Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 28

То есть изначально блатными считались лица или напрямую участвующие в совершении преступления, или каким-либо образом задействованные в его результатах (соучастие, укрывательство, сбыт слама и пр.). Впоследствии этот термин перешел исключительно в уголовную среду, а блатных начала ХX века уже в СССР начали величать просто приблатненными.

«Дядина дача»

До того, как загреметь «за Бугры», попав в нежные объятия ивано́в и храпов, ростовский мазурик должен был еще пройти чистилище местным острогом. Или, как говорили на байковом языке, ему предстояло попасть «к дяде на поруки» или на «дядину дачу». Ту самую, где небо в клеточку, а одежда в полосочку.

В различных исторических и литературных исследованиях допущено достаточно много неточностей относительно первых ростовских «тюремных замков», из-за чего их часто валят в одну кучу, водружая вокруг острогов один миф нелепее другого. Попробуем внести ясность.

Первые известные узники крепости св. Димитрия Ростовского могли обитать только на гарнизонной гауптвахте. Ибо на первых известных планах города никаких «тюремных замков» при наличии действующей крепости еще не существовало. Они и не нужны были за скудостью населения.

Именно с гауптвахтой связано широко разошедшееся в народе выражение «взять на цугундер» (на расправу). На дворе перед гауптвахтой устраивали показательные порки провинившихся служивых, которых по немецкой традиции приговаривали к «zu hundert», то есть к сотне ударов батогами. Со временем цугундер стал ассоциироваться уже не с самим наказанием, а с «дядиной дачей».

В феврале 1774 года узниками ростовской гауптвахты были Есауловской станицы казачка Софья Дмитриевна Пугачева, урожденная Недюжева, со своими чадами – 10-летним Трофимом, 6-летней Аграфеной и 3-летней Христиной. Соответственно жена и дети разбойного «царя Петра Федоровича», бесчинствующего в Поволжье. Перед тем как отправить оную в Казань для опознания самозванца ее доставили из станицы Зимовейской и допрашивали в Димитриевской крепости. Здесь же подвергся допросу и старший брат Пугачева Дементий, воевавший на тот момент на турецком фронте. Однако Тайная экспедиция установила, что Дементий «с Пугачевым ни малейшего в действиях его участия не имел и служил во время турецкой войны порядочно, с должною верностью». Дементий был освобожден и возвращен назад, но с тем, «чтобы его впредь в войске Пугачевым не называть, а именовать Дементием Ивановым… Ему же, Иванову, за доброе его поведение и верную службу выдано в награждение сто рублей».

Эти узники пребывали под «словом и делом государевым», поэтому охраняться должны были чрезвычайно, «состоять под крепким караулом». Стало быть, внутри крепостных казематов.

Одна из бесчисленных ростовских легенд гласит, что острог на месте нынешнего СИЗО-1, знаменитой Богатяновской тюрьмы, возник не позднее сентября 1786 года. Якобы он был построен чуть ли не как одно из первых каменных зданий в городе в виде буквы «Е», в честь государыни Екатерины Великой.

Красиво, но, увы, неправдоподобно. Если смотреть сверху на нынешний ростовский централ, то действительно видно, что внутреннее строение его напоминает букву «Е», но дело в том, что тюремный замок еще до революции неоднократно перестраивался, разрастаясь новыми корпусами и обретая дополнительные площади. Вполне возможно, что палочка к «Е» как раз и возникла в результате этих девелоперских пертурбаций, но уже значительно позднее отошествия матушки Екатерины в мир иной. Лет так на сто. Так что связывать зарешетчатую архитектуру с последней женщиной на российском троне не приходится. К тому же, пока крепость св. Димитрия не была упразднена в 1835 году, на ее северном фасе располагались полубастионы Черкасский и Азовский, редан Богатый, редуты Оксайский и Темерницкий, батареи Донская и Водяная. Как раз там, где ныне украшают донскую столицу тюремные корпуса Богатяновкого централа. А стало быть, возводить что-либо в зоне поражения крепостных батарей в конце XVIII века было совершенно немыслимо.

