случае агностицизм выступает в форме фаллибилизма. Само это понятие еще в позапрошлом веке было введено в научный оборот Ч. С. Пирсом. После Второй мировой войны оно активно разрабатывалось К. Поппером, а затем в 1960-е годы постпозитивистами. Содержание слова «фаллибилизм» (от лат. fallibilis – подверженный ошибкам, погрешностям, «погрешимый») можно передать крылатой фразой: «Человеку свойственно ошибаться»[42]. Применительно к науке это означает, что «связь между явлениями жизни никогда до конца не будет доступна пониманию, а, следовательно, и рационализации»[43]. Поэтому научная деятельность представляет собой бесконечный процесс приближения к истине, и его результаты, какими бы они не были очевидными, устоявшимися или широко разделяемыми, абсолютизировать не следует. Любое научное знание принципиально не является окончательным (или является принципиально частичным) – оно есть лишь промежуточная интерпретация истины, за которой последуют ее новые интерпретации, вероятно, более адекватные. По К. Попперу, хотя наука и «принципиально погрешима», но она, тем не менее, дает основания оценивать теории с точки зрения их близости к истине.
Один из наиболее радикальных взглядов на познаваемость мира, вернее, на его непознаваемость, принадлежит Ж.-Ф. Лиотару, по мнению которого, социальная жизнь, включая научную – это совокупность дискурсов, являющихся социально обусловленными речевыми практиками. По форме дискурсы представляют собой гетерогенные языковые игры, правила которых различны для различных языковых ситуаций и в результате перекодировок и взаимных провокаций постоянно изменяются. Поскольку дискурсы не подчиняются никакому «метапредписанию», научный дискурс направлен не на поиск и нахождение консенсуса (аналога истины), а на спор различных точек зрения. Локальный консенсус в принципе возможен, но только как определенный момент дискурса вследствие временного согласия носителей точек зрения относительно правил, по которым производится знание. Результатом научного дискурса являются паралогия (заблуждение), а также – и это главное – новые точки зрения[44].
По мнению постмодернистов, все, в буквальном смысле этого слова, течет и постоянно изменяется, поэтому однозначность, монизм и статика для них неприемлемы, а определение понятий непродуктивно. Тем не менее, попытаемся дать некую объединяющую интерпретацию весьма различных пониманий дискурса, текста и нарратива. Дискурс можно обозначить как речевую деятельность по воспроизводству текстов – речевых актов и собственно текстов, – отражающих систему понятий, существующую в определенной сфере, социокультурный контекст (ценности, верования, представления, эмоциональные оценки) и практический жизненный опыт.
Таким образом, дискурс есть способ представления реальности, метод изложения, то, как воспроизводится и воспринимается текст (Р. Барт). Следуя логике Ю. Лотмана, все тексты можно разделить на статические и динамические. Статические тексты, такие как молитвы или статьи в справочнике, не имеют сюжета, динамические – имеют его. Динамические тексты иначе именуются нарративами – историями, повествованиями, рассказами. Нарративы, претендующие на универсальность в представлении картины мира, глобальные объяснительные системы, организующие общество и оправдывающие его существование, Ж.-Ф. Лиотаром были названы метанарративами. При этом Лиотар определял постмодернизм (правда, «упрощая до крайности») ни больше не меньше как недоверие к метенарративам[45], поскольку они, удовлетворяя потребность в целостном непротиворечивом мировоззрении, в сущности мифологичны и порождают культы идей, вещей и людей[46]. С Лиотаром солидарны З. Бауман, М. Фуко (борется с «тотальными дискурсами»), Ч. Дженкс, (развенчивает «метадискурсивность»), В. Набоков (критикует «большие идеи») и многие другие мыслители. К критике метанарративов примыкает критика метакода, моноязыка, универсального или совершенного языка отражения реальности Ч. Дженксом, Ю. Лотманом, М. Эпштейном.
37
Habermas J. Modernity versus Postmodernity // New German Critique, 1981. № 22. P. 4–5.
38
См.: Cu
39
Ризома (фр. rhizome – корневище) у Ж. Делеза и Ф. Гваттари – клубнеобразное корневище или грибница как метафора реальности.
40
Однако и на этом пути возникают немалые трудности. Например, такие крупные фигуры, как Ж. Бодрийяр и М. Фуко, не говоря уже о менее заметных, не относят себя к постмодернистскому направлению, хотя их тексты и имеют все его основополагающие признаки.
41
См., например: Чудова И. А. Постмодернизм в социологической теории: теоретико-методологический анализ. Дис. … канд. социол. наук. М., 2015.
42
Существует и более широкое понятие – «пробабилизм» (от лат. probabilis – вероятный) как вероятностный стиль мышления, находящийся в оппозиции к его детерминистскому стилю.
43
Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2 тт. / Пер. с англ. под общ. ред. В. Н. Садовского. М.: Культурная инициатива; Феникс, 1992. Т.2. С. 427.
44
См.: Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. Н. А. Шматко. М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1998. С. 156.
45
См.: Лиотар Ж.-Ф. Указ. соч. С. 10.
46
Однако прощание с большими мифами не означает прощания с мифологией вообще. Согласно тому же Лиотару, в современной социальной жизни большие мифы расщепляются на локальные, появляются и новые мифы-симулякры, например, институты всевозможных «звезд» или «квазиэпосы» Р. Толкиена и Дж. Роулинг.