Страница 5 из 14
* * *
В тенистом дворе университета, через высокую арку - парковка. По какой-то непонятной и совершенно логически непостижимой закономерности класс машин находился в обратно пропорциональной зависимости от социального положения их владельцев. У профессоров вообще не было личного транспорта, несколько потрепанных "единиц", "шестерок" и "троек" принадлежали доцентуре, хозяином разукрашенной двадцать четвертой "Волги" являлся Ашот. На "восьмерках", "девятках" и даже престижнейших "девяносто девятых" катались студенты. Имелись тут несколько видавших виды иномарок: два "Пассат-универсала", убитый "БМВ" - "тройка", "двухсотый" "мере" с проржавевшим кузовом. И ярким пятном настоящего заграничного великолепия выделялась красавица "Ланча-тема" цвета вишни-скороспелки. Родику пригнали ее из Италии, прямо с завода, весь капот и багажник были в беловатой консервирующей смазке будто только-только с конвейера. Двадцать две тысячи долларов. Отец Родика, Дмитрий Павлович, чуть инфаркт не получил, неделю шипел: как смел так засвечиваться, сукин сын?! Потом еще неделю не разговаривал. Но времена уже наступали вольготные, безответные, и однажды утречком сам Байдак-старший уселся за руль иностранной красавицы и поехал на работу рисануться перед сослуживцами. Сергей тоже считался на курсе блатным: его отец раньше возглавлял одну из госснабовских оптовых баз и уверенно распределял дефицит. Конечно, меховые шапки, дубленки и авторезина - это не квартиры, но все же возможности у него имелись немалые. Правда, пару лет назад случились большие неприятности, и папахен чуть не загремел на скамью подсудимых, но обошлось: даже из номенклатурной обоймы не выпал и пересел в кресло начальника горкоммунхоза. Связи у него остались, да и деньги еще водились. Хотя вишневой "Ланчи" у Сергея не было, он ездил на обычной "пятерке", но ведь далеко не каждый студяга имеет свои колеса. Правда, тачка старенькая, механик сказал, что ходовую до наступления зимы надо будет обязательно поменять. Когда Родька пиликнул дистанционным пультом и замки "Ланчи" четко отщелкнулись, Серега испытал легкий укол зависти. Тут игрушка из каталога, сто шестьдесят лошадиных сил, кожаный салон, мощная стереосистема, кондиционер, а где-то там, во временном металлическом гараже - сраненький "ВАЗ-2105" с размудоханной ходовой частью. Несправедливо. - Я не хотел никому рассказывать... - бормотал Сергей, глядя на мигающий цифрами дисплей бортового компьютера. - Это в самом деле... большая проблема. Я прямо... до сих пор не могу прочухаться, хожу и думаю как на автопилоте. Пойду поссать - и забываю, зачем шел. Понимаешь меня, Родь? - Конечно, - доброжелательно ответил Родик. Они сидели в его машине, пили пиво. За открытым окном - косые штрихи дождя. Откуда взялось пиво, Сергей не помнил, и как пошел дождь - не помнил тоже. Его развезло, карусель раскрутилась на всю катушку, вот-вот мозги пропеллером воспарят над черепной коробкой. Бессонная ночь дает о себе знать. Ночка... - Папашка утром говорит: убил, что ли, кого? Нет, говорю. Он: значит, тебя убивали? Нет, говорю. Может, помочь надо, позвонить куда? Спасибо, говорю, не надо... - У тебя папашка молоток, - сказал Родик. - Да, да, - пьяно закивал Сергей. На отца ему грех было жаловаться. Только я ему ни хрена не сказал... не смог... - Стыдно? - вкрадчиво спросил Байдак. И высоким, не своим голосом торжественно произнес: - Дети мои, я освобождаю вас от такой химеры, как совесть. Зиг хайль! - торжествующе рассмеялся и добавил уже обычным тоном: - Классно! "От такой химеры, как совесть..." Правда классно? В мозгу Курлова кто-то перевел стрелки. - Родь, ну зачем тебе это? - страстно зашептал он, уверенный, что сейчас убедит приятеля и одна проблема разрешится сама собой. - Зачем эти игры в фашистов? Мы же с ними воевали... Они моего деда убили и старшего брата отца искалечили... - Плевать мне, кто с кем воевал, - равнодушно сказал тот и действительно плюнул в приоткрытое окно. - Зато эти спекулянты нас больше боятся. Петька пришел на "плешку" в черной форме, сапогах, так все сразу бабки отстегнули. Даже те, кто раньше хвостом крутил! Стрелка со щелчком перескочила обратно, Сергей потряс головой. - Вон Бернадская пошла в белых штанах, - Родик показал на ветровое стекло и тронул кнопку сигнала. - Хорошая жопа. Ашот говорил, всю абитуру у него на коленях просидела, он до сих пор ее волосы у себя в трусах находит. - Дурак твой Ашот, - Сергей сплюнул под ноги. - Бернадская знала программу лучше наших преподов, сто лет ей колени его не усрались. "Стоп, - тут же подумал он. - При чем здесь Бернадская? При чем Ашот? О чем мы говорили только что?.." Мысли срывались с карусели, разлетались в стороны, будто дерьмо из разбрасывателя удобрений; на смену им прибывали другие, новые, еще чернее, еще поганей прежних. Снова разлетались. Снова прибывали. - Да, - сказал Сергей, наклоняя голову и сбоку неуверенно поглядывая на собеседника. - У меня проблема... я тебе рассказывал уже, да? - Ну, почти, - доброжелательно кивнул Родик. - Я просто в шоке, Серый. Так чем там у вас все закончилось? Зачем ты вообще влез в эту махаловку? Ты же не мент? Или мент? - Да я не про то... Сергей громко икнул. Вспомнил что-то, сжал зубы. И вдруг рассмеялся громким придурковатым смехом. - Меня отпидорасили, Родь. А?.. От-пи-до-ра-си-ли. Да... можно сказать и так. Он понял, что ни слова больше об этом деле не скажет. Никому.
