Осколками снов

Санни выходит из комнаты, когда время уже давно переваливает за полдень. В поместье по-прежнему удушающая тишина, а в ушах у Санни беспорядочный звон-грохот, прочно переплетенный со стуком ее собственного сердца. Чарльз обнаруживается на кухне, сонный и потерянный, он роется в холодильнике и выбрасывает часть продуктов прямо на пол.

- Вообще-то для испорченной еды есть мусорка, – ехидно тянет Санни, складывая руки на груди.

Чарльз отрывается от безусловно увлекательного занятия, захлопывает холодильник и оглядывает рассыпанную по полу гору продуктов. Санни закатывает глаза, проводит ладонью по его волосам и обнимает за плечи. Чарльз обхватывает ее руки и фыркает, когда Санни целует его в висок.

- Так что там Хэнк для тебя изобретает? – спрашивает Санни.

Чарльз усмехается, выворачивается из кольца ее рук и достает из шкафчика мусорное ведро. Он смотрит на Санни подозрительно, словно точно уверен, что ей не понравятся его слова, выдыхает и прикрывает глаза.

- Сыворотку, которая заблокирует мою мутацию.

- О, – только и отвечает Санни.

Она прижимает палец к губам и замолкает, качая головой. Чарльз смотрит на нее исподлобья и коротко смеется, принимаясь собирать выброшенные на пол продукты в ведро. Воцарившееся молчание прерывает только шелест упаковок и скрип колес по паркету, а еще неровное дыхание и почти ощутимый звук чужих мыслей. Санни моргает, вырывает из рук Чарльза ведро и ставит его на пол с громким стуком, но продолжает молчать.

- Я думал, ты выразишь недовольство как-то иначе, – усмехается Чарльз, потирая переносицу.

- Ну, я против, – Санни сгребает оставшуюся на полу еду в кучу и разом запихивает ее в ведро, – но ты же не будешь меня слушать.

Чарльз коротко кивает, тянет Санни за руку и принимается вытирать ее испачканные какой-то гадостью ладони полотенцем. Санни громко фыркает, но руки не вырывает, пинает ведро ногой и хихикает, когда оно шлепается о дверцу шкафчика.

- Скажи, если Хэнк придумает что-нибудь такое и для меня, – фыркает Санни, и обсуждение на этом заканчивается.

====== Белый ======

Санни роет землю пальцами, выцарапывает попадающиеся под руку камни, отбрасывает в сторону пучки покрытой земляными ошметками травы. Руки ее по локоть в грязи, а она все роет и роет, не подпускает к себе никого, пачкается с ног до головы и выдыхает только тогда, когда яма кажется ей достаточно глубокой.

Санни стягивает с шеи мерцающие сизыми вспышками шарики, баюкает их в ладонях и прижимает к губам. Сферы греют озябшие пальцы, пускают по телу волну жаркой дрожи, и Санни громко всхлипывает. Она качает головой и что-то бормочет себе под нос, устремляет взор на скрытое шелестящими кронами солнце и наконец опускает сферы в могилу.

Эрик стоит за ее спиной, напряженный и безмолвный, он пристально следит за каждым действием Санни и едва ощутимо касается пальцами ее спины. Его губы открываются и смыкаются снова, но ни один звук не нарушает густую тишину. Санни знает, что он читает молитву на польском, вслушивается в свистящие выдохи и отнимает пальцы от гладкой поверхности.

Засыпать могилу землей оказывается гораздо сложнее. Санни глотает слезы, зарывается пальцами в чуть влажную почву, сгребает ее ладонями и замирает в паре миллиметров от кажущейся теперь недостаточно глубокой ямы. Горячие ладони касаются ее собственных, и Санни вздрагивает, ощущая дыхание Эрика на затылке. Он ведет ее руки, осторожно сгребает землю в могилу, переплетает пальцы и складывает ладони в молитвенном жесте.

- Spoczywajcie w pokoju, moje dzieci, – говорит Эрик, и Санни повторяет за ним эхом:

- Спите спокойно.

Он все еще не отпускает ее руки, ведет ладонями, и из земли вырываются отброшенные Санни и другие близлежащие камни. Они соединяются, сливаются со скрежещущим грохотом, формируют пестрящую разноцветными мерцающими вставками серую могильную плиту и посыпают свежезарытую яму хрустящей крошкой. Плита опускается резко, вкапывается в землю, зарывается на добрую половину, и снова слышится бьющий по ушам скрежет. Два имени сами собой появляются на плите, и Санни вздрагивает, когда Эрик убирает руки с ее ладоней.

