Страница 27 из 38
— Служба Триумвирату? — я не выдержал и усмехнулся.
— Миру и вере, — изменила она формулировку. — Это благородно, и совесть всегда требует, служить честно во славу божию и для людей, пусть и заблуждающихся и порочных.
Я даже не особенно понял эти её слова.
— Я вернусь, не волнуйтесь. Мы придумали умную защиту. Я должен был всё сказать команде. Так как решил сказать…
— Мне пора. Прощайте.
— Нет! Не прощайте, Ден. До свидания…
***
Дальше был обмен любезностями с капитаном. И его вытянувшееся лицо, когда он узнал, что передача Дена Руджа должна быть выполнена только в колодках. Потом меня погрузили и быстро вытащили, как ящик.
Затем, чтобы не ждать долго и мучительно, я кого-то ударил, но ошибся — не знал, насколько долго и бесперспективно можно умирать. Очень короткое время я мог удержать себя на ногах. Потом понял, что упал. Сразу несколько человек начали бить меня ногами. Они валяли меня по палубе, и я с каким-то садистским удовлетворением знал, что всё скоро закончится. Довольно странно, но я именно со стороны наблюдаю, как чёрный ромлянин хватает меня за волосы и, упираясь в грудную клетку, тянет, а потом с гордостью демонстрирует клок моих рыжих волос. Затем мне их начинают пихать в рот, я кашляю и задыхаюсь. Всем смешно. Мне совсем не больно уже. Наступил полдень.
Боб следит, как моют палубу, Рамзес тащит половики, Полина читает исторический роман, Тед чистит старые ружья. Наверное, мама на небесах, сейчас вспомнила обо мне, Станислав, вероятно, уже провёл корабль и принимает меры предосторожности, на случай, если я заговорю…
Они могут не волноваться. Все, что во мне, там и останется. Надеюсь, что осталось немного. У меня туман в голове и всё как во сне. Периодически на меня льют воду и потом опять бьют. Глупо столько бить. Я не чувствую ударов. Потом во мне зарождается мысль: «Почему? Почему я так долго не могу умереть? Мама, мамочка, зачем ты родила меня таким сильным?».
Наконец, бесконечный день уходит на отдых. Удары стали реже. Все устали.
И вот, из сладкой истомы сна я, выныривая, слышу нежный голос профессионального карателя Триумвирата:
— Мальчик имеет много сил. Он хорошо подготовлен.
Меня сажают на скамью, поливают водой, дают пить и, кажется, даже одевают. Потом куда-то несут или ведут. Через какое-то время до меня доходит, что мы едем. Едем в закрытом экипаже мимо мраморных палаццо Тиберия, увитых бувенгилией и плющом, мимо фонтанов и статуй. Скорее всего, это бред, я надеюсь на агонию, скорей бы. Оказывается, умирать не страшно и, скорее всего, легко. Ещё вдох и всё.
Нет. Передо мной качается грязно-салатовая стена, на ней какие-то красно-коричневые точки. Я протягиваю к ним руку, и они оставляют маленькие дорожки. Наверное, это кровь. Интересно, чья? Может, моя? Как она оказалась на стене-то?
Долговязый монах инквизитор приказывает мне сесть на корточки и встать десять раз, я его не понимаю. Он бьет под колени, и они сгибаются сами. Ну и сразу бы так показал, зачем говорить-то. Я падаю…
Другой предлагает воды и спрашивает насколько мне плохо, может, нужен врач?
— Где у тебя болит, сын мой?
Я не могу определить где. Наверное, у меня не болит ничего. И тут я вспоминаю про сердце. Вот, оно болит. У
— У тебя его нет? — гремит в ушах.
Но я знаю точно: у меня есть сердце, и горжусь этим фактом.
Потом всё меркнет.
Не знаю когда, но кто-то волочит меня и кладёт на тюфяк.
Этот кто-то обращается к темноте:
— Мастера у нас, братья-то: не доживет до утра! Воды ему дай!
Откуда-то из синей дали моря и неба я слышу:
… Когда глаза устанут и плоть изгонит дух
Туда, где мрака ночи нет, на суд душа придёт
Туда, где правдою всегда заполнена среда,
Где скажут искренне тебе последнее «прости»
И на постой определят тебя в конце пути…
Я ещё не умер. Эй! Люди! Не хороните меня заживо. Мне страшно. Не хотят слышать. Моё тело лежит не движимо. Я не хочу, чтобы меня зарыли живым…
Это панихида. Самая настоящая панихида. Кого же они хоронят? Кто здесь? Только они и я. Ах да, я! Может быть, это мои похороны? Да послушайте, люди! Это недоразумение! Ведь я всё-таки не мёртвый, я живой! Видите, я смотрю на вас, разговариваю с вами! Бросьте! Не хороните меня!
