Страница 12 из 15
На конвентах в США я подписывал одно британское издание за другим. Вам не кажется, что это странно? Редактор пытался мне помочь, но без поддержки это было нелегко.
А потом американский агент попросил меня подождать. Сказал, что всё меняется. И действительно, в «Харпер Коллинз» были большие перестановки, и наконец-то у меня появился издатель, который воскликнул: «Этот мужик продает газиллионы книг, но почему-то не у нас! Надо что-то делать».
Они нашли журналиста, который умел писать мою фамилию. Это уже было неплохо. В двухтысячном году мне даже устроили тур.
В девяносто шестом году один тур уже был, совершенно жуткий. Бо́льшую часть времени я мотался между аэропортами и питался только жирными шариками и солеными палочками, которые подают в самолетах. Всё остальное тоже было ужасно. Я больше так не хотел и, когда меня пригласили, отправил им длиннейший список требований вроде: «Я не собираюсь посещать радиопередачи под названием “Доброе утро, городгдеяникогданебылиоткудауедучерездвачаса”, «Я не согласен на перелеты, из-за которых буду попадать в отель после семи вечера…»
Да-да, приезжать в отель к полуночи очень неприятно. Кажется, это Рокки Фриско спас меня в Мэдисоне, штат Висконсин, потому что в отеле еды уже не подавали, а у него осталась холодная пицца. Настоящий разгул, а? Приезжаешь в полночь, жуешь холодную пиццу, встаешь в полседьмого и едешь на передачу «Доброе утро, городследянойпиццей»…
Короче, они на всё согласились. Я был в шоке. В двухтысячном году на самую маленькую автограф-сессию пришло больше народу, чем на самую большую в девяносто шестом. Пару лет назад был еще один тур, тоже довольно масштабный – пожалуй, даже покрупнее, чем в Англии. Кажется, я все-таки начал продаваться в Штатах. Как знать, может быть, через пару лет я добьюсь того, что можно было бы устроить уже году в девяносто шестом.
Я до сих пор чувствую себя мошенником. Я же всё это делаю для развлечения. У меня не было никаких планов. Первые несколько книг я написал для развлечения. И следующие тоже. Мне просто хотелось это делать. Это что-то мне давало.
Я сам был участником фэндома и ездил на конвенты года, может быть, три. Пару конвентов я видел в начале шестидесятых. И на «Ворлдкон» тоже ездил. Нашел работу. Стал встречаться с девушками. И тут меня закрутило что-то, что принято называть «реальной жизнью». Ну, когда работаешь в газете, особо реальной она не кажется.
В семьдесят третьем году конвент проходил рядом с моим домом, и я решил поехать. Прошло лет восемь с моего последнего конвента. Я приехал и не узнал ни одного человека. Этого я не перенес. Иногда я думаю, что бы случилось, если бы я вернулся в фэндом еще тогда. Хочу вам напомнить, что Салман Рушди занял второе место на конкурсе научной фантастики, который проводило издательство «Голланц» в конце семидесятых. Представьте, что было бы, если бы он победил. Аятоллы с Марса! Никаких проблем с «Сатанинскими стихами» бы не было – ведь их сочли бы научной фантастикой, а на нее всем плевать. Он бы ездил на конвенты. Стоял бы сейчас на моем месте. Ах, эти повороты истории…
Откуда берутся идеи? Я не знаю. Но читая научную фантастику, я понял, что могу читать и что-то другое. Я полюбил историю, чего от меня напрасно добивалась школа. Я сейчас переписываюсь со своим старым учителем истории, и мы отлично общаемся. Но на его уроках я не узнал ничего по-настоящему интересного. Ну, например, чуть ли не весь восемнадцатый век можно было брать с пабов деньги за вывоз мочи, а потом еще с дубильщиков за ее ввоз. Это очень интересный факт, а в четырнадцать лет еще и смешной.
Я должен признаться, что сейчас места на полках у меня больше, чем книг [раздаются крики]. Конечно, я не учитываю книги на чердаке, книги под кроватью в гостевой спальне, завернутые в бумаги книги в гараже. Это книги, которые, ну, просто есть. Ну как Стоунхендж. Ими никто никогда не будет пользоваться, но и избавиться от них нельзя. Да, у меня есть в доме пустые полки. Не меньше восьми футов пустых полок в новой библиотеке. Хотя нет. На прошлой неделе мы ходили к букинисту, я потратил там несколько сотен, и пустых полок осталось фута четыре.
