Страница 4 из 20
Офицер покосился на свои многочисленные повязки с проступающими пятнами крови. Правая штанина была разрезана почти до пояса. Бронежилета и куртки не было. Вероятно, сняли разведчики. Вся правая нога и правая рука были замотаны бинтами почти полностью. Живот и пах были тоже перевязаны. Особо обильно кровоточили ступня, голень, бедро и бок. На голове тоже была повязка с проступающим свежим пятном крови.
– Рыжего позовите, – пошевелился командир и, застонав от боли, потерял сознание.
После артналета обстрел разведгруппы душманами прекратился. Вероятно, враги затаились или ушли, так как поразить подготовленный укрепрайон и тем более огневые точки, укрытые в горах без точной пристрелки на огромной площади нереально.
Командир разведгруппы очнулся в следующий раз, когда его разведчики несли на носилках к дороге. Там в колонне боевых машин, прибывшей из полка, находилась санитарная летучка. Солнце уже склонилось над горизонтом. Скосив глаза, раненый увидел танк с тралом, прокладывающий безопасный путь к машинам разведвзвода. По-видимому, подбитый БТР собирались эвакуировать, а второй самостоятельно не мог выбраться из низины, куда залетел в пылу боя.
Три «Гвоздики»33 обстреливали склоны ближайших гор. Туда же строчили из КПВТ прибывшие БТРы. В горы углубляться советские подразделения не собирались, так как приближалась ночь. Направлять пехоту в неизвестную неразведанную местность рискованно и к тому же опасались заминированных подходов к укрепрайону душманов. Скорее всего этот район теперь будут обстреливать «Гиацинтами»34, батарея которых располагалась рядом с расположением и под прикрытием полка. Возможно, уже завтра вызовут и обработают склоны гор «вертушками»35, а потом направят в этот район части афганской армии под прикрытием нашей артиллерии и авиации. Мотострелковые подразделения Советской Армии в горы не пошлют. Перед выводом войск требовали беречь своих и за потери спрашивали очень строго. Это не исключало наградного дождя, который просыплется на офицеров штаба полка и батальона за этот бой. Обязательно впоследствии наградят погибшего и раненых.
О других фактических участниках боя снисходительно «забудут» из-за отсутствия командира и некому будет ходатайствовать, пробивать и писать наградные на отличившихся в бою разведчиков.
Произойдет так, как всегда в армии – будут искать виновных, назначат и накажут невиновных, упрекнут участвующих и наградят непричастных.
Глава 1. Госпитали. 1988-1989.
Размышления.
Госпитали. Сосредоточение боли, надежд, разочарований, утрат, веры и проверки каждого на прочность. Для многих – поворотный момент, разделивший жизнь на «до» и «после». Некоторые по молодости или наивных надежд еще не понимали, что прежняя жизнь для них закончилась навсегда. Безногий инвалид или спинальник с отнявшимися ногами будет с тоской вспоминать госпитальные палаты, где он находил помощь, понимание окружающих и заботу. Выйдя за стены госпиталя, молодой человек быстро поймет, что прежнего круга друзей, детских забав и подростковых забот, привычного образа жизни он лишился навсегда. Двадцатилетний парень, ничего не видевший в жизни кроме своего двора, города, в котором родился и вырос и знойных песков или гор Афганистана останется нужным только родным. Привычным окружением инвалида станут стены квартиры, а окном в мир – телевизор. Выход на улицу станет неразрешимой проблемой и даже полученная инвалидная коляска проблемы с подвижностью не решит. Те же лестницы, ступени крыльца, бордюрный камень и многое другое останутся непреодолимыми препятствиями. И никаких перспектив в будущем....
Не удивительно, что многие «афганцы» от тоски и безысходности спиваются, подсаживаются на наркоту или кончают с собой.
А за стенами квартиры бурлит жизнь, кипят страсти. Наверху борются за власть и пути дальнейшего развития страны. Открываются кооперативы, создаются совместные с зарубежными предприятия. Идет первичное накопление капитала внизу, дележ государственной казны и партийной кассы наверху.
