Страница 37 из 47
Размышляя примерно таким образом, Башмачков едва не толкнул хрупкую китаяночку в прозрачном белом халатике, выскочившую перед ним из подвала, как чертик из табакерки.
– Масаза! – игриво шепнула она, стрельнув в Башмачкова раскосыми и горячими, как угольки, глазками.
– Чего? – угрюмо проворчал Башмачков, не собираясь останавливаться.
– Масаза! – таинственно повторила «игрушечная» девушка.
«Массаж! – догадался литератор и замер, как вкопанный. – Настоящий китайский массаж! А вдруг, – сладко обмер он, – еще и эротический? «Горячая» сцена для романа «Притоны Шанхая» сама плывет в руки! Тут ведь подробности важны, черт побери, каждый маленький нюанс, каждая деталь… Чтобы все потом не раз посмаковать, описать «по правде», без «туфты». А потом – знай печатай себе целый год этот «эротоманский роман» в каком-нибудь глянцевом мужском журнале и не думай про хлеб насущный».
Однако в следующую секунду Башмачков со всего маха плюхнулся с небес на землю и опасливо подумал: «Представляю, почем тут все это…».
– Минимум-миниморе, – сладко пролепетала «кукольная» китаяночка, словно прочитав его мысли и обрадовавшись, что иностранец остановился аккурат возле «нужной» двери.
– Скока-скока? – деловито поинтересовался Башмачков, ощупывая в карманах джинсов изрядно похудевшие за последние дни пачки юаней.
Китаяночка, видимо, не особенно доверяя своему русскому языку, сунула прохожему тоненький прайс-лист с расценками.
– Ого! – удивился Башмачков. – Вполне терпимые цены. Терпимые цены в доме терпимости, – не удержавшись, привычно скаламбурил он и усмехнулся, – даже дешевле, чем в Москве и Питере. К тому же, массаж в моем возрасте – отнюдь не роскошь. Замучил застарелый «писательский» остеохондроз, да и радикулит порой прихватывает…
Он еще пару секунд поколебался, потом решительно кивнул и двинул за чаровницей в полупрозрачном халатике. Башмачков даже стал насвистывать что-то романтичное себе под нос. То ли Моцарта, то ли Шуберта, он и сам не помнил. Да какая разница! Наконец-то жизнь принимала интересный оборот…
Навстречу вышла вторая китаянка, еще более «кукольная» и хорошенькая, чем та, что «сняла» его на улице.
– Надо здать одна минута, – скала она. – Там зенсина.
– Здесь столько женщин, зачем же нам ждать еще одну? – не въехал Башмачков, слегка занервничав.
– Зенсина делала масаза, сейсяс она одевается.
– А … ясно, – успокоился Башмачков и стал украдкой поглядывать по сторонам. Комната как комната, с крашеными белыми стенами, вроде кабинета в поликлинике. Вскоре ждать стало скучно, и беллетрист достал из спортивной сумки свой верный спутник – дневничок писателя – и застрочил:
«В притоне Шанхая его встретила китаянка, яркая и плоская, как китайская ширма…».
«Нет, не то, – раздраженно подумал Башмачков и, зачеркнув фразу, вывел поверх ее мелкими буквами: «В подвал прошуршала серыми шелками китаянка, похожая на маленького юркого зверька» …
Крик отчаяния взорвал тишину и заполнил пространство подвала. Башмачков выронил авторучку, и та с громким стуком закатилась под кресло. Узкие глаза восточной красавицы с «приклеенной» улыбкой стали огромными, как у Софи Лорен. Башмачков вдруг почувствовал, что в душу маленькой змейкой вползает ужас. Такой липкий, противный, притаившийся внизу живота страх, какой ему ни разу не довелось испытать и никогда не удалось воссоздать в готических романах, даже в самых мрачных и страшных из них. Он вдруг услышал, как стучит его сердце.
Беллетрист резко вскочил и в один прыжок достиг двери. То, что Башмачков увидел через миг, заставило сочинителя оцепенеть.
На массажном столе лежала полуобнаженная женщина. Поначалу Башмачкову показалось, что она спит, но, присмотревшись, писатель почувствовал, как его ладони становятся липкими, а неведомо откуда взявшаяся змейка, точнее, боль, опоясавшая его, как змейка, скользнула вверх и сжала кольцом сердце. Широко открытые фиалковые глаза женщины застыли от удивления и страха. Словно она увидела нечто, что удивило ее и одновременно ужаснуло. Ее беззащитная поза тронула Башмачкова. Кольцо змейки сжалось сильнее. Забыв про собственный страх, он заставил себя подойти поближе.
