Осколками снов

- Надо перевязать, – Чарльз говорит смазанно, глотает звуки, а Санни чувствует, как трясутся его холодные пальцы, – тебя надо перевязать.

Смешок вырывается из горла с надрывным хрипом, Санни заходится кашлем и прижимает ладонь к животу. Пальцы окрашиваются красным, одежда пропитывается кровью стремительно, левая рука висит онемевшей плетью. С кончиков пальцев капают в траву отвратительно алые капли, впитываются в землю, и Санни провожает их подернутым пеленой взглядом и старается отстраниться от разрывающих плоть ощущений.

У Чарльза ощутимо трясутся руки, он отрывает кусок от собственной рубашки и неловко перетягивает плечо, а затем живот Санни. Перед глазами у нее все еще все подернуто мерцающей дымкой, звуки пробиваются словно сквозь толщу воды, дышать тяжело, точно неподъемная плита давит на грудь, а коленки предательски подкашиваются. Чарльз сажает Санни себе на колени, прижимает ее голову к груди и говорит что-то неразборчивое, но наверняка ободряющее. Санни усмехается, хватается за его руки и прикрывает глаза всего на мгновение.

Все происходит стремительно, но тянется долго, будто в замедленной съемке. Где-то на краю сознания мелькают Хэнк и Логан, Рейвен исчезает в толпе и сливается с эвакуирующимися членами правительства, а на небо постепенно наползает раскуроченный, вырванный из земли с корнем стадион. Санни задирает голову вверх, моргает часто и пытается поймать хоть что-нибудь. Видения разбегаются, точно тараканы, зрение смазывается и мутнеет, и застывшая в горле тошнота поднимается резкой волной. Санни трясет головой, смотрит Чарльзу в глаза и пытается что-то сказать.

Она успевает почувствовать его холодные ладони на плечах, прежде чем падает на землю и катится в сторону. Сам Чарльз отталкивается руками, выбирается из кресла и тоже откатывается. Следом сверху падают арматура и куски бетона, накрывают их обоих клубами пыли и погружают в сизую пучину небытия.

Когда Санни приходит в себя, пыль уже рассеивается, так что она может видеть приземлившегося в центре двора Эрика, направляющего Стражей на обратившегося Зверем Хэнка, и Логана, отбрасывающего прочь обломки. Санни кашляет и пытается встать, но перед глазами мутнеет, и она падает на колени. Левая рука совсем не слушается, дышать тяжело от сдавливающей грудь боли и забивающегося в легкие песка. Ее видения, кажется, сходят с ума и проносятся перед глазами ускоренной в несколько сотен раз кинолентой, так что ко всему прочему добавляется стоящая комом в горле тошнота и нарастающая, сдавливающая виски мигрень.

Санни ругается себе под нос, только чтобы не потерять сознание, поднимает на ноги и, пошатываясь, шагает вперед. Эрик маячит перед глазами красным пятном, точно сгусток крови и гнева, и Санни цепляется за этот образ воспаленным разумом.

- Хватит. Прекрати, – слова вырываются едва слышным хрипом, Санни набирает полную грудь воздуха и едва не падает, – Эрик!

Каждый шаг, каждое слово отдается разрывающей внутренности болью, но Санни до чертиков упряма и также напугана, так что остановиться уже не может. Эрик переводит на нее затуманенный гневом и отчаяньем взгляд, оглядывает с ног до головы, точно впервые видит, и отворачивается, поджимая губы. Санни хватается за его плащ как за спасительную соломинку, тянет на себя и на мгновение погружается во тьму.

Бронированный куб бункера вырывается из-под земли подобно гейзеру и застывает перед полуразрушенным Белым Домом испуганным зверьком. Эрик оглядывается на вцепившуюся в него Санни, ведет подбородком и заставляет толстую металлическую дверь отлететь в сторону подобно тонкой занавеске. Сгрудившиеся в бункере члены правительства смотрят настороженно и не шевелятся, где-то на краю сознания Санни видит, как один из Стражей мчится на них, и как Эрик уничтожает его взмахом руки. Леншерр что-то говорит, вещает на обернувшиеся к нему камеры, а Санни слышит только звон в ушах и не сводит взгляд с принявшей облик президента Никсона Рейвен. Вот он шагает вперед с зажатым в руке пистолетом, и члены правительства провожают его растерянными взглядами, оглядываются куда-то внутрь, но никто не решается ничего сказать.