Я заработал на писательстве кучу денег. Правда кучу. Но я горизонтально богат, если можно так выразиться. Я советую всем вести себя так же. Если вы вертикально богаты, то начинаете думать: «У меня много денег. Значит, мне нужно делать то, что делают все богатые». А что они делают? Они находят на карте Гштад и едут туда кататься на лыжах. Покупают яхту. Ездят на пляжи за полмира. Пожалуйста, никогда не покупайте яхту. Владеть яхтой – это примерно как бесконечно рвать сотенные бумажки, стоя под холодным душем. Гвоздь, самый обычный гвоздь, начинает стоить в пять раз дороже, если это морской гвоздь. Мой ассистент уговаривает меня купить легкомоторный самолет, чтобы он мог на нем летать. Но он учился водить истребитель, так что эта идея мне не нравится.
Горизонтально богатые люди не позволяют выросшим доходам диктовать свои вкусы. Вы любите книги и у вас появились деньги? Ну так купите еще книг! Поставьте новые хорошие шкафы взамен прогнувшихся полок. Или пристройте к кабинету библиотеку, как сделал я. И, конечно, покупайте то, что пригодится для лучших в мире поисков – для исследования вслепую, которое проводится без определенной цели, просто потому что это весело.
Давайте я расскажу вам, например, историю тарлатана, которую выкопал в газетах восемьсот пятидесятых годов. Тарлатан – это искусственный шелк, который делали, кажется, в нижней Саксонии. Какой-то минерал смешивали с клейстером, втирали в ткань и полировали. В результате получалось нечто, слегка напоминающее шелк, красивого зеленого цвета. Одна юная леди отправилась на лондонский бал для офицеров, уезжающих в Крым. Бал проходил знойным летним вечером. На ней было платье из тарлатана и туфельки из тарлатана. И еще сумочка из него же. Она протанцевала всю ночь в закрытом и довольно сыром бальном зале. Зеленые крошки падали с ее платья, когда она переходила от одного партнера к другому, и разлетались по залу. Вернувшись домой, она почувствовала себя дурно. А потом ей стало очень плохо. Через пару дней мучительной агонии она скончалась от острого отравления мышьяком. А всё потому, что при изготовлении тарлатана используется арсенат меди, то есть соль мышьяковой кислоты. Это ужасно. Это трагично. Но я писатель. Я вижу людей в вихре танца, прекрасную девушку, убийственный зеленый порошок в воздухе. И это чудесно! Извините. Короче, вы поняли.
Я читал старую книгу об алхимии. Там говорилось об австрийском алхимике, которого помиловал не помню какой император. Он предстал перед императорским судом по обвинению в мошенничестве – алхимик утверждал, что умеет делать золото. Но увидев императора, он сразу распознал симптомы отравления мышьяком и предложил вылечить его в обмен на свободу.
Он попробовал всё. Хлеб, мясо, воду. Императору становилось только хуже. Тогда алхимик взвесил одну из свечей, которые использовались в королевской спальне. Потом пошел на рынок, купил свечу того же размера и взвесил ее. Королевская свеча оказалась на целый фунт тяжелее, потому что фитиль был пропитан мышьяком. Очаровательно, правда? У меня есть несколько разных мышьяковых руд, и вообще это мой любимый яд. Ну так вот. Каждый вечер, когда в спальне зажигали свет, императора медленно травили. Я включил этот сюжет в «Ноги из глины».
Откуда я беру идеи? Да я их краду. Краду у реальности. Чаще всего она превосходит фантазию.
Хотел бы я рассказать, сколько еще бывало подобных случаев. В «Маленьком свободном народце» в деревне бытует традиция хоронить пастуха, приколов к савану клок овечьей шерсти, чтобы если умершему встретится какой-нибудь бог, то сразу понял бы, что перед ним пастух, который всю жизнь возился с ягнятами и не успевал в церковь зайти. Ведь у хорошего пастуха овцы всегда на первом месте. Я этого не придумывал. Так поступают в деревне в двух милях от моего дома. Больше всего мне нравится их договоренность с богом. Американцы иногда удивляются, почему ирландцы зовут себя лоялистами и при этом выступают против короны. Но лояльность переменчива. Она не означает слепой верности. Ты лоялен кому-то, пока он лоялен тебе. Пока ты ведешь себя, как положено королю, можешь быть нашим королем. Мне кажется, что скромные деревенские жители, прикалывая клочок шерсти к савану, говорят: «Если Ты такой Бог, как мы о Тебе думаем, Ты всё поймешь. А если не такой, то и катись». Плоский мир многим обязан таким странным суевериям.