Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 122 из 170



Джосс заморгал.

— А зачем он им?

— На удобрение. — Когда Джосс снова заморгал, тот рассмеялся. — Мистер, да вы знаете, сколько стоит импортировать удобрения с Земли? Это экономически невыгодно. Разве что продукт жизнедеятельности человека да отходы от переработки овощей и мяса — других полезных органических веществ на планете нет. А лишайников тут навалом, в них хорошее содержание азота, это возобновляемый ресурс, поскольку мы сажаем их тут повсюду вокруг разрабатываемых участков.

— Похоже, дело того стоит, — сказал Джосс. — Но что же вы делаете с распыленными камнями?

— С мякиной-то? Продаем пластцементным заводам в Уэллсе. Это экономит им затраты на распыление камней для собственных нужд.

— Выгодное дельце, — сказал Джосс.

Физлер исподлобья посмотрел на Джосса, сдвинув густые, почти как усы, брови.

— Не такое выгодное, как прочие, — произнес он вполголоса.

Джосс постарался не выдать своей заинтересованности.

— А?

Физлер допил стакан, сглотнул, глянул на дверь и сказал:

— Кое-кому тут вряд ли понравится ваше присутствие. И кое-кому оно уже не нравится.

Джосс восхитился почти дзэнской формулировкой и несколько мгновений сидел молча, ожидая продолжения. Но Физлер ничего больше не сказал, и Джосс отметил, что на него смотрят.

Он отхлебнул пива и спросил:

— А тут все еще ведутся разработки?

Физлер покачал головой.

— Не так активно, как несколько лет назад. Когда тут нашли металл, все так и загорелись. Но я-то не был уверен, что это не надувательство. И не уверен, что ученые понимают, о чем говорят.

Джосс кивнул, не желая начинать спор.

Это было восемь лет назад — кто-то нашел под слоем вечной мерзлоты слой окислов железа. Ничего особенного — разве что анализ показал, что это железо не может быть природным. Следы углерода свидетельствовали о том, что окислы — продукт коррозии полудюймового слоя стали.

Поскольку человек всего шестьдесят лет осваивал Марс, а открытие было сделано вдалеке от первых поселений, то многие утверждали, что это надувательство. Но другие указывали, что вряд ли кто станет зарывать пластину стали в полтора дюйма толщиной, полкилометра шириной и восемнадцать километров длиной в марсианский грунт шутки ради. Кроме того, данные углеродного анализа показывали, что Полоса ржавела в течение нескольких тысяч лет. А если марсианский климат всегда был таким же сухим, как сейчас, то на это ушло бы никак не меньше времени.

Открытие, естественно, породило волну раскопок, «находок», публикаций, обвинений, контробвинений, очередных раскопок, и так далее, и тому подобное… Джосса в свое время это тоже захватило. В Марсе всегда таилось нечто, привлекавшее землян, заставлявшее их чересчур верить сказкам о каналах, днах высохших морей, инопланетных принцессах, скалах в форме изваяний человеческих лиц и всякой прочей бесконечной ерунде. Тогда он думал, что это всего лишь очередное проявление желания найти хоть что-нибудь, подтверждавшее гипотезу о том, что давным-давно еще кто-то жил в Солнечной Системе. Джосс считал, что теперь, когда люди заселили Марс, ситуация утрясется. Вместо этого она даже ухудшилась. На планете по-прежнему повсюду шли археологические раскопки, поскольку вопрос о том, откуда взялась Полоса, так и не был разрешен к взаимному удовлетворению. И, как всегда, когда люди находят нечто экстраординарное, раскопкам сопутствовали угрозы, воровство, рэкет, шантаж, а порой и убийства. Именно из-за этих преступлений сюда и направили в конце концов некоего валлийца — оператора сьюта из сил СП — вместе с его напарником. И они расследовали преступления настолько успешно, что мало кто из преступников после этого смог предстать перед судом.

Но сейчас Джосс задвинул мысли о подобных делах подальше.

— А вы обычно работаете близко к здешним местам, мистер Физлер?

Физлер покачал головой.

— Нет. Я приехал сегодня, чтобы отовариться. Обычно я держу свое оборудование к югу и западу отсюда. Здесь скалы вплоть до самых гор уже очищены и снова засеяны спорами лишайников. Они только через несколько лет будут пригодны для сбора урожая.

Джосс кивнул. Если так, то вряд ли Физлер что-то видел.

— А прежде вы тут работали?

— Пару лет назад.

