Страница 64 из 89
Обмотав левую руку плащом, – римляне не взяли с собой щитов, – он ринулся на врагов. Бой был жарким – казалось, сражающихся гораздо больше. На римлянах не было панцирей, они находились в ложбине, и их забрасывали дротиками стоявшие над ложбиной враги. Охрану Гракха перебили; карфагеняне старались взять его живым, но среди врагов он различил своего гостеприимца-луканца и с таким неистовством кинулся на вражеский строй, что уберечь его можно было, только погубив много своих. Магон отправил тело проконсула к Ганнибалу и распорядился положить перед трибуналом вместе с захваченными фасками.
Оба консула между тем осадили Капую и отозвали из-под Свессулы претора Клавдия Нерона. Нерон оставил небольшой отряд, чтобы удерживать занятое место, и со всем остальным войском спустился к Капуе. Три полководца стояли теперь около мятежного города, и три войска с трех разных сторон обводили его рвом и валом, возводили через небольшие промежутки укрепления и то тут, то там успешно отражали вылазки кампанцев.
41) Сражение у Гердонии. Поражение претора Гнея Фульвия
Послы из Апулии донесли Ганнибалу, что претор Гней Фульвий Флакк (младший брат консула), осаждая отпавшие от римлян апулийские города, действовал энергично и осмотрительно, но от слишком большого успеха и сам претор, и его воины, перегруженные добычей, обленились и распустились. Узнав об этом, Ганнибал двинул свои войска к Гердонии, где располагались римские легионы.
Когда пришло известие о приближении неприятеля, римляне отнеслись к этому с самоуверенной развязностью. Следующей ночью Ганнибал слышал в римском лагере беспорядочные свирепые крики мятежных солдат, требующих вести их в бой. Он не сомневался в победе: 3 тысячи легковооруженных воинов разместил в поместьях среди лесов и кустарников, с тем чтобы по данному знаку они выскочили из укрытий. Магону и почти двухтысячному отряду всадников велел засесть по дорогам, по которым, как он думает, кинутся беглецы. Распорядившись всем ночью, на рассвете он вывел войско в боевом строю. Фульвий, увлекаемый не столько собственными надеждами, сколько безотчетным порывом воинов, не заставил себя ожидать. Вышли из лагеря и построились кое-как: солдаты по своей прихоти выбегали вперед, становились, где им хотелось, по прихоти или из страха покидали свое место. Первый легион и левое крыло стали впереди, и строй вытянулся в длину. Трибуны кричали, что при таком построении войско не может ни напасть, ни отбить нападение и неприятель прорвет его в любом месте, но солдаты не внимали добрым советам – просто пропускали их мимо ушей. А перед ними стоял совсем иной вождь – Ганнибал, и совсем иное войско, и совсем по-иному построенное. И римляне не выдержали даже первого натиска и крика карфагенян; командир, бестолковый и опрометчивый, видя, что его солдаты дрогнули и струсили, поймал коня и бежал, сопровождаемый сотнями двумя всадников; солдаты, отброшенные назад и окруженные с флангов и тыла, были почти все перебиты: из 18 тысяч человек спаслось не более 2 тысяч; лагерем завладели враги.
За это поражение Гней Фульвия, по возвращению в Рим, привлекли к суду, и он вынужден был уйти в изгнание.
42) Падение Сиракуз
Какой-то перебежчик из Сиракуз сообщил: наступает праздник Дианы, который справляют три дня; в осажденном городе недостает то того, то другого, но вино будет литься рекой. Узнав об этом, Марцелл решил предпринять ночной штурм. Он поговорил с несколькими военными трибунами; для смелой и трудной попытки выбрали подходящих людей – центурионов и солдат. Выбрали время, когда люди, целый день евшие и пившие, спали непробудным сном. Около тысячи человек без суеты и шума взобрались на стену в заранее намеченном месте, за ними пошли другие; их мужество воодушевило и трусов.
Тысяча воинов заняла часть стены; поднялись по лестницам и подошедшие остальные; вражеские солдаты пировали в башнях, спали пьяные, продолжали пить еще не совсем нагрузившиеся. Немногих застали и убили в спальнях.