* * *
На семинаре по уголовному праву Денис выручил всю группу. Из двадцати семи человек на третью пару остались пятнадцать, причем все клялись, что не открывали даже учебник. И зубрила Бородаевский клялся, хотя он, конечно, врал. От тотального разгрома группу могло спасти только одно: надо было "завести" Франка. И Денис взялся это сделать. - Мало того что истинную направленность умысла практически невозможно установить, она толкуется ограничительно и тогда, когда результаты преступных действий налицо! - с жаром говорил он, не заглядывая в конспект. - Гражданин А, ударил гражданина Б, ножом в бедро, попал в артерию, и потерпевший умер от кровопотери. Что вменяется причинителю вреда? Неосторожное убийство? - Конечно, - настороженно кивнул Франк, барабаня суставчатыми пальцами по столу. - Он же не предвидел возможность наступления смерти, хотя мог и должен был это предвидеть... Франк - сокращение от Франкенштейн. Такую кличку профессор Реверсов получил за туго обтянутое кожей скуластое лицо с огромным ртом, лысый шишковатый череп и привычку вытаращивать и без того изрядно выкаченные глаза, когда ему хотелось подчеркнуть важность произносимого и привлечь внимание слушателей. На лекциях он частенько отвлекался, сбиваясь на "случаи из жизни" и забавные байки, но на семинарах свирепствовал, требовал конкретных и полных ответов, щедро рассыпая "неуды", которые впоследствии роковым образом сказывались на результатах сессии. По уголовному праву задолжников было больше всего. - В этом и заключается ошибка традиционного подхода! - обличительным тоном проговорил Денис. - Когда человек тычет в другого ножом, он должен предвидеть вероятность наступления любых последствий и отвечать за конечный результат! В данном случае - за умышленное убийство! Суставчатые пальцы быстрее забарабанили по дереву. Мышление у Франка отличалось парадоксальностью, а поступки - непредсказуемостью, он очень ценил оригинальность и самостоятельность ответов, хотя понимал эти качества весьма своеобразно. Рассказывали, что однажды на экзамене он загнал студента в угол вопросом: "Что такое проституция?" Тот безнадежно задумался и, предчувствуя неизбежность провала, брякнул: - Не знаю... Но был случай... Зависшая над ведомостью ручка остановилась. - В ресторане женщина залезла на стол и стала кричать: "Да, я проститутка, но меня голыми руками не возьмешь!" Сам видел... Франк рассмеялся и поставил долгожданный "уд". Другая легенда повествовала, как Реверсов безуспешно выпытывал у одного азербайджанца, что является объектом преступного посягательства при изнасиловании. Тот потел, краснел, затравленно оглядывался на товарищей, подбирал слова и наконец вместо нейтрального "половая свобода" сдавленно прохрипел: - Ну эта... лохматая... Аудитория взорвалась гомерическим смехом, Франк повалился на стол и чуть не умер от хохота, но когда успокоился, пришел в ярость и с криком: "Сам ты "лохматая"!" - выгнал опозорившегося ученика. Слабым местом Франкенштейна было то, что он легко вовлекался в дискуссию, а "заведясь", превращал семинар в лекцию и мог проговорить все отведенное время, забыв про необходимость опроса. Но "завести" профессора мог только подготовленный и эрудированный студент. Денису это удалось. Опираясь на несуразные примеры из судебной практики, он раскритиковал общепринятую теорию субъективного вменения и довольно убедительно высказался в пользу определения вины по объективным последствиям преступления. В любом учебнике можно прочесть, что такой подход распространен в неправильных капиталистических государствах и для социалистической законности совершенно неприемлем. - Традиционная теория снимает с виновного ответственность за отклонения в цепочке причинно-следственных связей, - торжествующе заканчивал Денис свою речь. Он предчувствовал триумф, как матадор, правильно вогнавший шпагу в загривок еще стоящего как ни в чем не бывало, но уже убитого быка. - Но тогда риск наступления неблагоприятных последствий полностью возлагается на жертву! Разве это отвечает принципу справедливости? Разве способствует борьбе с преступностью? Франк вытаращил глаза. - Хорошо. Да. Хорошо, что вы нестандартно мыслите. Но нестандартно - не всегда означает правильно. Да. Вы обосновываете очень опасную концепцию объективного вменения, которая может привести к необоснованным репрессиям! Ведь что есть ответственность без вины? Бык тяжело рухнул на колени и медленно повалился на бок. Денис незаметно отсалютовал восторженно замершей аудитории. Он выполнил свою задачу. Франк "завелся" и проговорил оставшиеся семьдесят минут, как раз до завершающего учебный день звонка. Вываливаясь в весело гомонящей толпе на улицу, Денис получил стандартный набор почестей победителя: его признательно хлопали по плечу, дружески жали руку, Ниночка Бобылева чмокнула в щеку, а Славка Ефимов вызвался даже немедленно угостить пивом. Но время поджимало. На