Мне пока ничего другого не остается, как вспоминать прежнюю жизнь, слушать соседей по палате, читать книги, свежую прессу, слушать радио и думать, думать …, а размышляя – анализировать.
Смотрю с тоской на своих очередных соседей по палате и пытаюсь представить их (и свою заодно) будущую жизнь.
– Воронов на процедуры, – прервала мои размышления медсестра, распахивая двойные створки дверей и закатывая в палату кресло-каталку.
«Опять эти мучения!» – мелькнула мысль, но сдерживая мат и стоны с помощью девушки пересаживаюсь в мое новое средство передвижения. Что-то недостаточно быстро заживают мои раны, полученные в последнем бою у источника Рег. Каждое движение, причиняет боли в животе и других местах, поэтому большую часть времени стараюсь не шевелиться и лежать на спине, однако жизнедеятельность не дает покоя и приходится садиться, чтобы принимать пищу, подниматься, чтобы пересесть в кресло для регулярных медицинских процедур или посещения туалета. Хотя ради последнего готов терпеть боль, чтобы не чувствовать унижения, когда молодая девчонка или грубые руки соседа подсовывают и убирают из-под израненного тела больничную “утку”.
В первые недели после ранений, когда операции шли одна за другой обезболивающих не жалели. Потом из-за опасений сделать из меня наркомана и привыкания, наркотики стали ограничивать или заменять менее сильными лекарствами. Порой от сильной не проходящей и изматывающей боли хотелось выть. Даже появлялась малодушная мысль покончить со своими мучениями разом и навсегда, и только характер, природное упрямство, жажда жизни или нежелание огорчать близких (маму и жену) не позволили решиться на крайний шаг.
Вернувшись в палату, уже не ложусь, чтобы вновь лишний раз не терпеть боль при укладывании или подъеме, так как скоро обед. Оглядываю четырехместную офицерскую палату Военно-медицинской академии – очередного места моего лечения. До этого были полковой медпункт, медсанбат дивизии в Шинданде и армейский госпиталь в Кабуле. Все эти медицинские учреждения помню смутно из-за изматывающей невыносимой боли или забытья от обезболивающих. Более или менее соображать начал только в окружном госпитале в Ташкенте и в столичном в Москве. Потом, после многочисленных операций по неизвестным для меня соображениям медиков оказался в Ленинграде. Как меня заверили – здесь опытный медицинский персонал и на ноги поставят быстро.
«Какие на хрен ноги?» – мысленно возмущаюсь. После неоднократного хирургического вмешательства из оговорок врачей понял, что стоял вопрос об ампутации моей развороченной ступни. Это было еще в Московском госпитале. После моего перевода в ВМА попросил хирурга спасти ступню. Молодой мужчина со злыми глазами сердито оборвал меня:
– Благодари своего бога, что остальные части тела на месте. У других и этого нет! Как решу, так и будет.
Понимаю, что профессиональная черствость медику необходима, и ему некогда вникать в душевные переживания каждого больного или раненого. Но это моя нога! Как мне дальше жить и служить с протезом? Хотя со службой, похоже, закончено. Пятку все же отрезали. Что-то там было слишком сильно повреждено.
Среди соседей по палате велись всякие разговоры о дальнейшей службе. Передавали слухи, что после ампутации конечностей или других тяжелых ранений после обращения к Министру Обороны некоторых офицеров оставляли на службе в Вооруженных Силах в штабах или в военкоматах. Допускаю, что чудеса случаются, если за чудом стоит влиятельный покровитель или покалеченный представлен к высокой награде – Звезде Героя или ордену Ленина. Во втором случае подобное хорошо работает на репутацию Министерства Обороны и государства в целом, а куда девать тысячи покалеченных в неофициальной войне? Эту непопулярную в народе войну до сих пор стыдливо называют – оказание интернациональной помощи дружественному народу Афганистана.
33
Самоходная артиллерийская установка. Калибр 122 мм.
34
Крупнокалиберная дальнобойная пушка. Калибр 152 мм.
35
Вертолеты.