Страница 29 из 38
Ден проснулся ещё до того, как солнечный диск окончательно залил мир светом, и теперь парень обозревал свою каюту в полубессознательном сомнении.
Ден лежал и думал, что, вероятно, бредит, или спит. И что ему ни в коем случае нельзя просыпаться.
Тем не менее, ему стало интересно… Он повернул голову туда, где в прошлой счастливой жизни стоял его стол. Стол стоял на месте…. За столом, положив на него голову, спал Теодор. И храпел. Но вот его шкаф, в котором вместо одежды лежали такие важные предметы, как маленькая рогатка, или его большое увеличительное стекло, пучок красивых перьев с острова, там же стоит большая иллюстрированная энциклопедия, купленная им самим в Нью-Дели на все скопленные деньги.
«Замечательный сон», — подумал юноша.
В этот момент Теодор всхрапнул как-то особенно руладисто, Ден вздрогнул, и затаившаяся до поры боль пронзила его. От неожиданности парень застонал и попытался перевернуться. Боль накатила ещё раз, и захотелось сразу кричать и выпить воды…
Проснулся и подскочил Теодор.
— Денчик, ты меня слышишь? Что, что ты хочешь? Сейчас… На… Осторожно… Погоди, я помогу… Ну ты, засранец! Станислав тебя убьёт, когда поправишься! Зачем всех обманул-то! Зараза! Хорошо, что ты просыпаться стал. А то три дня, всё спишь и спишь… Вчера устроили совет! Идём домой! Мери-то наша… Ждёт маленьких Маасов… Хе-хе…
Из совершенно гладко обструганной доски, невесть как, выросла женская рука и с не девичьей силой дала щелбан сплетнику по затылку.
— За что? — возмутился Леопард!
Ладонь сжалась в кулачок, и рука исчезла.
— Ты, очнулся, мальчик? — прошелестела Дева, — как же ты нас всех испугал…
Деннис закрыл глаза и, в первый раз после страшной смерти матери, беззвучно заплакал. Незаметная слеза скатилась по скуле и спряталась в подушку. Когда в каюту вошли Боб и Станислав, парень уже опять спал. Он поправлялся. Его ждали родные…
***
Великолепный фрегат, носящий имя «Виктория», был классическим произведением искусства, такие суда сооружались на верфях Гилландии. Его формы полностью характеризовали его содержание. Четкость и красота линий, свойственная людям высокой крови, классически сочетаемая с богатством и простотой внутренней отделки, практически ставили подпись росчерком корабелов, кем являлся хозяин этого корабля.
Комфортные каюты, больше напоминающие покои, были полны солнечного света, который лился через втрое увеличенные и основательно укреплённые металлическими резными переборками окна. Простая форма кровати выдавала пергамскую березу, а драпировка радовала арабской золотой вязью.
Герцог Ампл, владелец фрегата, так странно и неожиданно покинувший свой пост руководителя ГПУ, прогуливаясь утром по палубе, отметил, что небо уже не так безоблачно.
После их выхода из внутреннего моря в открытый океан погода стала менее устойчива. Видневшиеся ещё вчера гористые берега Триумвирата к утру истаяли в синем мареве океана.
— Похоже на нас надвигается шквал, мы были вынуждены уйти от берегов, — сказал герцогу стоящий на корме Коль Вудро, которого по прихоти Его Высочества все называли профессором-энтомологом: В такое время года мы вряд ли быстро доберёмся до Нью-Дели.
Энтомолог не обманулся в своих предположениях. Уже после двух часов, с востока пришёл шторм. Всю ночь корабль боролся с непогодой и только к утру, слегка потрёпанный бурей, он проплыл мимо портового мола, живописно созданного самой природой и только слегка подправленного людьми. Пройдя дикий сад из переплетения буйно растущей зелени и отметив исчезновение огромного каменного форта, корабль, вошёл в гавань Тиберия — одного из самых старых и известных городов Римского Триумвирата. Тысячелетний город блистал старой и современной архитектурой — площадями, палаццо и соборами, в которых хранились останки Великих корабелов.
Очень быстро от белого мола к «Виктории» направилась барка, в которой важно статный возвышался иезуит в фирменной серой сутане военного чиновника высокого ранга.