улице было пасмурно. К стоянке автомобилей, пошатываясь, подходили двое изрядно поддатых парней с журфака. Одного, с разбитым лицом, Денис хорошо знал - тот ухаживал за Антониной и всегда смотрел на него, как на классового врага. Звали его Сергей. Здоровый амбал, кто же это сумел так его разукрасить? Второй и с целой физиономией имел вид блатной босоты дерганые движения, вызывающе-развязные манеры, хищный острый нос и презрительно прищуренные бесцветные глазки. Хорошие кадры получит через несколько лет отечественная журналистика! Оба наверняка неграмотные босяки, если и умеют писать, то только на заборах... Живописная парочка вплотную приблизилась к шикарной иномарке. Неужели средь бела дня начнут курочить? По пьянке чего не сделаешь! Но вместо звона стекла нежно пиликнул электронный замок, и будущие журналисты завалились в мягкий салон. О времена, о нравы! - Так ты идешь пить пиво? - спросил Ефимов. - Некогда. Давай в другой раз! Денис быстро пошел к трамвайной остановке, за ним увязался Бородаевский. Странный и скользкий тип. Тетрадки и учебники он почему-то носил в газетном свертке, никогда не смотрел в глаза собеседнику и уклонялся от всех неофициальных мероприятий группы. Из-за этого в последнее время его уже и не приглашали. - Значит, ты учил, - утвердительно, с долей обличительной интонации в голосе не то спросил, не то констатировал он. - А где ты все это прочитал? В учебнике такого нет... - На учебнике далеко не уедешь. Думать надо. Анализ и синтез плюс собственные мысли... У тебя есть собственные мысли? Денис втиснулся в отходящий трамвай и помахал рукой неуклюжему парню с бабьей фигурой и дурацким газетным пакетом под мышкой. Лицо у Бородаевского было унылым: собственных мыслей у него не было и он остро завидовал чужим успехам. А Денис уже забыл про свой триумф и думал о предстоящей работе. Через пятнадцать минут он был на набережной, у восьмого причала. Громко играла бравурная музыка, белый прогулочный катер готовился к отплытию, а ожидающий у кассы длинный и сутулый Витька Осипов проявлял явные признаки беспокойства. - Где ты ходишь, опоздаем! - ему нравилось изображать командира, но из-за излишней суетливости эта роль ему плохо удавалась. - Я же не прогуливаю семинары, как некоторые, - гордо ответил Денис. Билеты взял? Они покупали билеты в кассе, как обычные граждане, правда, потом Мамонт возмещал расходы. Осипов кивнул. - Пошли быстрее! - Подожди. Их привезли? - Конечно! Что я, по-твоему, совсем идиот? Чего бы я спешил? - Может, просто соскучился по водным прогулкам... - Прям-таки! Наташка и так косо смотрит на мои отлучки. Один раз на кружок, другой - на дружину, сейчас - в райотдел на стажировку... А потом что придумать? Витька полгода назад женился и сразу попал под каблук к молодой супруге. Характер у него был мягкий, и скорей всего страх перед женой окажется сильней требований Мамонта о строгой конспирации - рано или поздно он под большим секретом расскажет ей все. - Надо будет - я тебе сто историй придумаю... Побежали! Тарахтенье движка напоминало работающий на холостых оборотах трактор. Они последними поднялись на борт - это плохо: привлекает излишнее внимание, но "прокол" не слишком серьезен... Надо будет загладить его полной естественностью поведения. Денис испытывал тревожное возбуждение - как всегда в начале операции. Непривычно опрятные матросы сбросили сходни, отдали концы, тарахтенье усилилось, и гранит набережной ушел в сторону. Катер вмещает сто пятьдесят человек, но сейчас он заполнен едва на треть. Будний день, шесть часов вечера, народ после работы разбредается по домам. В основном здесь гости Тиходонска, которым нечего делать, кроме как осматривать живописные окрестности с середины реки. Да группа французов двадцать пять человек, прибывших по программе культурного обмена. Иностранцы. На профессиональном сленге - иноки. "Пойду к скуфье смиренным иноком"... Нет, это из другой оперы. Толкутся на корме, громко разговаривают, смеются... Двое рассматривают в бинокли проплывающие мимо берега, один расхаживает с фотоаппаратом, выбирая нужный кадр. Аппарат огромный, дорогой, с мощным телевиком. Впрочем, запрещенных к съемке объектов на маршруте нет... - Пошли к ним, - шепчет Осипов. Суетится, как всегда. - Не сразу, - стараясь не выдать раздражения и сохранить нейтральное выражение лица, отвечает Денис. Не торопясь, он извлекает трубку и медленно набивает ее дорогим "капитанским" табаком из замшевого кисета. - Чего ждать? - шипит Витька. - Время-то идет! - Прибежали как ошпаренные и сразу к ним? Ты хоть думай немного! - Денис делано улыбнулся и принялся раскуривать трубку. - Давай пока с нашими девочками познакомимся... Девочек было трое, молодые, но не очень чтобы красивые. И знакомиться они не захотели. - Валите отсюда, ребята, мы не по этому делу, - равнодушно сказала шатенка с короткой косичкой и расставленными, как у зайца, зубами. - Какому такому делу? - вроде бы обиделся Денис. - Никаких дел у нас и нету... Переболтать да пива выпить... - Мы не пьем пиво, - снова за всех ответила девушка. - Отваливайте. - Ну и ладно! Пойдем, Витек... - Осипов как деревянный следует за ним. Он