Так не умирают на экране и в театре, где режиссер рассчитывает каждое движение. Смерть в реальности груба и совсем не столь изящна, как в романах, да хотя бы в романах Башмачкова. Белая юбка женщины задралась выше колен, безжалостно обнажив полные бедра. Башмачков поморщился и перевел взгляд на лицо дамы. Оно показалось ему странно знакомым. Взгляд Башмачкова привычно скользнул ниже. Дама лежала обнаженной по пояс, бюстгальтер, наспех брошенный на стуле, примостился комочком поверх брошенной бирюзовой блузки. Словно красный цветок на белом сугробе, на левой сдобной груди женщины алела свежая рана… Башмачков перевел взгляд на пол и едва сдержал крик. Рядом с массажным столом валялся большой нож с черной ручкой. На ноже были отчетливо видны следы крови.
«Зарезали! – похолодел Башмачков. – Прямо на массажном столе! Вот тебе и притоны Шанхая!». Он вновь перевел взгляд на лицо женщины, и его колени дрогнули. Фиалковые глаза с лучиками-морщинками и капризный рот… Боже, это же… Ну да, та самая дама, увешанная золотыми побрякушками. Маргарита Павловна, из их туристической группы. Кто это ее? За что? И как убийца попал сюда?
– Уходите! – закричала китаянка. – Музсина, позалуйста вон! Массаза не будет. Сейсяс сюда плиедет полисия…
Башмачкова не надо было упрашивать дважды. Швырнув заветный блокнот в сумку, он огромными прыжками рванул наверх, к выходу. Второй раз за эту поездку Валерия Башмачкова выручали быстрые ноги. Хорошо, что эта лестница в отличие от ступенек ночного клуба была достаточно освещена. Башмачков перепрыгивал через две ступеньки, как спортсмен-олимпиец, и мысленно подгонял себя: быстрее, еще быстрее! Ну же!
«Валера, прибавь ходу! Через «не могу»! Ты же бегал в армии кросс!» – приказывал он себе, спотыкаясь и прыгая вверх по лестнице.
«Наверх, на свет божий, на волю…, – стучало в висках, – лишь бы успеть выбраться из подвала до приезда полиции…. К черту романы ужасов! Лучше я все из пальца высосу, – подумал Башмачков на бегу, – чем буду сутками изучать нравы китайских заключенных в полицейском участке. Спасибо, как говорится, не беспокойтесь. Укокошите меня как-нибудь в другой раз… И вообще – хватит без конца наступать на те же грабли. Двух криминальных историй на одну поездку и даже на один роман более, чем достаточно».
Стук в дверь прозвучал громко и отчетливо.
– Боже, кого это еще нелегкая принесла, – сквозь сон подумала Лина и натянула простыню на голову. Стук повторился, и женщина с трудом разлепила глаза. Сколько времени она проспала? Час? Два? Три? Похоже, намного дольше. Ничего ж себе! Целый день…
Лина уселась на кровати и взглянула в окно. Шторы были не задернуты, однако в номере уже царил легкий полумрак. Солнце скрылось за высокими домами, тени удлинились, подступали сумерки. Почему она так долго спала? Лина с трудом припомнила: врач «скорой», которую вызвала полиция, вколол ей успокоительное и еще какие-то витамины, чтобы она восстановила силы после ужасной «экскурсии» в монастырь… Да, кажется, полицейские попросили Петра быстрее сообщить в российское посольство, что у его жены украли сумочку с паспортом, деньгами и мобильным телефоном. О Кристиане они ее даже не расспрашивали. Что ж, «заминать для ясности» криминальные истории здешней полиции не привыкать.
Громкий стук в дверь повторился.
«Кто же это так бесцеремонно барабанит? Есть совесть у людей или нет? Ну, точно кто-нибудь из группы притащился меня проведать. Еще чего! Если я не открываю, значит, сплю. А вдруг это… Петр. Ну, конечно, это мой муж. Наверное, отправился в посольство за копией моего паспорта и не взял ключ», – подумала Лина, потянулась, сидя в кровати, и неожиданно для себя счастливо улыбнулась. Воспоминание о муже неожиданно прибавило сил. Поколебавшись, надевать халатик или нет, Лина все же набросила на плечи легкую ткань и поспешила к двери.