Страница 7 из 8
Радикальные новые отклонения совпали с «культурным поворотом» в гуманитарных и социальных науках в 1970–х гг., где внимание все больше переключалось с инструментальных аспектов потребления на его символические измерения. Новые культурологические исследования были одним из проявлений, обеспечивающих основной стимул для социологии потребления в Европе. Это оспаривало не только экономическое объяснение, но и более раннее моральное осуждение поведения потребителей. Мало того, что товары и услуги массового производства обеспечивали комфорт и развлечения, они также расширили культурный опыт для многих людей, предоставили почву для личного саморазвития и самовыражения. Таким образом, потребление стало поводом для праздника, а не смятения.
Исследования, многие из которых богаты семиотическими и эмпирическими деталями, сосредоточены на стиле и вкусе, субкультурном выражении, массовой культуре, использовании средств массовой информации и игровых аспектах жизни. Потребление все чаще рассматривается как средство, с помощью которого отдельные лица и группы выражают свою идентичность посредством символического представления во вкусе и образе жизни, причем их желания сосредоточены на символическом, а не материальном вознаграждении.
Тема статусного потребления получила свое развитие в культурно-исторических исследованиях известного американского историка Даниэла. Дж. Бурстина (1914–2004) и американского экономиста и социолога Вивианы Зелизер, посвященных изучению социальных трансформаций человеческого общества на разных этапах его развития.
В своей работе «Сообщества потребления» (1974) Д. Бурстин продемонстрировал факт приверженности людей тем или иным потребительским стандартам. Возникающие при этом «сообщества потребления», по мнению ученого, выступают в качестве нового типа социализации человека. Потребительский выбор, обусловленный статусными мотивами, начинает служить средством присоединения к определенному «сообществу потребления» и одновременно дистанцирования от других сообществ, а предметы потребления из объектов обладания превращаются в средства общения (или, наоборот, разобщения).
Потребление индивидуумов происходит в соответствии с потреблением.
Люди начинают приобретать то, что по их оценкам, покупают представителей их референтной группы. Собственная и другие социальные группы, контролируя потребительский выбор, вынуждают человека придерживаться определенного стандарта потребления. Возникающее вследствие такого социального контроля стимулирование сообщество воспринимает как социально приемлемое потребление[20].
За этой работой последовали великолепные по тщательности выполнения, насыщенности оригинальными мыслями и теоретически выверенными архивными материалами книги В. Зелизер «Мораль и рынки: развитие страхования жизни в Соединенных Штатах» (1979) и «Социальное значение денег» (1994).
В. Зелизер, изучавшая социокультурные аспекты денежных отношений в индустриальном обществе, в своих культурно-исторических исследованиях обратила внимание на тот факт, что практики статусного потребления не ограничиваются исключительно высшими классами, они широко распространены и в низших слоях общества. Она также подтвердила, что одним из основных требований к расходованию денежных средств является их осуществление в социально приемлемых формах, т. е. в соответствии с культурными практиками целевых групп и локальных сообществ.
Таким образом, стратификационная функция потребления, трансформируясь с течением времени, видоизменяется в разных сообществах в зависимости от особенностей их социокультурной среды и постоянства реализуемых потребительских практик.
Условия формирования последних обстоятельно объяснены классиком социологии французским социологом и философом Пьером Бурдье (1930–2002), который ввел в обращение концепты «габитус» и «социальное пространство». По П. Бурдье габитус порождается социальным пространством объективной социальной средой (совокупностью однородных полей), в которой осуществляются социальные отношения. В свою очередь, постоянство потребительских практик обеспечивается габитусом, «системой прочных приобретенных предрасположенностей», обусловленной устойчивыми диспозициями возникновения классифицирующих практик, их восприятия и оценивания. Эти диспозиции, являясь принципом классификации признаков и наделения их особым символическим смыслом, вынуждают человека примириться с существующими потребительскими практиками и их продуктами, порождая «вкусы», которые заставляют «желать неизбежного» и «любить то, что имеешь», превращая, тем самым, нужду в добродетель.
«Будучи внутренним опытом, через который непрерывно осуществляется закон внешней необходимости, несводимой к непосредственному конъюнктурному принуждению, габитус обеспечивает активное присутствие прошлого опыта, который, существуя в виде схем восприятия, мышления и действия, дает более убедительную гарантию тождества и постоянства практик во времени, чем все формальные правила и явным образом сформулированные нормы».
Порождаемая габитусом устойчивость предпочтений преобразует физические свойства потребительских благ в символические выражения классовых позиций, формируя различные стили жизни совокупности практик потребления и проведения досуга. Габитус тесно связан с условиями существования отдельных классов, характеризующихся разными объемами и структурой экономического и культурного капитала. Однако различия в потреблении, безусловно связанные с уровнем дохода, не являются его линейной функцией, поскольку потребление подвергается также конституирующему воздействию культурного капитала накопленному в процессе социализации практического знания, позволяющего человеку распознавать стратегии и мотивы действия других людей. С ростом экономических возможностей объемы потребления не обязательно возрастают. Напротив, в высших классах часто формируются особые вкусы и предпочтения, связанные с непринужденным самоограничением, или добровольной аскезой[21].
Таким образом, основу повседневных потребительских практик составляют устойчивые, видоизменяющиеся во времени предпочтения. Они, не являясь универсальными и различаясь между классами с разными объемами и структурой экономического и культурного капитала, формируют различные стили потребительского поведения, имеющие избирательный характер и символический смысл.
Распознавание последнего потребитель осуществляет на основании символов многозначных образов товаров, которыми они все более нагружаются с течением времени. В результате функции товаров не исчерпываются только лишь использованием их полезных потребительных свойств. Более того, в ценах товаров все менее отражаются их полезные свойства или потребительная стоимость, а также затраченные на производство стоимостные ресурсы. Товары, являясь важным средством социализации и социальной дифференциации, через систему знаков раскрывают символический образ определенных стилей потребления.
Это предполагает существование известных потребителю достаточно сложных культурных кодов ключей к расшифровке их возможных значений, которые вырабатываются данным конкретным сообществом и обусловлены всей его прошедшей историей.
Сложность и многосторонность данной темы заставляет с сугубой внимательностью отнестись к социально-философскому труду известного французского философа-постмодерниста, культуролога и социолога Жана Бодрийяра (1929–2007) «Общество потребления»[22].
В своей работе Ж. Бодрийяр называет современную эпоху эрой гиперреальности, основу которой составляет симуляция и чувство утраты реальности. В таких условиях товары все более превращаются в знаки, в систему обозначающих, а потребление в манипулирование знаками. В этом «хозяйстве знаков и пространства» неизмеримо возрастает значимость «рефлексивного накопления» информации и образов.
20
Бурстин Д. Сообщества потребления // THESIS. 1993. № 3. http://www.ecsocman.edu.ru/db/msg/90850 (Дата обращения 18.04.2019 г.).
21
Бурдье П. Структура, габитус, практика // Журнал социологии и социальной антропологии. 1998. № 2. С. 44–60.
22
Baudrillard J. The Consumer Society. Myths & Structures. L.: SAGE Publications, 1998.