заторможен и напряжен, видно, размышляет, что будет, если его увидит кто-то из знакомых и расскажет Наташке. Со стороны все выглядит естественно. Потерпев неудачу, два молодых плейбоя вальяжно движутся в кормовую часть, не подозревая, естественно, кто там находится. Но, услышав иностранную речь, они приятно удивлены. - Смотри, Витек, иностранцы! - громко умиляется Денис. Умиляется, конечно, не для Витька, а для иноков. Практически все в группе говорят по-русски. И все знают, что хотя "железный занавес" пал, для периферийного городка живые иностранцы - немалая редкость. - Здравствуйте! - с легким акцентом здоровается с ними симпатичная женщина лет тридцати и улыбается. На ней свободного покроя платье и красивые босоножки. - О! Вы понимаете по-русски? - еще больше удивляется Денис. - Здорово! Он разыгрывает роль не очень далекого, но добродушного парня - подходящей мишени для любых происков посланцев империализма. Женщина продолжает улыбаться. - Конечно. Мы должны знать язык своих друзей. У нее прическа "каре", милая улыбка, короткий узкий нос и ясные серые глаза. Сквозь ремешки босоножек выглядывают ухоженные нежные пальчики с неброским перламутровым педикюром. И густые черные волосы лежат один к одному, отблескивая, как воронье крыло, - видно, она моет голову по нескольку раз в день. От женщины исходит волна притягательности и обаяния. Если бы она просила показать шрам от аппендицита, Денис не стал бы упрямиться. - Слышишь, Витек, это наши друзья! - окончательно заходится в восторге Денис. - Мир, дружба! - почему-то с акцентом говорит Осипов и, тряся сцепленными ладонями перед грудью, ненатурально скалится. Контакт состоялся. Женщину звали Мадлен, она из Лиона, работает в музее. Основная часть группы из Парижа. В Тиходонске им нравится, послезавтра они улетают в Москву, а оттуда возвращаются домой. - Витек, сбегай за шампанским! - командует Денис и принимается раскуривать трубку. Закрепить контакт никогда не вредно, но сейчас не Холмсу, а ему лично хочется сделать Мадлен что-то приятное. Осипов приносит бутылку "Тиходонского" и три картонных стаканчика. Стаканчиков надо было взять больше - группа иноков заинтересованно следит за развитием событий, и по законам гостеприимства пригласить к выпивке следует всех желающих. Хоть по три капли на нос, неважно, тут главное жест! Они-то уж попили у себя настоящего шампанского, "Тиходонским" их не удивишь, но совместное распитие сближает и способствует... Денис вручает Мадлен стаканчик с таким видом, будто это хрустальный бокал. Они встречаются глазами, и Денис явственно читает в них интерес. Он ощущает всплеск настроения, будто получил инъекцию веселящего препарата. - Господа, присоединяйтесь! - широким жестом Денис протягивает оставшиеся стаканчики в сторону группы, совершенно не представляя, как станет выкручиваться, если интерес к предложению проявят больше, чем двое. Но французы вежливо улыбаются и делают отрицательные жесты. Худенькая женщина с короткой стрижкой хлопает ладонями по открытым плечам и что-то говорит пофранцузски. - Холодно пить шампанское, - переводит Мадлен и лукаво улыбается. - А я не боюсь холода... В ее тоне Денису слышатся многозначительные обещающие нотки. Его бросает в жар. У него дрожат руки. Тиходонское шампанское пенится, выплескивается на дощатую палубу. Мадлен звонко смеется. - За вас, наших гостей! - торжественно провозглашает Денис. В одной руке он держит стаканчик, в другой трубку. Это неудобно и кажется, будто выглядит он совершенно по-дурацки. - Нам очень приятно, что вы прибыли в наши замечательные края, надеемся, что это не последний раз. За вас, Мадлен! Он залпом выпивает свою порцию. Шипучая сладкая жидкость попадает в пустой желудок, вызывая тошнотный спазм. Сейчас бы горячую отбивную с зеленым горошком! Витька только пригубляет - боится, что жена учует запах. Лучше бы вообще отказался, а так принужденность его поведения видна невооруженным глазом! Мадлен пьет медленно, маленькими глотками, губы мягко облегают картонную кромку, не оставляя следов помады. - Вы удобно устроились? - галантно спрашивает Денис. - В какой гостинице? В животе у него заурчало. Денис чуть не провалился сквозь палубу и до отказа втянул пресс, как будто старался достать до позвоночника. - "Кавказ". Другого ответа он и не ждал - интуристовская гостиница одна в городе. "В каком номере?" - рвался из захмелевшего нутра следующий вопрос, но гортань и губы никогда не пропустили бы его наружу. - А вы работаете или учитесь? - в свою очередь интересуется Мадлен. - Учимся. В университете, на юридическом, - честно отвечает Денис и рассказывает о себе и Осипове. Они действуют без легенды, под своими именами, поэтому им ничего не нужно придумывать. - Занятия закончились, вот мы и решили прогуляться по реке... - Подышать свежим воздухом, - добавляет Витька, довольный, что встрял в разговор. - А вы женаты? - Мадлен показывает на Витькино обручальное кольцо. - Да, - энергично кивает тот. - Совсем недавно. - А почему жена не дышит свежим воздухом? - Э-э... Она... Она заболела! - брякает Осипов. Идиот! - Странно! - удивляется Мадлен, и улыбка ее становится напряженной. Молодая жена