Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 22



Книга Приска не только описывает перепитии поездки ко двору гуннского предводителя, нравы и обычаи гуннов, дает взвешенную объективную характеристику их правителя, но также профессионально анализирует значение «гуннского фактора» в международной политике Европы того времени. В 40-е гг. V в. гунны Аттилы были столь могущественны, что все соседние государства искали союза с ними или, по крайней мере, стремились поддерживать добрососедские отношения. Восточная Римская империя не была исключением – окруженная со всех сторон врагами, она была вынуждена искать контактов с королем гуннов.

Попутно Приск излагает также важные сведения об организации византийской дипломатической службы V в., правилах организации дипломатических миссий, обязанностях и правах послов. Дипломаты обязаны были передавать императорские послания, письменные или устные, сугубо лично правителю страны, в которую они были отправлены.

Лишь прибыв к правителю страны лично, посол должен был передать ему письма и устные сообщения от императора. Так и сделал возглавлявший византийское посольство к Аттиле Максимин: «Мы, – пишет Приск Панийский, – вошли в его шатер, охраняемый многочисленною толпою варваров. Аттила сидел на деревянной скамье. Мы стали несколько поодаль от его седалища, а Максимин, подошел к варвару, приветствовал его. Он вручил ему царские грамоты и сказал, что царь желает здоровья ему и всем его домашним. Аттила отвечал: “Пусть с римлянами будет то, чего они мне желают”».

Обязанности и права послов четко регламентировались, и они всегда должны были четко выполнять волю императора.

Перед тем как отправиться в страну своего назначения, посол должен был пройти специальную подготовку и ознакомиться со всей информацией, накопленной об этой стране в Византии. Ему следовало также пройти испытание, касавшееся общего знания традиций и обычаев народов, к которым он отправлялся, а также понимания цели миссии. Константин VII Багрянородный отмечал в правилах отправления посольств: «До отправления своего посланник подвергается испытанию. Ему предлагают главные предметы посольства и спрашивают его, как бы он вел такое-то и иное направление». В другом месте анонимного военного трактата VI в. автор, говоря о разведчиках-катаскопах, отмечает, что они должны «обладать природным мужеством, хорошо разбираться в обычаях врагов, к которым они посланы, в совершенстве владеть их языком, кроме того, знать местности, по которым им предстоит пройти».

Что касается знания языков, то отношение к этому в византийской дипломатической службе было двойственным. Ромеи традиционно игнорировали изучение языков чужеземцев: считая себя богоизбранным народом, они пренебрежительно относились ко всем, кто не делил с ними плодов цивилизации. Они полагали (возможно, некоторое время в какой-то мере вполне справедливо), что знания греческого языка и латыни (последней – в особенности в первые три столетия существования империи, но она не была забыта и позже) вполне достаточно, и это иностранцы должны стремиться выучить язык империи. Такой языковой империализм вообще характерен для народов – носителей имперской идеи в той или иной ее форме. Достаточно вспомнить роль английского в пределах Британской колониальной империи, а со временем и всего мира, поскольку над английскими владениями никогда не заходило солнце; или русского в границах бывшей Российской империи, СССР или нынешнего постсоветского пространства.

Впрочем, как уже говорилось, пренебрежительное отношение к языкам чужеземцев в целом не мешало профессиональным дипломатам и миссионерам изучать варварские наречия. В ранневизантийский период слова «дипломат» и «переводчик» были синонимами. Показателен в этом отношении пример знаменитого творца славянской азбуки Кирилла-Константина, который, согласно житию, находясь в Херсоне, нашел там «Евангелие и Псалтирь, написанные русскими письменами, и человека нашел, говорящего на том языке, и беседовал с ним, и понял смысл этой речи, и, сравнив ее со своим языком, различил буквы гласные и согласные, и, творя молитву Богу, вскоре начал читать и излагать (их), и многие удивлялись ему, хваля Бога».



Важным аспектом было соблюдение авторитета посла как представителя императора. Например, когда гунны собирались по варварскому обычаю вести переговоры сидя верхом на лошадях, византийские дипломаты согласились на это, но также были вынуждены остаться в седлах, чтобы не унизить собственное достоинство и через это престиж империи, спешившись перед конными варварами.

Одновременно не должно было быть унижено и чувство собственного достоинства принимающей стороны. В «Византийском Анониме VI века» советовали: «Находясь в присутствии тех, к кому они направлены, послы должны проявлять себя обходительными, великодушными и уступчивыми, насколько это возможно, воздавая похвалу обеим сторонам – и нашей стране, и вражеской, но никогда не проявлять пренебрежения к противоположной стороне». Подробно описывает обязанности послов в «Правилах, как принимать чужих посланников и как отправлять посольства» император Константин VII Багрянородный. «Что касается до посланников, отправляемых от нас к другим, – пишет василевс, – то они должны быть известны своим благочестием, свободны от обвинения в преступлении и от публичного осуждения; разумны от природы, преданны государству, так чтобы были готовы жертвовать для него собою… Посланник, приехавший к лицу, к котому он отправлен, должен являться как можно более приятным, великодушным, благотворительным, хвалить как свое, так и чужое, и не унижать чужое. Ему должно вести дела благоразумно; следить за обстоятельствами, а не исполнять, непременно, что ему приказали, если только не было приказа исполнить это во что бы то ни стало».

Даже когда посланником империи выступал представитель духовенства, то и тогда, чтобы не уронить престиж империи, он должен был одеваться как приличествует императорскому послу, а не монаху. Необходимостью блюсти имидж империи объяснялось и правило градации по рангам послов, отправляемых к разным народам. Степень знатности посла, его чин в правительстве и сан, богатство и положение в обществе строго ранжировались в соответствии с важностью и престижем страны, в которую отправлялась миссия, в имперской политике. В независимые страны отсылали носителя одного из высших титулов – патрикия, стратига, сакеллария, примикирия, протоспафария. К полузависимым и зависимым правителям отправляли силенциариев, скривонов, страторов, вестиариев или спафариев.

При этом, независимо от ранга посла, личности всех участников дипломатической миссии считались неприкосновенными. Тут стоит вспомнить историю посольства к Аттиле. При том, что официальной целью византийского посольства было заключение договора о мире и дружбе между гуннами и империей, его тайная задача состояла в организации убийства Аттилы. Вождю гуннов удалось раскрыть замысел коварных византийцев, но, даже узнав об этом, он не решился казнить подосланного убийцу, опасаясь нарушить права посольства.

Когда Турксанф, вождь алтайских турок, грозился убить византийских послов, обвиняя их во лжи, возглавлявший посольство Валентин обратился к нему с речью, подчеркивающей неприкосновенность послов: «Мы умоляем тебя <…> смягчить свой гнев, умерить кротостью свою ярость и повиноваться общепринятому правилу о посланниках; ибо мы, посланники, – делатели мира; мы исполнители дел священных».

Наконец, важнейшую роль в византийской дипломатии играло подношение даров. Все тот же Приск Панийский подробно описывает богатые дары, поднесенные Аттиле и его приближенным: 6 тысяч литр (без малого две тонны!) золота самому вождю гуннов, шелковые одежды и драгоценные камни его приближенным, серебряные чаши, красные кожи, индийский перец, финики и сладости вдове Бледы за гостеприимство. Что касается цели подношения подарков, то в другом месте дипломат отмечает: «В акацирском народе было много князей и родоначальников, которым царь Феодосий посылал дары для того, чтоб они, быв между собою в согласии, отказывались от союза с Аттилою, и держались союза с римлянами».