Я напрягаюсь, и какой-то чужой голос шепчет:
— Пиить…
Голоса перестают петь, и я слышу:
— Смотри-ка, очнулся… Во, даёт! Лошадиный организм!
Глава 21
Лицо патера Сорнента, долговязого тощего и дотошного служаки, ступившего на борт «Надежды», выражало стремление к правоте и скорейшему завершению неприятного дела. Но показная надменность несколько уменьшилась, как только он рассмотрел ухмылки моряков и физиономию их капитана.
— Доброе утро, падре, — поприветствовал его Станислав. — Вы находитесь на борту прославленного фрегата «Надежда». Моё имя Ромул, капитан Ромул Рем.
Отец Паскаль Сорнент недобро посмотрел на представившегося. Известный капитан совсем не был похож на прямодушного вояку, обязанного арестовывать младших отпрысков Великого Клана.
— Где он? Наконец-то, я увижу гадёныша! У него надеюсь, будет возможность поважничать на виселице! — презрительно буркнул патер. — А сейчас мне нужен заморыш, или его тело. А вы направляйтесь по Высочайшему Повелению в поддержку дружественного нам фрегата «Виктория». Он прибудет в бухту через неделю. Пока швартуйтесь, отдыхайте и готовьтесь!
Капитан, сделал вид, что его поразило это новое задание, и обратился к отцу иезуиту:
— Что Вы такое говорите? Мы, не пришвартовавшись ещё, уже вновь в поход! А что будет с нашим… Ммм… Гостем корабля? Мы догадываемся, падре, как он не прав, обидел отца… Внушите мальчишке, что он сделал непростительное и как ужасно его положение, ребенок извинится и наладит отношения с семьёй…
— Но позвольте, — замялся офицер Триумвирата, — весь материк разыскивает сына, предавшего клятву. Он преступник Великого Дома. Вы что, свалились с Луны? Младший Мариолани, после сожжения его матери-ведьмы, стал еретиком, громогласно отказавшись от Веры в Святой престол! Иии… Почему на нем нет колодок?
Тед, сверху внимательно прослушавший диалог, потом, рассказывал, что его светлость сразу стал белым, а губы его сжались в тонкую сухую полоску.
— Между тем, святой отец, сообщаю вам, — громко заявил он, — я являюсь офицером флота Великого Римского Триумвирата, а не мясником!
У отца Паскаля округлились и без того большие глаза. Лицо приобрело пурпурно-зелёный оттенок, но в толпе моряков слышались сальные шутки, и он решил не рисковать. Корсары же ещё не поняли сути…
— Я готов, — промолвил, подвинувшись на шаг, Деннис.
Падре молча смотрел на спокойно стоящего преступника, и думал, как этот проходимец обманул даже известного морехода?
— Так ты готов?! Ну-ну! — наконец, не выдержал иезуит.
Голос графа был холоден, как лёд:
— Вас скверно воспитали, падре, и это заметно. Я — капитан и посол их Святости и племянник самого Хранителя Тиары.
— Я надеюсь, что все образуется, — обратился он к Руджу.
Оперативник раздражённо махнул рукой и показал преступнику на место в пришвартованной лодке. Сам же, продолжая удивляться, поспешил откланяться и сесть следом за арестованным.
Лодка отчалила. Странный корабль, с двухголовым драконом на носу, вошёл в порт и встал для дозаправки водой и всем необходимым, с целью скорейшего продолжения маршрута. Команда на берег не сошла.
***
Двое суток спустя, после того, как Ден добровольно сдался Отцам-основателям, фрегат «Надежда» снялся с якоря и тихо вышел в море. Только самые глазастые завсегдатаи в порту, с удивлением, обратили внимание, как складные очертания фрегата изменили на фоне заходящего солнца свой вид, превратившись в бочкообразный галеон. Корабль на приличном расстоянии прошёл около десяти узлов вдоль берега и встал в дрейф в открытом море, приблизительно напротив входа в бухту Святого Тиберия.