Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 71 из 89

В римском лагере ворчали: надо занять этот холм и укрепиться на нем: если его займет Ганнибал, враг будет прямо на нашей шее. Это задело Марцелла. «Не пойти ли нам самим с конниками на разведку? – обратился он к сотоварищу. – Увидим все своими глазами, тогда и решим, как лучше». Криспин согласился, и они отправились вдвоем, взяв с собой 220 всадников, из них 40 были фрегелланцы, остальные – этруски. Сопровождали их военные трибуны Марк Марцелл, сын консула, и Авл Манлий, а также два префекта союзников – Луций Аррений и Маний Авлий.

Нумидиец-лазутчик, стороживший, по словам Ливия, отнюдь не в надежде на что-то важное, а просто на случай, если кто-то из римских солдат в поисках дров или корма для лошадей забредет слишком далеко от своего лагеря, подал знак: пусть все сразу выскакивают из своих укрытий. Нумидийцам следовало встретить врага на пути к вершине, но не раньше, чем другие обойдут римлян с тыла и отрежут им дорогу назад. Тут-то они с громким криком со всех сторон и кинулись на врага. Консулы оказались во впадине, откуда не могли выбраться ни на вершину, занятую врагом, ни к себе в лагерь: они были окружены. Схватка длилась бы дольше, если бы бегство этрусков не напугало всех остальных. Покинутые этрусками фрегелланцы продолжали биться, пока рядом с ними и подбодряя их сражались еще невредимые консулы, но, когда увидели, что оба консула ранены, что Марцелл, пронзенный копьем, умирая, падает с лошади, тогда немногие уцелевшие обратились в бегство – с Криспином, в которого попали два дротика, и Марцеллом-младшим, тоже раненным. Погиб военный трибун Авл Манлий

Ганнибал считал, что враг сильно напуган смертью одного консула и ранением другого; пользуясь случаем, он сейчас же перенес лагерь на холм, где сражались. Там он нашел и похоронил тело Марцелла. Криспин, напуганный и смертью сотоварища, и своей раной, незаметно отступил в следующую ночь.

60) Битва при Метавре и смерть Газдрубала

В конце 208 г. до Р.Х. консул Тит Квинкций назначил Тита Манлия Торквата диктатором проводить выборы. Сам консул, спустя короткое время, умер от раны. Поскольку оба консульских войска стояли рядом с врагом, не имея командующих, сенат и народ отложили другие дела и занялись выборами консулов – таких, чтобы сумели уберечься от всяких пунийских козней. Избраны были Марк Ливий Салинатор во второй раз (первое его консульство пришлось на 219 г. до Р. Х.) и Гай Клавдий Нерон. Воевать им назначено было в противоположных концах Италии: одному – против Ганнибала в Бруттии и Лукании, другому в Галлии против Газдрубала, который, по слухам, уже подходил к Альпам.

Не успели консулы вступить в должность, как Рим был встревожен письмом претора Луция Порция из Галлии. Газдрубал, сообщил он, снялся с зимнего лагеря и уже переходит Альпы: восемь тысяч вооруженных лигурийцев готовы присоединиться к нему в Италии.

Консул Нерон, как и было положено ему по сенатскому плану, внимательно следил за Ганнибалом. Следуя за ним по пятам, он настиг вражескую армию недалеко от Венузии. Там в беспорядочной битве больше 2 тысяч карфагенян было убито. Ганнибал, чтобы избежать сражения, ночными переходами по горам дошел до Метапонта. Нерон не терял его след и направился к Метапонту.

Тем временем Газдрубал стремительно преодолел Альпы (на это ему потребовалось гораздо меньше времени и сил, чем его брату). Четверо галлов и двое нумидийцев были посланы от него с письмами к Ганнибалу. Дорога была дальняя, гонцы заблудились в незнакомой стране, попали под Тарент, были захвачены в полях римскими фуражирами и приведены к пропретору Квинту Клавдию. Сначала они старались запутать его уклончивыми ответами, но угроза пыток заставила их сказать правду: они несут Ганнибалу письмо от Газдрубала.