заболела, ей нужен уход, лекарства... А вы после занятий не спешите к ней, а едете дышать воздухом! Витька не отличается сообразительностью. Он молчит и смотрит в сторону, как на семинаре у Франка. Дениса окатывает волна злости. Какой тупица! - Витя живет в общежитии, а жена отдельно, у родителей, - объясняет Денис. - У них одна комната, и все не помещаются. Конечно, этим признанием он подрывал престиж своей страны, но в конце концов сейчас гласность, скрывать недостатки перестали. А истинную причину их нахождения на прогулочном катере надо скрыть любой ценой... - Вечером Витя зайдет ее проведать, понимаете? Навестить. И снова пойдет в общежитие. - Муж и жена живут отдельно?! - Да. Но скоро им дадут комнату в общаге. В смысле в общежитии. - Скоро дадут! - воспрянул Витька. - Профком обещал! - А шампанское... Не слишком ли оно дорогое для неимущих студентов? - Мы это... Подрабатываем, - выпятил грудь Витька. - Да? Интересно, где же? - Грузчиками в магазине. Мадлен окинула взглядом его фигуру и теплыми пальцами мягко взяла Дениса за руку. Когда-то он занимался боксом, и кулак с разбитыми костяшками выглядел внушительно. Но она разжала его и нежно провела по ладони. - Вы не успели испортить руки, - серые глаза потускнели. Дальше беседа протекала вяло. Мадлен не выпытывала государственных секретов, не высказывала никаких просьб и не давала поручений, не пыталась соблазнить и завербовать, не просила адреса для переписки, словом, не делала ничего запрещенного, да и разрешенного тоже не делала. И все остальные французы вели себя идеально: не вступали в контакт с местными, ничего не передавали, не разбредались, даже в бар не пошли. Погода испортилась: полил мелкий, колючий дождь, волны приобрели свинцовую окраску и покрылись белыми барашками. Легко одетые иноки забились под тент, зябко поеживались. Только Мадлен с удовольствием подставляла лицо холодным брызгам. С мокрыми волосами и разрозовевшимися щеками она выглядела очень привлекательно. Денис поймал себя на мысли, что никогда раньше не засматривался на женщин ее возраста. А сейчас... В груди расширялся теплый шар, наперекор погоде согревая все его существо. Уж не влюбился ли он? С первого взгляда, в иностранку, которая через пару дней навсегда уезжает из страны... Любовь способствует безумствам. Он знает, как надо держаться и что говорить, чтобы беспрепятственно пройти в "Кавказ", и он легко может установить номер, в котором она живет. Только что дальше? Нет, все бесполезно... - Что вы делаете завтра? - не удержавшись, спрашивает он. - Или сегодня вечером? Я мог бы показать вам город. И окрестности... - Невозможно, - Мадлен безразлично качает головой. - Сейчас у нас прием в горисполкоме, потом я лягу спать. А завтра весь день тоже расписан по минутам. Денис отчетливо чувствовал: в Мадлен что-то изменилось. Она поддерживала разговор, задавала необязательные вопросы, впопад отвечала, по-прежнему мило улыбалась. Но это уже была другая Мадлен. Теперь он не ощущал ни прежнего интереса, ни расположенности, только безразличие и усталость. Лишь элементарная вежливость заставляла ее поддерживать разговор. Настроение у Дениса испортилось. Перемены в поведении женщины он отнес на свой счет. Дурацкая трубка, бурчащий живот, идиотское шампанское без закуски, как на вокзале... Когда катер уже развернулся и возвращался к причалу, толстый веселый дядька в джинсовых шортах неожиданно навел на них фотоаппарат. - На памьять! - Давайте, давайте! - радостно поддержала Мадлен. К ней словно вернулось хорошее настроение. Витька шарахнулся в сторону, как черт от ладана. Денис растерялся, но вида не подал, стал спокойно рядом с Мадлен, даже когда она взяла его под руку, не отстранился. - Щелк, щелк, щелк... - Спасьибо! Теперь скажьите ваш адрьес, я пришлюю снимьок! Весело улыбаясь, толстяк достал блокнот. После чуть заметной паузы Денис продиктовал адрес, толстяк аккуратно записал. - Хорошьо! - он долго тряс Денису руку. Мадлен оставалась безучастной. Прогулка подходила к концу. Скоро борт катера с треском притерся к свисающим за край причала старым покрышкам. Денис смотрел вслед Мадлен, но она не обернулась. Иноков забрал огромный интуристовский автобус, незаметно рассосался остальной народ, и набережная опустела. Дождь закончился, но от реки тянуло холодом. - Хорошо сработали, правда? - спросил Витька. - Угу. - Все четко, обеспечен полный контроль. Да? - Да. - Ну, я побежал к Наташке. Лады? - Лады. Но он никуда не побежал, а продолжал топтаться на месте. - А я не облажался с этим кольцом? - Облажался. - Да, надо было снять... Ты только Мамонту не говори... - Пока. Я пойду прогуляюсь, - вяло пожав руку Витьке, Денис двинулся вдоль ограждающей реку чугунной решетки. Радостно высунув язык, огромными прыжками пронеслась мимо здоровенная овчарка. В выбоинах тротуара блестели лужицы, пахло свежестью и тиной, через каждые сто метров огромными черными грибами торчали из асфальта чугунные швартовочные тумбы. Он поставил ногу на одну из них, облокотился на колено, вынул и повертел в руках трубку, незаметно осмотрелся. Осипова уже и след простыл, видно, чешет со всех ног к своей Наташке. Пожилая чета, подстелив