Санни ведет куда-то в сторону, и она крепче цепляется за Эрика как за единственную возможную опору. Ноги совсем не держат, в висках барабанит расползающаяся по телу боль, и Санни уже не может отличить реальность от видений. Будущее калейдоскопом расползается перед глазами, рассыпается в небе фейерверками взрывов, когда невидимая рука мягко касается ее разума, поглаживает по волосам успокаивающе и передает самую капельку сил.

- Чарльз, – шепчет Санни и почти не слышит собственного голоса.

Брат откликается где-то на задворках сознания, крепко сжимает ее ладони и кивает. Он видит все ее глазами, чувствует тоже, что и она, и понимает без слов. Санни даже не пытается сосредоточиться, вываливает на него все сразу, и время вокруг будто замирает. Двор Белого Дома словно наполняется осязаемой иллюзией, полнится кровью и криками, пестрит сменяющими друг друга кадрами безжизненно пустоши, ядерной войны и пустоты. Стражи, усовершенствованные, сверкающие серебристой чешуей, патрулируют обратившуюся в раскаленный камень Землю и уничтожают каждого несчастного, попавшегося им в поле зрения. Людей нет совсем, разве что горстка помещенных в лагери узников, да крохотные остатки «чистокровных» людей без примеси мутации в ДНК.

Колени подкашиваются, и Санни оседает, закрывая глаза. Пальцы, вцепившиеся в плащ Эрика, разжимаются, но Санни чувствует, как ее подхватывают и ставят на ноги, обеспокоенно что-то говоря в самое ухо. Она с трудом разлепляет свинцовые веки, смотрит на Эрика сквозь застившую взор дымчато-красную пелену и усмехается.

- Этого ты добиваешься? – шепчет она едва слышно и заходится кашлем.

Санни упрямо цепляется онемевшими пальцами за Эрика, виснет на нем и поворачивается к молчащему правительству. Камеры все еще снимают, но они не могли увидеть устроенное ими с Чарльзом небольшое представление.

- Этого вы добиваетесь?! – спрашивает она громче, и перепуганные люди в костюмах синхронно вздрагивают. – Не будет никакой войны, объединяющей человечество как вид, только уничтожение, геноцид всего живого.

Санни замолкает, сглатывает горькую слюну и откидывается на грудь поддерживающего ее Эрика. Она почти ничего не видит, не слышит пробегающих шепотков и шагов приближающейся Рейвен, принявшей свое обличье. Санни держится изо всех сил, потому что скопившееся негодование давит на грудь и мешается с вытекающей из ранений кровью. В Санни ее, кажется, совсем не осталось, потому что она не слышит даже шума собственного сердца.

- Вот оно, ваше будущее. То, за которое вы все боретесь, – слова вылетают со свистом, но в наступившей оглушающей тишине они слышны более, чем отчетливо, – войной вы не добьетесь мира, ведь каждый – и человек и мутант – хочет жить несмотря ни на что. Нам точно также страшно и больно, мы чувствуем голод и одиночество. Мы все хотим мира, так какого черта!!!

Санни срывается на крик, перед глазами расстилается белоснежная пелена, тело становится мягким, как набитая ватой кукла. У Санни нет сил даже открыть глаза, пересохшие губы едва шевелятся, но она упрямо выплевывает слово за словом, пока тьма не накрывает с головой, и Санни не проваливается в спасительное небытие:

- Какого черта вы пытаетесь поубивать друг друга, когда можно хотя бы попытаться договориться?

====== Вальс ======

- Раз-два-три, – считает Санни, оглядывая собравшихся в актовом зале школы детей, – раз-два-три. Кристина, не отлынивай!

Это ее второй год в этой школе и с этим классом, и Санни, честно говоря, уже начинает уставать. Близится Рождество, а значит и выступление школьников перед родителями, а у ее учеников вместо вальса пока выходит топтание на месте в обнимку. Конечно, Санни показывает им самые простые движения, но даже они у учеников начальной школы получаются со скрипом.

- Миссис Редпетас, можно перерыв? – канючит Кристина, девочка с потрясающей копной золотистых волос.