Письма и посыльных немедленно отправили к консулу Гаю Клавдию Нерону. Переводчик прочитал послание; пленных допросили. И тогда Клавдий понял: сейчас не такое время, чтобы вести войну по заготовленным предписаниям – каждому со своим войском в своей области, против врага, указанного сенатом. Для победы над опасным и могущественным врагом нужны смелые, неординарные решения. Он выбрал из своего войска лучших солдат – шесть тысяч пехоты и тысячу всадников; объявил, что собирается взять в Лукании ближайший город с пунийским гарнизоном, но, выйдя ночью, повернул к Пицену. Как можно скорее, большими переходами, Нерон повел войско на помощь своему сотоварищу. Извести об этом повергло сенат в страх и смятение. Не знали, хвалить ли или бранить консула за этот дерзкий поход. Ясно было, что о нем будут судить по его исходу – хоть это и несправедливо, – а пока что лагерь оставлен рядом с Ганнибалом без начальника, с войском, откуда взяты лучшие солдаты, его цвет и сила; консул идет как будто в Луканию, а на самом деле в Пицен и Галлию; лагерь брошен; охраняет его только неведение Ганнибала, который не знает, что консул ушел с частью войска.

Между тем Нерон, находясь от врага на расстоянии, позволявшем спокойно раскрыть свои планы, обратился к солдатам с краткой речью: ни один военачальник, сказал он, не принимал решения, казалось бы, столь неосмотрительного, а на самом деле столь правильного: он ведет их к верной победе. Его сотоварищ не выйдет на войну, пока сенат не ублаготворит его: пока не даст ему вволю конницы и пехоты, притом снаряженных лучше, чем если бы ему надо бы идти на самого Ганнибала. Если они присоединятся к этому войску со своими, пусть малыми, силами, то тем самым они и решат все дело.

Узнав о приходе товарища, консул Ливий объявил распоряжение по лагерю: пусть каждый трибун примет к себе трибуна, центурион центуриона, всадник всадника, пехотинец пехотинца. Не надо расширять лагерь: пусть враг не догадывается о приходе второго консула.

На следующий день держали совет, на котором присутствовал и претор Луций Порций Лицин. Лагерь его примыкал к консульскому; раньше до прибытия консулов он водил свое войско по горам, останавливался в узких ущельях, преграждал путь врагу, мороча его всякими военными хитростями. А теперь он присутствовал на совете. Большинство склонялось к тому, чтобы отложить сражение: пусть солдаты, усталые с дороги и невыспавшиеся, отдохнут несколько дней; за это время можно и лучше познакомиться с врагом. Нерон не только убеждал, но просил и умолял не разрушать промедлением его план, успех которого зависит от быстроты: Ганнибал сейчас словно в спячке, но она не затянется; пока что он еще не напал на Неронов лагерь, оставленный без командира, и не пошел преследовать самого Нерона. Покуда он не двинулся, можно уничтожить армию Газдрубала и вернуться в Апулию.

Доводы консула убедили остальных. Тотчас по окончании совета был выставлен сигнал к битве, и тут же войско вышло в боевом строю. Враги уже стояли перед своим лагерем, готовые к бою. Но битва не начиналась – Газдрубал с несколькими всадниками выехал к передовым постам; он заметил в войске врага старые щиты, каких раньше не видел, как и отощавших коней; само войско выглядело многочисленнее обычного. Догадываясь в чем дело, он поспешил дать отбой; велел объехать вражеский лагерь на большом расстоянии и высмотреть, не расширен ли он в какой-нибудь части, прислушаться, трубят ли знак один раз или дважды

Разведка подтвердила подозрения Газдрубала. Старого вождя, привыкшего к войне с римлянами, встревожило то, что в преторском лагере сигнал прозвучал один раз, а в консульском – дважды. Таким образом ему стало ясно, что в лагере оба консула. Но каким образом второй консул мог отвести сюда войско, сдерживавшее Ганнибала? Газдрубала мучило беспокойство. Он никак не мог представить себе истинного положения вещей: что Ганнибал одурачен и даже не знает, где полководец и где войско, поставившее лагерь напротив него. Конечно, думал Газдрубал, брат потерпел поражение, и немалое, – он не решился преследовать консула; Газдрубал очень боялся, что пришел на помощь слишком поздно, когда уже все потеряно. Измученный тревогой, он приказал погасить огни и в первую стражу по условному знаку молча собрать все снаряжение и выступить из лагеря. Решение это оказалось гибельным. В ночной спешке и суматохе сбежали проводники, за которыми плохо присматривали. Войско, покинутое проводниками, сначала бродило по полям; многие солдаты, истомленные бодрствованием, улеглись где попало; при знаменах остались немногие. Газдрубал велел, как только дорога станет видна, выйти на берег реки Метавр. Но чем дальше отходил он от моря, тем круче становились берега, сжимавшие реку; он не мог найти брода, потерял день и дал врагу время нагнать его.