Страница 17 из 17
- Не положено. Звоните завтра.
- Мне он нужен сегодня.
- Тогда обратитесь в справочное.
- Но в справочном...
В трубке раздались сигналы отбоя. Конечно, в справочном нет телефонов оперативных сотрудников КГБ. От него просто хотели отвязаться.
Вольф снова медленно побрел по улице. Чем дальше от метро, тем больше редела толпа.
Еще позавчера каждый его звонок обязательно докладывался ответственному дежурному. Ему могли послать подмогу, выслать вертолет или подводную лодку. Но это было позавчера. Раз операция снята с контроля, он никому не нужен. В том числе и Александру Ивановичу. У него свои дела, своя семья, свои предновогодние дела. Он тоже нуждается в отдыхе после операции.
Надо попробовать устроиться в гостиницу. Деньги есть, выбрать гостиницу попроще и сказать, что украли документы... И не снимать перчатки... Если поверят на слово, если не увидят татуировок, если ничего не заподозрят... Слишком много "если"! Скорей всего, вызовут милицию и ночь придется провести в камере, а может, и следующий день тоже... Может, переночевать на вокзале? Но там тоже проверяют документы у подозрительных типов. Татуированному человеку трудно жить в Москве!
Он почувствовал, что мерзнет, и ускорил шаг. Надо погреться в метро. Да, в метро лучше всего. И безопасней. Вольф дошел до следующей станции и нырнул под землю. В вагоне было тепло. Грохотали колеса, входили и выходили люди, он тоже выходил и пересаживался в другие поезда. Он потерял ориентировку и уже не знал, где находится. Но главное - удалось согреться, подземная суета сняла напряжение, расслабила нервы. Поклонило в сон, откинувшись на спинку сиденья, он задремал.
Это был чуткая, тревожная дрема. Дремлющий в метро человек уязвим для карманников, хулиганов, оперативных работников уголовного розыска и агентов спецслужб. Он выделяется из общей массы и привлекает постороннее внимание. Он беспомощен, и с ним можно сделать что угодно. Правда, большинство москвичей, придремывающих по пути на работу или домой, об этом не задумываются. Но Вольф не относился к большинству, хотя изо всех сил пытался замаскироваться под обычного человека из толпы, у которого в жизни все в порядке. Почти на каждой остановке он просыпался и вскидывал голову, осматриваясь, чтобы окружающие не подумали, что он никуда не едет, а просто спит в метро. Несколько раз Вольф выходил, будто достиг нужной станции, пересаживался на другую ветку, а в новом вагоне десять-пятнадцать минут можно было спать спокойно. В принципе, вот так, урывками, он мог за три-четыре часа восстановить силы, но дело шло к закрытию метро, а куда деваться после этого, он совершенно не представлял.
Вагоны то переполнялись, то пустели, менялись попутчики и попутчицы, менялись даже стандартизированные голоса, объявляющие остановки. Вынырнув из дремы очередной раз и оглядевшись, он увидел рядом знакомое лицо. Старый домовой с растрепанными седыми волосами, нос картофелиной испещрен красными прожилками. Старое выношенное пальто, облезлую шапку он снял и держит в руках не по возрасту сильных руках с широкими запястьями и крепкими пальцами.
"Гля, кто! Узнаешь? Колыцик! Это я его приманил, - довольно сказал кот. Побазарь с ним, может, на хату позовет. А то ночью замерзнем на хер!"
Только сейчас Вольф понял, кто волею судьбы оказался рядом с ним.
- Здорово, Потапыч!
Домовой безразлично повернул голову, покарябал острым взглядом лицо соседа.
- Это ты кому?
- Не узнал, Потапыч? - улыбнулся Вольф. Он искренне обрадовался, будто встретил родственника.
- Кого узнавать-то? - домовой поджал губы. - Я тебя отродясь не видел. Да и никакой я вообще не Потапыч!
- На лице у меня маска была марлевая, потому и не видел. А вот это узнаешь?
Вольф поднес к лицу домового кулак. Тот уперся взглядом в перстни, быстро оглянулся по сторонам и совсем другим тоном спросил:
- Петро, что ли?
- Точно. Только на самом деле я Владимир.
- Ты-то особо не болтай, тут, знаешь, сколько ушей...
Домовой огляделся еще раз:
- Вернулся, значит? Ну, как все прошло? Гладко аль не особо?
- Долго рассказывать. А скажи-ка, Потапыч, как ты рядом со мной оказался? Почему сел именно сюда? Случайно, что ли?
- А ведь действительно... Я вон туда, в уголок хотел, а тут как позвал кто... Тоненьким голоском позвал, вроде как кто знакомый...
- Это кот. Я думал, он бахвалится, а выходит, правда.
- Какой такой кот? Откуда здесь коты? И с каких пор они по-человечьи разговаривают? Ты, Петро, случайно, головой не подвинулся?
- Поговорить нам надо, Потапыч, - сказал Вольф. - Документов нет, ночевать негде, а я уже засыпаю...
- А давай ко мне поедем, - оживился домовой. - Старуха у дочки ночует, никто мешать не будет!
"Вот видишь! - радостно взвизгнул кот. - Благодаря мне все и устроилось. А ты не верил!"
Вольф повернулся к домовому.
- Слышал, Потапыч? Голос тот самый слышал? Ну, который тебя позвал?
- Брось дурить, Петро. Я пока не пьяный. Вставай, нам на следующей сходить.
* * *
Потапыч жил в старом доме в районе Белорусского вокзала. Две узкие комнаты с высоченными потолками сохранили невыветривающийся дух расселенной коммуналки. На длинном шнуре висел желтый абажур с кистями, из-под него лампочка-сотка ярко высвечивала круглый стол на толстых квадратных ножках, застеленный бордовой бархатной скатертью. Дальше свет постепенно рассеивался, и углы комнаты таились в полумраке.
- Радио включить надо, а то тихо, как в могиле, - аж на мозги давит...
Потапыч повернул ручку допотопного приемника, медленно накалился зеленый глазок, затеплилась желтым шкала настройки.
"Вы слушаете программу "Маяк", - во всю мощь динамика рявкнул диктор. Потапыч удовлетворенно кивнул:
- Есть будешь? Старуха вчера борщ варила.
- Буду! - обрадованно кивнул Вольф. С утра он не держал во рту ни крошки, а мечте поесть борща дома так и не суждено было осуществиться. Впрочем, с чего он выдумал этот борщ? И Лаура и теща не отличались кулинарными способностями или склонностями к домашнему хозяйству...
Пока Потапыч гремел кастрюлями на кухне, Владимир осмотрелся. Тяжелый неуклюжий буфет, обтянутый потертым дерматином диван с высокой спинкой и двумя съемными валиками-подушками, заваленная газетами этажерка. Такую обстановку он видел в фильмах пятидесятых годов. Раздвинув ситцевые шторки, он заглянул в другую комнату.
Конец ознакомительного фрагмента.