газету и не убирая на всякий случай зонт, чинно сидит, на скамейке лицом к Дону. Тоненькая девушка выгуливает на поводке поджарого нервного добермана. С достоинством идет рядом со статной дамой красавец дог в наморднике. Топая как лошадь, пробежала обратно знакомая овчарка. Хозяин ожидал ее вдали, под легким силуэтом высокого моста, связывающего левый и правый берега и открывающего ворота на Кавказ. Несмотря на свой вполне гражданский вид, это стратегический объект. Раньше Денис об этом не задумывался. И вообще не подозревал, что в Тиходонске столько особо важных заводов и НИИ, к которым вожделенно присматриваются зарубежные спецслужбы. Спрятав трубку, Денис двинулся дальше. Пройдя мимо череды белых теплоходов у пассажирского причала, он подошел к зданию речного вокзала, стилизованному под стремительно несущийся вперед парусник. Роль мачты с разбухшими от ветра парусами выполняла десятиэтажная гостиница, которая так и называлась - "Парус". Пару раз он бывал там, когда приходилось работать со шведскими моряками. Наверху имелся неплохой бар. Но сейчас у него другой маршрут, неизвестный, кстати, ни Витьке Осипову, ни другим членам отряда. Денис шел вдоль задней стороны бетонного корабля, на уровне ватерлинии. В отличие от фасадной части здесь царила полная запущенность - мусор, облупившаяся штукатурка, извечные надписи... Только теперь они выполнены не мелом, а цветными фломастерами и аэрозольной краской - прогресс проникает во все сферы жизни, не обходя даже уличный вандализм. К тому же добавились матерные выражения на английском - плоды распространения языковых спецшкол и видеофильмов с параллельным дубляжем. Он миновал оцинкованный продуктовый люк ресторанной кухни, невзрачные двери пожарного выхода и каких-то подсобных помещений. Следующая дверь в обшарпанной стене ничем не отличалась от предыдущих. Денис сунул палец в дыру у железного косяка, нащупал кнопку звонка, нажал и подержал немного для верности. Через минуту лязгнул крепкий замок, и на пороге показался улыбающийся Мамонт - в белой рубашке с засученными по локоть рукавами и при галстуке. На скуле белела нашлепка лейкопластыря. Как всегда, от его мускулистой фигуры веяло уверенностью и силой. Пропустив Дениса в помещение, он машинально выглянул наружу и вновь запер дверь. - Пойдем, есть хорошие новости! Заметно прихрамывая, Мамонт пошел впереди. Запыленный проход уперся в лестницу, следующий этаж имел более обжитой вид, а когда они прошли сквозь еще одну дверь, то как будто попали в малогабаритную квартиру. Квадратная прихожая, хорошо обставленная комната, небольшая кухня, раздельный санузел. В прихожей имелась вторая дверь, она выходила в покрытый красной ковровой дорожкой коридор управления речного порта, между кабинетами начальника и главного инженера. Снаружи на ней красовалась табличка "Техническая библиотека", а по ковровой дорожке можно было пройти к двустворчатым стеклянным дверям и выйти с фасадной стороны здания. - Проходи на кухню. Голодный небось? - весело подмигнул Мамонт. - Яичницу на сале будешь? Денис сглотнул слюну. В той работе, которой он на общественных началах занимался уже почти год, привлекали не только интерес, острота ощущений, прикосновение к тайнам, недоступным другим людям, но и личность наставника. В Мамонта были влюблены все члены группы. Он не кичился положением командира, не создавал дистанцию между собой и ребятами, держался просто и дружелюбно, как старший товарищ. Что очень важно - не изображал идеологического святошу: рассказывал и охотно слушал политические анекдоты, возмущался тупостью чиновников и многочисленными нелепостями совпартдействительности. Нормальный веселый мужик. И сейчас жарит ему яичницу, как будто так и надо... - Что случилось, Константин Иванович? Хромаете, лицо залеплено... - Брали вчера одного лба... Здоровенный, гад, нескольких наших покалечил. Чуть не застрелил его, - охотно ответил Мамонт. Сашка Зубов рассказывал, что Мамонтов входит в особую группу для проведения "острых" операций. Туда включены физически крепкие и специально подготовленные сотрудники Управления, каждый из них регулярно проходит сборы в Москве, где прыгает с парашютом, взрывает мины и тренируется в рукопашном бою. "Учится отрывать яйца", - как выразился Сашка. Так что мирный вид оперативника в обязательном костюме и галстуке - очень обманчив. Хотя мощная шея, широкие плечи и перекатывающиеся шарами бицепсы не дадут обмануться даже неискушенному человеку. - Готово, - Мамонт разложил по тарелкам аппетитно пахнущую глазунью, достал из холодильника блюдца с нарезанной колбасой и сыром, редиску, зеленый лук, свежий хлеб. - Начали! Ели молча, когда тарелки опустели и Денис сыто отвалился на спинку стула, Мамонт включил чайник и сел напротив. - Теперь рассказывай. С чего начнешь? Давай с сегодняшнего - по горячим следам... - Совершенно ничего интересного, - сразу предупредил Денис, но подробно рассказал о речной прогулке. Так полагалось, ибо то, на что он не обратил внимания, могло представлять большой интерес для более информированного Мамонта. Сейчас контрразведчика заинтересовал эпизод с кольцом. Причем не как оплошность Витьки Осипова, а