На плане Ростова и его окрестностей 1781 и 1811 годов крепость значительно удалена как от форштадтов будущей донской столицы, так и от Нахичевани. Так что никакого каменного строения на месте нынешней тюрьмы до самой середины XIX века не существовало. Этого не позволили бы военные власти.

Но совсем без острога Ростов оставаться не мог, пусть в нем и обитало чуть более десятка тысяч душ. И порубежье рядом, и разбойным людом окрестности не обижены.

Стало быть, пусть даже захолустному городишке нужны были и «съезжие дома полицейских частей», куда свозили всех задержанных, будь то гулящие, попрошайки или душегубцы. И кордегардия полицейского управления, куда помещались арестованные за конкретные преступления против личности и собственности. И арестные дома и остроги для осужденных.

Известно, что до середины XIX века нынешний Братский спуск к Дону назывался Староострожным. То есть первый ростовский острог располагался как раз на месте нынешней трансформаторной подстанции хлебозавода № 1, а никак не у крепостных стен. Туда сдавали «дяде на поруки» первых донских мазуриков.





Через этот острог проходили люди, которых впоследствии определяли в арестантские роты (бродяги, лица, приговоренные к ссылке за незначительные преступления, не поротые палачом и неклейменые, а также лица привилегированных сословий, совершившие тяжкие проступки).

Иные прочие, кому судьба выпадала «есть миноги» (быть приговоренным к телесным наказаниям), предпочитали в складчину сбрасываться на палача-«кирюшку», дабы «драл не так люто». Палач ведь тоже человек, ему как-то жить надо, и варнацкая лепта профосу-исполнителю в самый раз. На «кирюшкиной кобыле» умелец может либо ловким ударом кнутовища кости человеку переломать, доведя его до «амбы» (смерти), либо огладить так ласково, что тот без посторонней помощи поднимется да еще поясной поклон «кирюшке» отвесит.

Так что один из первых тюремных общаков предназначался как раз палачу.

В середине века, когда стало очевидно, что старая «дядина дача» с наплывом «племянников» уже не справляется, встал вопрос о строительстве тюремного замка на месте нынешнего централа (по одной из версий, на месте крепостной гауптвахты). Благо от ликвидированной крепости уже остались рожки да ножки. Даже многотонные крепостные ворота стащили местные лиходеи.

А на Староострожном спуске купец Смирнов построил бани, не исключено, что аккурат на месте самого экс-острога, отчего спуск сменил имя на Смирновский. Братским он стал уже в 1879 году.

В конце 50-х – начале 60-х годов XIX века из-за наплыва освобожденных крестьян из Центральных губерний на юге наблюдался вполне предсказуемый рост криминальной активности. В связи с чем тюремное строительство развернулось по всей Области войска Донского в ее окружных центрах. Были построены тюремные замки в станицах Константиновская, Каменская, Усть-Медведицкая, Нижне-Чирская, Урюпинская и Донецкая, а также Войсковой острог – Новочеркасский тюремный замок.

Ростов также был центром округа. Так что, вероятнее всего, что именно тогда и было возведено первое здание ростовской тюрьмы, площадь перед ним получила название Острожной, а ведущий к площади переулок – Острожного (ныне Университетский).

Именно в июле 1858 года глава тайной полиции Екатеринославской губернии корпуса жандармов генерал-майор Михаил Рындин 2-й доносил о том, что в ростовском остроге «постоянно бывает 400 разных преступников».

Но и тогда обитатели новой «дядиной дачи» не могли наслаждаться буквой «Е».

В «Памятной книге Екатеринославской губернии за 1864 год» указано: «Затрат нет. Нанимается у частного лица. Строится новый каменный замок на 200 человек».

То есть старый замок уже не мог вместить всех постояльцев – срочно требовалось новое здание и средства на его содержание.

В 1867 году городская управа выделила 301 рубль 25,5 копейки на содержание смотрителя и двух надзирателей тюремного замка. То есть оплачивалась работа всего трех человек на 400 сидельцев.