Страница 18 из 20
Здесь уместно упомянуть концепцию рефлексивной модернизации У. Бека[100], в которой проводится принципиальное различие между рефлексией как социальным осознанием и осмыслением процессов, порождаемых современным обществом, и рефлективностью как столкновением общества с последствиями своего функционирования. По Беку, именно рефлективность является движущей силой истории. Помимо непроизвольного и незаметного столкновения общества с результатами своего развития, постепенно аккумулирующего какую-либо проблему до достижения критической массы, случаются и столкновения заметные – одномоментные и очень болезненные. В начале XX века наиболее заметным столкновением людей с реальностью стала трагическая гибель «непотопляемого» английского океанского суперлайнера «Титаник» ночью 14 апреля 1912 года[101]. Эта крупнейшая катастрофа на море привела к серьезному сдвигу в сознании людей той эпохи. Морские пути были сдвинуты к югу, был введен ледовый патруль и обязанность принимать меры по сигналам предупреждения. Появился новый стандарт поведения в чрезвычайных обстоятельствах, который был показан, прежде всего, большинством пассажиров первого класса, музыкантами оркестра и командой «Титаника». Но главное – была поставлена под сомнение абсолютная надежность техники и понята непреходящая важность человеческого фактора при управлении ею.
К концу Прекрасной эпохи научный оптимизм идет на убыль. Вот что уже в 1918 году пишет Н. Бердяев: «Мы живем в эпоху, когда истину не любят и ее не ищут. Истина все более заменяется пользой и интересом, волей к могуществу. Нелюбовь к истине определяется не только нигилистическим или скептическим к ней отношением, но и подменой ее какой-либо верой и догматическим учением, во имя которого допускается ложь, которую считают не злом, а благом»[102]. В качестве примеров таких догматических учений Бердяев называет марксизм и техницизм. Кроме того, в 1920–30 годы в агностическом лагере набирают силу философия жизни, прагматизм и феноменология, возникают философская антропология, экзистенциализм и персонализм.
Агностические настроения, «поддерживаемые» мировыми и гражданскими войнами, социальными революциями и экономическими кризисами, преобладают вплоть до середины XX века, когда становятся очевидными успехи научно-технической революции (НТР), сущность которой, как писали в советских изданиях, заключалась в превращении науки в непосредственную производительную силу. Так, электроника и новые композиционные материалы позволили создать продвинутые информационные технологии, высокоскоростной транспорт, ракетно-космическую технику, автоматизировать производство.
Не случайно, что в это время была предпринята очередная и вероятно последняя попытка открыть универсальные законы, объясняющие мир. Речь идет об общей теории систем и создании на ее основе кибернетики – науки об управлении системами. Основная идея была очень простой: если весь мир это система и состоит из систем – технических, биологических, человеко-машинных, социальных и т. д., то можно определить основные свойства, присущие всем системам, и вне зависимости от их природы целенаправленно воздействовать на них. Эта идея стала популярной не только в научном мире (множество исследователей в разных странах и научных областях, научные общества, монографии и периодические издания), но и в народе. Не зря Л. Гайдай, тонко чувствовавший пульс времени, включил тост про кибернетику в свой фильм «Кавказская пленница, или Новые приключения Шурика». Однако ни общая теория систем, изучавшая равновесные системы, ни появившаяся в последней четверти века синергетика, обратившаяся к системам неравновесным, в общем, не дали нам ничего существенно нового для самопознания, понимания общества и мира в целом.
В конце 1960-х годов снова наблюдается разочарование в науке, и эта тенденция сохраняется до сих пор. Во-первых, становится совершенно очевидным, что научно-техническое развитие влечет за собой целый ряд негативных и даже угрожающих последствий. Техногенные катастрофы, несмотря на все усилия специалистов, продолжаются, природные катастрофы прогнозируются с большим трудом, наука так и не может дать однозначных ответов на важнейшие вопросы современности, многие технологии и вещества сначала объявляются панацеей, а потом – серьезной опасностью. Что же после всего этого думать простому обывателю? Во-вторых, к середине 1970 годов темпы НТР заметно снизились, и в том числе потому, что человек-оператор в силу своей природной (биологической) ограниченности может управлять техникой лишь ограниченной сложности. Кроме того, усложнение техники снижает ее надежность. Поэтому современная техника, конечно, более удобная и «накрученная», но принципиально не отличается от техники сорокалетней давности. Сегодня ощутимый прогресс мы наблюдаем лишь в сфере информатики и связи[103]. В-третьих, социальные проблемы и войны видоизменяются, но никуда не исчезают. Современный международный терроризм сравним разве что с новой мировой войной. После недолгого перерыва возобновилось противостояние Запада и Востока. Современное состояние демократии вызывает разочарование у все большего числа людей. Кризисы перепроизводства сменились финансовыми кризисами, имеющими глобальный характер.