как реакция Мадлен. - Значит, сама за кольцо уцепилась, стала расспрашивать, выяснять? Мамонт подобрался, задал несколько уточняющих вопросов, потом вышел в комнату. Заскрежетал сейф, и он вернулся с несколькими женскими фотографиями и каким-то списком. - Посмотри... Фотографии были не совсем резкими, в углах просматривались полукружья печатей. Денис понял, что они пересняты с паспортов. Мадлен он узнал сразу. Здесь она не улыбалась и смотрела в объектив широко открытыми глазами. - Вот она... Мамонт сверился со списком. - Мадлен Дюпарк, родилась в Авиньоне, тридцать восемь лет... - Тридцать восемь?! - поразился Денис. - А выглядит гораздо моложе... - Не замужем, реставратор музея в Лионе, - задумчиво дочитал контрразведчик. - Проверим, какой она реставратор... - А что такое? - Денис не понял, чем вызван такой интерес к милой женщине. - О чем думает обычный человек на речной прогулке? - принялся объяснять Мамонт. - Он расслаблен, любуется природой, и ему по барабану - у кого какое кольцо. Другое дело разведчик! Он всегда насторожен и постоянно ожидает подходов со стороны контрразведки страны пребывания. А потому обращает внимание на мелочи, странности, нестыковки и пытается их прояснить. Именно это и делала Мадлен. - Выходит, она?.. - удивился Денис. - Да нет, ерунда! Мамонт пожал плечами. - А ты думаешь, у разведчика на лбу написано, что он разведчик? Или рога растут? - Нет, но все же... Такой поспешный вывод... - Выводов пока никто не делает. Просто мадемуазель Дюпарк представляет оперативный интерес. Проверим ее, и все станет ясно. Правда, может и не стать... Но если ей вздумается посетить нас еще раз, мы будем держать ее под контролем. На всякий случай. - Перестраховщики! - А как ты думал? - Мамонт снисходительно улыбнулся. - Вся наша работа и есть перестраховка. И в этом большой смысл. Когда в каждом подозреваешь шпиона, рассматриваешь под увеличительным стеклом, проверяешь со всех сторон, то из десяти раз один попадешь в точку. Или из ста. Или из тысячи. Конечно, много лишней работы, пустого труда... Но иначе зачем вообще нужна контрразведка? "Идиотизм!" - подумал Денис. А вслух спросил: - Как же вы ее будете проверять? - Этого я тебе сказать не могу, - спокойно ответил старший лейтенант. - Во всяком случае, пока. Я и так с тобой очень откровенен. Тебе крепкий чай? Денис не обиделся. У каждого свой уровень осведомленности. А Мамонт доверяет ему больше, чем другим. Во всяком случае, он единственный из группы, кого наставник принимает в этом помещении. И уже не первый раз. - А что с датчанами? - поинтересовался Мамонт за чаем. - Среди них нет никакого Мишеля, Константин Иванович, - уверенно сказал Денис. - То, что Отта с Карлом поселились в "Кавказе", на одном этаже с Бен-Ави, - чистая случайность, это администратор им посоветовала: шестой этаж самый тихий. В номере оружия нет, фальшивых документов тоже. И контейнера с микрофильмами я не нашел. Позавчера прихватил у Отты видеокассету, просмотрел ее на хорошей профессиональной аппаратуре обычный Джеймс Бонд, "Голдфингер", без всякой кодировки. Есть несколько восьмимиллиметровых кассет, на которых Карл работает, там тоже все чисто. - Вот так, да? - сказал Мамонт. Он не казался огорченным. Ну ни капельки. Денису это показалось странным. - А кстати, как тебе удалось установить контакт и так здорово развить его? - Да... Просто, - Денис смущенно хмыкнул. - Взял их под контроль на выходе из гостиницы и пошел следом. Они ходили пешочком, не торопясь, - город осматривали. На рынок зашли, по набережной погуляли, в "Золотом блюде" раков поели с пивом, потом на Лысую гору забрались... А на Богатяновке заблудились. Отта хохочет и заставляет Карла дорогу спрашивать. Ну тот и спрашивает: то по-своему, то по-английски. А полиглотов у нас как-то негусто... Я через проходняк нырнул и вышел им навстречу, Карл меня тут же и окликнул. - По своей инициативе, - с гордостью добавил он. Это действительно была хорошая работа. Мамонт прищурился. - А если бы не окликнул? Что тогда? - Тогда бы у меня ботинок развязался, - пожал плечами Денис. - Или сигареты уронил. Или... Да ерунда это, не мог не окликнуть. Иностранцы все время ищут своих в толпе, у них зрение заряжено на пиджачные пары и зубные протезы. Из одиннадцати человек, которых остановил Карл, семь были в костюмах, еще двое - в сорочках и при галстуке. Это для них стереотип "своего". - Ага, - кивнул Мамонт. Он слышал великое множество теорий, которые имели хождение только потому, что поверить в них проще, чем опровергать. - Я сказал, что сам не местный, из Новороссийска, но попробую сориентироваться. Так мы дошли до самой гостиницы. Карл пригласил выпить. А дальше все пошло само собой. Никакой особой моей заслуги тут и нет. Тем более что и результата нет. - Не скромничай, - сказал Мамонтов. - И сколько же ты за ними ходил? - Около шести часов. Точнее, пять часов сорок минут. Кстати, они не проверялись. - Откуда ты знаешь? - чуть заметно усмехнулся старлей. - Так видно же! - Так прямо и видно? - наставник перестал скрывать усмешку. - Проверки это целая наука. И умение их определять - тоже. Этому учатся шесть месяцев - семестр. Денис несколько