Как только караульные услышали звуки труб и крики римлян, занявших стены и часть города, они решили, что все кончено и город взят целиком. Одни обратились в бегство, другие прыгали со стен или падали под напором перепуганной толпы. Большинство не знало сколь велико бедствие: все они были не протрезвившиеся, сонные, да и вообще в большом и разбросанном городе вести из одной части плохо доходят до всех остальных. На рассвете, когда были взломанны ворота, Марцелл со всем войском вошел в город: разбуженные им жители торопились взять оружие и, насколько возможно, помочь городу, уже почти занятому.
Часть важных укрепленных пунктов, впрочем, оставались в руках сиракузян: холм Евриал, Ахрадина (центральная часть Сиракуз), Остров (старейшая часть Сиракуз, превращенная при тиранах Дионисиях в неприступную крепость). Марцелл расположился лагерем между Неаполем и Тихой – двумя обширными кварталами города. Лагерь огородили; у ворот, открывавшихся на улицы, Марцелл расставил сильные сторожевые посты. Воины по сигналу разбежались по городу. Повсюду слышался грохот ломаемых дверей, царили ужас и смятение. Убивать не убивали, но грабеж прекратился только тогда, когда все накопленное за долгую благополучную жизнь было расхватано.
Защитники Евриала вскоре утратили надежду на помощь, заручились обещанием, что их не тронут и они спокойно перейдут к Эпикиду, на Остров, и сдали холм римлянам. Взяв Евриал и поставив там гарнизон, Марцелл избавился от одной тревоги: многочисленное неприятельское войско, впущенное с тыла в крепость, не сможет ринуться на его воинов, сидящих взаперти в городских стенах. Он расположил вокруг Ахрадины в подходящих местах три стоянки, рассчитывая, что голод заставит осажденных сдаться. Несколько дней на передовых постах обеих сторон стояло затишье, как вдруг прибыли Гиппократ и начальник карфагенского войска Гимилькон, собиравшиеся со всех сторон напасть на римлян. Гиппократ укрепил свой лагерь около большой гавани и дал знак сидевшим в Ахрадине – напал на старый римский лагерь. Эпикид сделал вылазку против стоянки Марцелла, а карфагенский флот пристал к берегу между городом и римским лагерем. Но действительной опасности было меньше, чем тревоги: Гиппократа не только отбросили от укреплений, но заставили бежать сломя голову, а Марцелл прогнал Эпикида в город.
После этого на оба войска пришла новая беда: чума, – стало не до войны. Осенняя непогода, нездоровая местность, жара, за городом еще более нестерпимая, чем в городе, истомила почти всех в обоих лагерях. Первоначально нездоровое место и непогода вызывали болезнь и смерть; потом само лечение и соприкосновение с больными разнесло заразу. Болезнь поражала больше карфагенян, чем римлян: римляне, долго осаждая Сиракузы, привыкли к здешней воде и климату. Сицилийцы, находившиеся в неприятельском войске, увидев, что зараза распространяется (местность была нездоровой), разбрелись по своим городам, которые были поближе. Карфагенянам приюта нигде не было: погибли все до единого, погибли и Гимилькон с Гиппократом. Марцелл, видя, с какой силой обрушивается болезнь, увел в город свое обессилевшее войско и дал ему передохнуть и пожить в домах.
Тем временем из Карфагена явился Бомилькар со 130 военными судами и 700 грузовых. Но у мыса Пахин он столкнулся с римским флотом и, неизвестно чего испугавшись, вышел на парусах в открытое море. В конце концов карфагеняне вернулись в Африку, не сделав ничего серьезного. Эпикид, лишившись такой поддержки и не желая оставаться в осажденном городе, большая часть которого была уже взята, отплыл в Акрагант, решив выжидать, чем все кончится.
В сицилийском войске стало известно, что Эпикид покинул Сиракузы, а карфагеняне бросили остров и вторично предали его римлянам. Сицилийцы переговорили с осажденными об условиях, на которых будет сдан город, и отправили послов к Марцеллу. Желания эти почти совпадали с желаниями римлян: царские владения, где бы они ни находились, останутся за римлянами; сицилийцы сохраняют свою свободу, свои законы и все прочее.