На этом фоне в 1960–70 годы развиваются имеющие агностическую направленность герменевтика, постпозитивизм, неорационализм и постмодернизм, приобретают особую актуальность междисциплинарные исследования неопределенности и риска. Программным для современного научного познания можно считать высказывание одного из основоположников рискологии Н. Лумана: «Будущее неопределенно, и потому есть риск. Свободного от риска поведения не существует»[104]. В том числе не свободны от риска ошибки и деятельность ученого, и тем более применение результатов этой деятельности на практике.
Что касается теории познания в целом, то в XX веке его основные направления (несмотря на богатую палитру различных и неоднозначно трактуемых теорий и школ) чаще всего определяют как сциентизм и антисциентизм. Сциентистсткое направление – позитивизм, прагматизм, философия техники, системный подход, структурализм и продолжающие традиции немецкой классической философии неокантианство, неогегельянство и марксизм – соотносится с гностицизмом, рационализмом и верой в научно-технический прогресс. Антисциентистское направление – многочисленные теории религиозной философии, философия жизни, феноменология, философская антропология, экзистенциализм, герменевтика и обсуждаемый нами постмодернизм – соотносится с агностицизмом, иррационализмом и опасениями по поводу научно-технического развития. На протяжении века эти направления сосуществуют и полемизируют между собой, но похоже, что, в конечном счете, антисциентизм все же побеждает.
В центре антисциентистского мышления находится человек, смысл его существования, возможности его свободной самореализации, а эти проблемы не имеют рациональных решений. Наиболее ярко антисциентистский тип мышления проявился в экзистенциализме, который приобрел наибольшую популярность в период с середины 1940-х до середины 1960-х годов.
Если для сциентистов истина добывается субъектом, беспристрастно препарирующим объект, то для экзистенциалистов истина открывается человеку в экзистенции – непосредственном переживании, а значит и понимании им своего существования – себя и бытия. Специфика этого переживания у разных авторов различна. По К. Ясперсу, подлинная экзистенция переживается в «пограничных ситуациях» – смерти, страдания, борьбы за обыденное существование, неизбывной виновности и представленности воле случая, которые человек не в состоянии изменить. От неизбежных в жизни опасностей и крушений человек ищет убежище в достижениях науки и техники, в поддержке со стороны общества, семьи, в вере и духовности. Однако все это – частности в мире тотальной ненадежности, которые не устраняют постоянной угрозы человеческому существованию[105]. Для Ж.-П. Сартра каждый человек ничем не предопределен, уникален и не может быть объяснен ни ценностями, ни социальными предписаниями. Поэтому экзистенция – это процесс творения человеком себя посредством свободного выбора. Оборотной стороной его свободы и опоры только на самого себя выступает чувство тревоги. У Н. Аббаньяно основным инструментом философского анализа является возможность, противопоставляемая необходимости. Существуют и другие интерпретации, но все они едины в том, что экзистенциальная истина не есть нечто цельное, тотальное – она находится в процессе постоянного становления, и поэтому всегда не завершена (подобно постмодернистскому знанию).
100
Более подробно эта концепция будет рассмотрена в разд. 3.3.
101
О причинах гибели «Титаника» см.: Зубков В. И. Социологическая теория риска: Учебное пособие для вузов. М.: Академический Проект, 2009. С. 334–336.
102
Бердяев Н. А. Царство духа и царство кесаря // Бердяев Н. А. Судьба России. М.: Советский писатель, 1990. С.224.
103
См.: Глуховцев В. О., Салахова А. И. Онтологические основания мировоззренческого кризиса современности // Век глобализации, 2016. № 1–2. С. 51–52.
104
Луман Н. Понятие риска // THESIS, 1994. Вып. 5. С. 155.
105
См.: Буржуазная философская антропология XX века / Отв. ред. Б. Т. Григорьян. М.: Наука, 1986. С. 25–26.