Страница 16 из 24
- Вы хотите сказать, что все это из-за меня?!
Мария Петровна пожала плечами.
- Если из-за кого-то другого, то нам об этом другом ничего не известно. Только в твоем личном деле имелось письмо министра, только тебя курировал сотрудник КГБ, только на твой счет давались строгие инструкции и распоряжения.
- Какие распоряжения? - В голове у Лапина звенело, он был ошарашен услышанным.
- Постоянно наблюдать за тобой, личное дело хранить отдельно от остальных в моем сейфе и никому не показывать, если кто-то станет расспрашивать о тебе, немедленно звонить Алексею Ивановичу, он даже дал круглосуточный телефон...
В голове звенело все сильнее. Лапин стиснул виски ладонями.
- Этого не может быть! Просто не может быть? Я же всю жизнь был никем - серой лошадкой, обо мне никто и никогда не заботился, мне никогда и никто не помогал! Все, что вы рассказали, - просто сказка! И относится она к кому-то другому! Вы перепутали... Вы что-то перепутали...
Мария Петровна сняла очки и принялась кружевным платочком протирать стекла. Руки ее чуть заметно дрожали.
- Что тут путать. Тысяча девятьсот шестьдесят девятый год, пятилетний мальчик, воспитанный, с хорошими манерами, только какой-то заторможенный - может, от смены обстановки... Потом это прошло. Да, еще тебе снились странные сны, во сне ты иногда разговаривал по-английски, потом это тоже прошло. Но у тебя были явные способности к языкам...
Черт! Тонька тоже говорила, что он ночами говорит не по-русски. Особенно в первые месяцы после аварии... Йены...
- Это все, что я знаю, - подвела итог Мария Петровна. - То, что видела собственными глазами. Все остальное - догадки и предположения, твоя история давала им благодатную почву - каких только сплетен не ходило... Но потом одну нянечку пришлось уволить за длинный язык, и болтовня поутихла...
- Может, из-за родителей? - Он вскинул глаза.
- Не знаю. Никаких сведений о родителях в личном деле не было. Ни одной буквы.
- А можно мне посмотреть дело?
- Дело? - Внимательный взгляд Марии Петровны был недоверчив и печален. - Дело забрали, как только ты поступил в техникум. Разве ты этого не знаешь?
- Мария Петровна, честное слово, я ничего не знаю! - Для большей искренности он даже приложил руки к груди. - Я не знаю, за кого вы меня принимаете, я простой работяга, я всю жизнь тянул лямку, в последнее время вообще нищенствую!
- Ты не похож на нищего.
- Ах да, я сегодня уволился... Я поступаю в банк... Мне выдали аванс, нет, я получил деньги за старую работу и приоделся... И...
Он вконец запутался. Звон в голове не проходил.
- Нет, Сережа, ты очень непростой человек. Очень непростой! И я не хочу никаких неприятностей. Я не давала к ним никакого повода. Если меня использовали, как пешку в большой игре, то я не имею понятия о смысле этой игры. И не имею ни малейшего желания в нее вникать.
- Ну как вас убедить...
Машинально Лапин обшарил карманы нового костюма, нащупал и вынул свернутый отрезок экранированного кабеля, долго рассматривал и не мог понять, что это такое, потом извлек пачку денег, сверху лежали две стодолларовые бумажки, создавая впечатление, будто вся его наличность состоит из такой валюты, наконец достал потрепанную трудовую книжку и возбужденно шлепнул на стол, рядом с очками.
- Посмотрите! Обязательно посмотрите! Вы сразу поймете, что я говорю правду! Это официальный документ...
Мария Петровна усмехнулась, но все же пролистнула страницы.
- Благодарность за рационализаторское предложение, грамота за добросовестный труд, награжден знаком "Ударник коммунистического труда"... Все правильно, молодец. Но чего вы хотите от меня?
- Кто "вы"?
- Не надо ловить меня на слове, оставь эти штучки... Чего ты хочешь от меня?
- Ничего! Я просто зашел повидаться... Совершенно случайно...
- Случайно? - Директриса протянула книжку обратно. - Что мне надо сделать? Уволиться? До пенсии еще три года, но я уволюсь... Уехать из города? У меня семья, дети, внуки... Но я уеду! Или... Или этого мало? Что случилось, почему вы взялись за меня через столько лет?!
Голос у Марии Петровны дрожал, лицо покрылось красными пятнами, в глазах появились слезы. Она была явно напугана.
- Успокойтесь, Мария Петровна, прошу вас, успокойтесь... Вам ничего не угрожает, и я не представляю для вас никакой опасности... Честное слово!
Директриса зарыдала.
- Я боялась допустить ошибку тогда, целых десять лет жила в напряжении, но потом все закончилось, прошло девятнадцать лет, я уже забыла и Алексея Ивановича, и тебя, я действительно все забыла! И вдруг приезжает этот человек из Москвы со своими расспросами, через полгода появляешься ты... Это случайности?! Или вы проверяете меня, чтобы решить, что со мной делать? Но никаких новых инструкций у меня нет! Ведь это раньше я должна была сообщать о проявленном к тебе интересе! Правильно ведь? Ты ушел от нас девятнадцать лет назад, разве я все еще в ответе за тебя? Я, конечно, поняла, что это проверка, и позвонила, но никакого Алексея Ивановича там уже нет, что я должна была делать дальше? Ну что?!
Звон в голове прошел, осталось только немое дрожание, как в колоколе, когда язык уже остановлен.
- Давно у вас эта ручка?
- Что?!
- Ах да... - Лапин потер виски. - Меня никто не мог искать! - твердо сказал он. - И из Москвы никто приезжать не мог!
Директриса вытерла тем же платочком глаза, сдавила пальцами переносицу, останавливая слезы. Потом тяжело поднялась, отперла сейф, почти сразу отыскала то, что хотела, и протянула Лапину твердый глянцевый прямоугольник визитной карточки.
"Бачурин Евгений Петрович", - прочел он ничего не говорящую ему фамилию. Ни должности, ни учреждения, только пять номеров телефона, возле каждого в скобочках дополнение: "служ.", "дом.", "деж.", "моб.", "факс".
- Как видишь, это мне не приснилось, - сухо проговорила женщина. - Он сказал позвонить, если мне станет что-нибудь о тебе известно. Теперь ты пришел, и вы пронаблюдаете - позвоню я или нет. Так? И что потом? Как я должна поступать?
Новый, сегодняшний, Лапин сунул карточку в карман.
- Можете жить спокойно. Вас никто не испытывает. Я сам позвоню и узнаю, что он хочет. Кстати, у вас далеко телефон Алексея Ивановича?