— Как вы думаете, вы заметили бы изменения в ландшафте?





— Наверное. Тут самое паршивое — пыль. Она все время передвигает различные предметы, но вряд ли способна изменить пейзаж. По крайней мере, быстро. Порой бывают марсотрясения, но поскольку тут все, как видите, довольно плоское, то вряд ли что способно упасть. Трещины попадаются. Но больше ничего.

Джосс кивнул на стену, в направлении горы Олимп, скосив взгляд на дверь — шлюз открывался.

— Вряд ли такой ландшафт можно назвать довольно плоским — при таких-то горах!

Физлер улыбнулся ему — чуть более сердечно.

— Привыкнете через некоторое время.

Джосс покачал головой.

— К горам высотой в двенадцать километров?

Дверь открылась. На пороге стоял Эван. Он поднял забрало. Джосс посмотрел на его лицо — такого выражения он раньше не видел — и втихую расстегнул кобуру.

Эван окинул взглядом бар.

— Необходимо немедленно позвонить в полицейское управление Уэллса!

Все уставились на него.

— Мне очень жаль, — продолжил Эван, — но кто-то застрелил вашего шерифа прямо на улице.

Серый купол в конце единственной улицы Гробницы не был отмечен ни знаком СП, ни знаком Марсианского полицейского управления. Но прямо над входом серебряной краской была нарисована звезда с надписью «ШЕРИФ».

Кто-то попытался уничтожить и изображение, и слово выстрелами из сверхскорострельного крупнокалиберного автомата.

Первым порывом Джосса было повернуться к Эвану и сказать:

— Это, по-твоему, тоже шутка, да?

Но тело, лежавшее в рыжей пыли перед куполом, лишало ситуацию всякого юмора, даже скрытого.

Человека разрезало пополам, серые, белые или сочащиеся красным — кости, клочья легких, ошметки мозга — валялись повсюду. Весь купол был заляпан кровью, быстро подсыхавшей на сухом морозном воздухе, окутываясь инеем из сублимирующейся из тканей воды. Точно так же могла перерезать тело старинная цепная пила, но не настолько четко, если только это слово было здесь уместно. Верхняя часть тела лежала на улице как-то странно скрученная — хотя тут вряд ли осталась половина тела, чтобы ее скрутить. Холод и сушь превратили его в подобие незаконченного манекена, из которого торчали клочья черной и красной кожи в тех местах, куда будет прикрепляться остальное.

— Они дождались, пока он выйдет, застрелили его и ушли, — сказал Эван. — Следов попытки взлома внешней двери не видно.

— Стало быть, он их увидел, и узнал, и сам вышел к ним, — сделал вывод Джосс.

— Похоже на то. Посмотрим, трогал ли кто панель вызова… хотя вряд ли там оставили отпечатки. На таком холоду никто без перчаток не ходит — шкуру берегут. Стало быть, они вызвали его карточкой. — Эван раздраженно склонил голову набок. — Похоже, что так.

— Чьей? Почему? И кто они такие, черт побери?

— Вот, Джосс-бах, вопросы, на которые мы хотели бы найти ответ. Но это грязное дело придает совсем новый оттенок заданию, которое привело нас в эту дыру. Мы — ближайший наряд.

— Не тот случай. Мы нашли тело, но расследовать не нам. Гробница… — Он осекся, когда кто-то из толпы, последовавшей за ними из бара, протянул ему грязную скатерть, чтобы прикрыть тело шерифа. — Пусть тут и был выборный шериф, но подчинялся-то он Марсианскому полицейскому управлению Уэллса. Мы должны лишь дождаться группы по расследованию убийств. А потом заняться собственными делами. Их у нас куча.

Несколько секунд Эван Глиндауэр едва сдерживал злость от того, что придется сидеть тут и ничего не делать. Затем он пожал плечами, преодолевая эмоции.

— Ты прав. Мы и так тут слишком наследили. А для того, чтобы выполнить нашу задачу, у полиции нет оборудования.

Он проговорил все это довольно спокойно, но было видно, что ему ненавистно каждое слово. Джосс прекрасно понимал, как сейчас чувствует себя Эван. Под маской его собственного спокойствия начинал разгораться огонь ярости. В груди ныло. Но приказ есть приказ, и нужно следовать полицейской процедуре — не высокомерным парням из Солнечного патруля нарушать ее. Не будь на нем дыхательной маски, он плюнул бы от злости. Но пришлось ограничиться глубоким вздохом, от которого огонь внутри лишь разгорелся.