… Прошло три недели с того момента, как «Виктория» вышла из территориальных вод Бритландии. Герцогу всё чаще снились странные сны, а путешествующие с ним учёные мужи всё сильнее напоминали каких-то неуловимо знакомых ему людей.
Прекрасная Маргарет стала реже встречаться с ним, и сегодня, проснувшись, герцог впервые за последний месяц, осознал, что всё вокруг него не сон. А его сны — это его собственная память и мысли. Чертыхнувшись, полураздетым, он выскочил из каюты. Корабль стоял в порту. Леди Маргарет на причале торопливо садилась в открытую коляску…
Самолюбие герцога пострадало невероятно. Кровавая рана, нанесённая кинжалом интриганки, не давала ему покоя, и в тот же вечер в кают компании разгорелся спор.
— Господа, — начал, наконец, осознавший себя, милорд Ампл, — я сильно виноват перед вскормившей меня Империей и Её Величеством…
Но, посмотрев на кислое лицо полковника и повисшее тучей молчание вокруг себя, он споткнулся и скомкав речь, закончил:
— На повестке дня два вопроса: за чем меня тащила с собой леди Маргарита, и куда она направляется; вторым же вопросом, нам необходимо решить — плывем ли мы вперёд, или возвращаемся, так и не приоткрыв завесу этой тайны.
***
Я скромно ждал завтрака, даже не подозревая, какая дождевая туча нависла над моей бедной головой, и каким ливнем выльется на меня месть противного куролюба.
Страшное подозрение впервые закралось под шкуру лишь в тот момент, когда на пороге нашей с Полиной каюты, тощей, кривоватой тенью, возник Хьюго Пью. Оказалось, он явился поговорить с Моей Соседкой.
Полина мило и приветливо отворила дверь, пригласив войти наглеца, состоящего из куриного навоза, соломы и корабельной грязи. Я очень тактично, ибо не красиво мешать разговору двоих, вклиниваясь третьим в беседу, залез под кровать.
Но речи у нашего порога было слышно даже в кубрике. Голосом трезвенника, не употребляющего даже кефир, Хьюго начал вопить о невосполнимой утрате, которая постигла галеон поутру. Лучшая представительница птичьего населения обитаемого мира, честнейшая и чистейшая пташка, вскормленная его загрубелыми руками, сегодня окончила свои дни в результате сердечного приступа. Этот бриллиант курятника, ласковая труженица, снёсшая не один десяток яиц, погибла.
Пью всхлипнул, опустил глаза под кровать и попросил стакан воды, после чего замолчал, дав почувствовать, (мне и Полли), всю глубину постигшей всех беды.
Выждав полагающуюся случаю паузу, он, пригласив Боба в свидетели, утёр слезу и перешёл к делу.
— Эта птица — изумруд курятника, — объявил он, — ушла от нас, спасаясь бегством от безжалостных челюстей кровожадного монстра, промышлявшего поутру в трюме. Страшной безжалостной собаки, которая, увы, проживает на корабле!
Полина некоторое время осмысливала его речь, а затем потребовала у Хьюго, (мне показалось, что он давится от смеха, зараза), объективных доказательств.
— В конце концов, — сказала она, — на нашем корабле проживает двадцать человек, и многие из них имеют подмоченную репутацию.
— Да я своими собственными глазами! — зашёлся от возмущения тощий куролюб, — Я всё видел сам!
В результате проникновенной речи Хьюго доврался до того, что громогласно объявил, будто во рту у меня было полно куриных перьев. Видимо, на шее я повязал салфетку и в лапах держал столовые приборы. Но ему верили! Боб, принёс вина, и между сочувственными охами не забывал ещё подлить в стакан. Но результат был даже более ужасающим. Меня лишили законного завтрака!
Глава 23
Из дневника Полины.
Деннис, к нашему общему облегчению, медленно, но всё-таки начал поправляться. Разумеется, легче описать, чем пережить это! Вот он лежит пластом на кровати целую неделю. Вот уже поворачивает голову. Вот уже приподнимается и даже пытается перевернуться на бок. И вот настал день, когда он смог встать и прийти к завтраку.
— Доброе утро, мисс Полин.