смутился. Контрразведчик подумал, что из Холмса выйдет толк. Парень находчив, коммуникабелен, очень внимателен, упорен и умеет анализировать факты. Что он мог слышать о Бен-Ави? Почти ничего, так - крохи какие-то. Однако запомнил, аккуратно сложил в какой-то уголок памяти и сохранил до поры. А когда момент подошел, сумел увязать с Мишель. - А насчет отсутствия результата ты не прав, - Мамонт перестал улыбаться и стал очень серьезным. - Результат есть, только выскочил он не с той стороны. Вчера мы арестовали Цигулеву... - Арестовали?! - расплескивая чай, Денис оттолкнул чашку. Лицо исказила гримаса, словно кто-то со всей силы заехал ему в солнечное. - Не надо ее жалеть, это редкая сука! И тебя она не жалеет: жаловалась, что ты заставлял ее сожительствовать с целой армией нелегальных эмигрантов из Сирии... - Я?! - Рассказывает, как ты сажал ее на иглу, как черные над ней издевались. И про многих других тоже: как кололи, как насиловали, как заставляли. Та еще штучка! Но главное не в этом... Мамонт на миг задумался, как бы решая - говорить или нет. - Главное, что Цигулева и есть та самая Мишель! На лице у Дениса облегчения не проявилось. Мамонт хотел добавить, что эту суку искали целый год, из-за нее майор Смирнов едва не вылетел без пенсии на гражданку. Что она и есть та самая дырка, дырища, через которую информация о тиходонском НИИ "Точмаш" потоком лилась за кордон. Хотел сказать - но не сказал. Потому что сейчас Холмса все это не интересовало. Его мучили угрызения совести, и он чувствовал себя предателем. - Ну чего ты раскис? - теперь перед Денисом сидел не добрый товарищ, а сильный и жесткий мужик, презирающий слюнтяев. - Ты помог провести удачную операцию по пресечению опасной шпионской деятельности. Враг обезврежен. И ты, и я, и другие участники поощрены. Надо радоваться! Ведь куда бы ты ни пошел после университета: в милицию, в прокуратуру, в суд, - тебе придется карать преступников! И если ты будешь распускать нюни перед каждым, то превратишься в плаксивую бабу и будешь всегда ходить в соплях! Не так? Тогда возрази! - Там все открыто... Я по одну сторону, они - по другую. И все знают, кто я такой. А с Антониной я гулял, цветы дарил, целовался пару раз... Она думала - я за ней ухаживаю... - И что же? Если ломиться в открытую, то часто только шею сломаешь! Есть военная хитрость, есть оперативные уловки... Кто лучше владеет ими, тот и побеждает! Денис глубоко вздохнул. - Все равно это дурно пахнет. - А ты как думал? Чистишь сортир, а он благоухает розами? Так не бывает! - И сегодня, с Мадлен... Может, женщина не имеет никакого отношения к вашим делам. А из-за того, что мне что-то показалось, вы будете ее проверять, поставите на учет, запретите въезд в страну или будете следить за каждым шагом! Мамонт наклонился вперед и тронул молодого человека за плечо. - Пойми, Денис, оперативная работа - жестокое дело. Если она разведчица, то твой снимок введут во все компьютеры французских спецслужб, и когда ты вздумаешь съездить в Париж, тебе откажут в визе! Или завернут обратно на паспортном контроле в Орли! И никто не станет разбираться - связан ты с нами или нет! Тебе понятно это? Помедлив, Денис кивнул. Скорее всего так и будет. Утех тоже перестраховка... - Все, кто занимается оперативной работой, проходят через подобные сомнения. Только переживают по-разному: кто сильней, кто слабей, кому вообще все по барабану! Многое значат детали: например, как выглядит противник. Если бы Мишелем оказался небритый красноглазый алкаш, а вместо Мадлен был уродливый горбун, ты бы воспринял это по-другому. Ведь так? Признайся честно! - Пожалуй, - снова кивнул Денис. - Так что тебе просто не повезло. Надо проанализировать ситуацию, расставить все точки над "и", чтобы больше никогда не возникали подобные сомнения. Или... Мамонт залпом выпил остывший чай. - Или признать, что ты не годишься для подобной работы. Мы попрощаемся с тобой без всяких обид, и выбирай себе любой другой жизненный путь - иди в адвокаты, нотариусы, юрисконсульты... Но, честно скажу, мне было бы жаль терять тебя. У тебя хорошие перспективы. Начальник нашего отдела предложил мне готовить тебя для штатной работы у нас. Так что решай сам! Многие годы спустя Денис поймет, что он сделал выбор под влиянием личности Мамонта. Если бы на его месте сидел другой человек, решение могло оказаться совершенно иным. - Ладно, я все понял. У него пересохло в горле, и он, повторив жест Мамонта, жадно осушил свою чашку. Они обменялись взглядами и улыбнулись. - И хорошо, - сказал старший лейтенант. - Тогда продолжаем. К нам приезжает американская рок-группа, тебе придется ее освещать. Снова отлучившись в комнату, он принес два плотных конверта, положил на стол, дружески подмигнул. В одном - аккредитационная карточка с фотографией Дениса, подписанная неким Брайаном Диггсом, менеджером группы "Purgeans", два билета на концерт во Дворец спорта с лиловым штампом "23 ИЮНЯ 1990 г. ". И две бумажки по десять рублей - на буфет и другие сопутствующие расходы. В другом деньги - три пятидесятирублевки. - Твоя премия, - пояснил Мамонт. Чуть помедлив, Холмс сунул оба конверта во внутренний карман пиджака.