- Почему эти?.. – вздох сам собой срывается с ее губы, и Санни замирает, почти не узнавая звучание собственного голоса.

- Ты дала им эти имена, – выдыхает Эрик ей в волосы.

Санни кивает, безропотно соглашаясь с его словами, откидывается спиной ему на грудь и замирает, отсчитывая неровное биение сердца. Ее собственное бьется точно также, прерывисто и часто, и Санни чувствует, будто готова положить и его в вырытую собственными руками могилу.

Санни снятся кошмары. Даже не так, ей снится потерянное, разбитое на миллиарды крохотных кусочков прошлое, и она никак не может вырваться из этого омута. Санни, честно говоря, не хочет, несмотря даже на то, что дыхание перехватывает напрочь, а сердце разрывается, будто боевая граната. Санни видит саму себя, собственных, пусть и не родных по крови детей и падает в омут с головой. Санни остается внутри наутро, когда поднимается с постели, и не видит перед собой ничего, кроме хрустальных иллюзий.

Эрик пытается вытянуть ее из этого затягивающего болота, даже подряжает Питера следить за Санни, но Максимоффу, кажется, все еще неловко, несмотря на признание или благодаря ему. Он послушно крутится вокруг, пытается отвлечь Санни разговорами, но удирает, стоит на ее лице появиться хоть намеку на недовольство.

Санни не ругается ни с кем (хотя, признаться, иногда очень хочется), она просто молчит, односложно отвечает на вопросы и видит перед собой совсем не то, что все остальные. У Санни на веках выжжены имена детей, потерянное будущее и бог знает, что еще. У нее звенящая пустота в голове, пустота в груди и дрожь в пальцах, потому что теперь, когда все закончилось, Санни не может вылезти из того момента, когда все рухнуло к черту.

Санни бездумно смотрит на расстилающуюся за окном темноту подступающей ночи, сжимает в озябших пальцах давно опустевшую кружку и не двигается уже больше часа. Она стоит на одном месте, точно статуя самой себе, разглядывает бушующую внутри нее тьму. Санни не думает ни о чем, взгляд ее намертво прикован к виднеющейся между деревьев надгробной плите и свежей, еще не стоптанной земле.

Эрик аккуратно забирает из ее рук кружку, гремит чем-то и тихо ругается себе под нос. Санни вздрагивает, когда пальцев касаются обжигающе горячие керамические стенки, переводит на него взгляд и смаргивает застившую взор пелену. Эрик качает головой, целует Санни в висок, набрасывает на ее плечи кофту и так и остается рядом. И только это позволяет ей не провалиться в бездну окончательно.

Молоко с медом кажется слишком сладким, и Санни фыркает, откидываясь назад. Эрик аккуратно придерживает ее за пояс, тихо дышит в затылок и ловит редкие смешки.

- Не вкусно? – спрашивает он, когда Санни делает глоток и снова фыркает.

- Вкусно, – говорит она, облизывая губы, – спасибо.

Она благодарит совсем не за молоко (хотя и за него тоже), и Эрик это прекрасно понимает. Он молча кивает, целует Санни куда-то в волосы, разворачивает ее голову к себе, слизывает застывшую на губах капельку и скептически хмыкает.

- У тебя выходит вкуснее, – Санни закатывает глаза на его слова, и Эрик поджимает губы, – честное слово.

- Когда мне в детстве снились кошмары, Чарльз делал мне молоко с медом, – Санни греет пальцы о кружку и наслаждается сопением в волосы и теплыми объятиями, – у него тоже получалось слишком сладко, но так мне нравилось даже больше.

Эрик тихо хохочет, целует Санни в щеку, и она тоже хихикает, позволяя ему сделать еще глоток. Пустота отступает всего на мгновение, так что Санни может сделать единственный глубокий вдох, прежде чем продолжит падать.

Санни вырывается из очередного сводящего с ума сна из-за резкого рывка. Кто-то трясет ее за плечи; глаза не открываются, и Санни даже наяву продолжает видеть дурманящий сон. Тот, где все до ужаса хорошо, где нет никаких мутантов. Сон, где нет ничего, кроме удушающего счастья и рушащейся под ногами земли.