Страница 21 из 23
Она пришла в сопровождении своей сестры Сары, которая теперь ходила с тростью. Сара по-прежнему продолжала работать на заводе красильщицей циферблатов: семья Карлоу была бедной, и теперь, когда Маргарита больше не работала, а счета за медицинские услуги накапливались, они особенно нуждались в деньгах. Разумеется, у Сары были со здоровьем совсем не такие проблемы, как у Маргариты. Очевидно, ее хромота никак не связана с ужасной болезнью, поразившей рот сестры.
Доктор Сисл Дринкер был импозантным мужчиной с густыми светлыми волосами. Он представился Маргарите, сразу же обеспокоившись состоянием ее здоровья. Ее худощавое лицо было мертвенно-бледным, и она придерживала повязку у сочащейся гноем щеки. Она жаловалась на «боли в лицевых костях». Было понятно, что она тяжело больна.
Кэтрин Дринкер повернулась к Роедеру и сказала, что однодневной экскурсии недостаточно. Врачи, настаивала она, непременно должны вернуться в Орандж, чтобы досконально изучить завод и персонал. Таким образом, на протяжении двух дней, с 7 по 8 мая 1924 года, было проведено подробное исследование. Внимательно ознакомившись с научной литературой о радии, Дринкеры вернулись на завод вместе со своим коллегой доктором Кастлом и все тщательно изучили. Вместе три врача осмотрели все аспекты производства в сопровождении вице-президента компании Вьедта.
Они встретились со старшим химиком, доктором Эдвином Лиманом, и заметили у него на руке «серьезные ожоги». Тем не менее, когда они обратили на них внимание, он «со смехом отреагировал на слова о возможных дальнейших повреждениях». Возможно, он просто прислушивался к просьбе президента компании и руководству завода всячески способствовать распространению доверительной атмосферы.
Подобное беззаботное отношение, как вскоре осознали Дринкеры, было «характерно для всего руководства на заводе». «Казалось, – позже написал Сисл Дринкер, – они совершенно не осознают опасности, связанной с производимым ими материалом».
Роедер даже сказал им, что «в результате ожогов радием никогда не развивались злокачественные опухоли – подобное утверждение нелепо и легко опровергается».
В студии на втором этаже врачи провели полное обследование работников. В качестве репрезентативной выборки они взяли 25 сотрудников: одна за другой назначенные красильщицы циферблатов нервно стучались в дверь уборной, где проводился осмотр. Сара Майлефер оказалось одной из тех, кого выбрали для проверки. По просьбе врачей она широко открывала рот, чтобы они могли ощупать ее зубы; стояла ровно, пока они осматривали ей нос и горло; протянула им руку внутренней стороной, чтобы они могли взять образец крови. Дальнейший осмотр проходил в темной комнате, где Кэтрин Дринкер «обследовала некоторых из этих женщин, некоторых весьма тщательно, чтобы понять, насколько они светились, оказываясь в полной темноте».
Ох, это свечение. Это сияние. Оно ошеломило Кэтрин Дринкер. Когда девушки раздевались в темной комнате, она видела, что пылью покрыты их грудь, нижнее белье, бедра с внутренней стороны. Пыль попадала всюду, словно поцелуи любовника, оставляя следы на конечностях, щеках, шее, а также вокруг талии… Легким воздушным танцем она касалась каждого сантиметра их тела, светилась на их нежной и невидимой в темноте коже. Зрелище было захватывающее. Причем избавиться от этой пыли было непросто, если она успевала просочиться сквозь одежду. Дринкер заметила, что «она оставалась на коже» даже после тщательного умывания.
Дринкеры не ограничили свое исследование заводом: они посетили доктора Барри, а также встретились с некоторыми из бывших красильщиц, теперь тоже начавших демонстрировать схожие симптомы, в том числе и с Грейс Фрайер. Но, благодаря вниманию доктора Маккафри из Нью-Йорка, Грейс была исключением из правил; Дринкеры с радостью отметили, что она «в значительной мере оправилась от болезни».
Этого нельзя было сказать о Маргарите Карлоу. Так и не добившись никакого прогресса с Барри, она обратилась к доктору Кнефу, прежде лечившему Молли Маггию. Маргарита, раньше любившая эффектные шляпы с перьями и модную одежду, теперь выглядела крайне плачевно. И самое ужасное творилось у нее не снаружи, несмотря на мертвенно-бледную кожу и отощавшее тело, а внутри: «из-за непрекращающихся гнойных выделений у нее во рту».
Кнеф заботился о ней, как только мог. «Я старался посещать ее хотя бы раз в день», – рассказывал он. От его офиса до дома Карлоу на Мэйн-стрит в Орандже было пятнадцать-двадцать миль, однако порой он приходил к ней от двух до шести раз в день. Иногда, вспоминал он, «я проводил с ней до трех дней и ночей подряд». Такой особый уход семейству Карлоу был не по карману, так что Кнеф, по сути, работал бесплатно. Это было благородно с его стороны, однако не гарантировало Маргарите получение самой квалифицированной помощи.
И тем не менее Кнеф знал об этой болезни больше, чем многие, пускай тогда еще и не понимал масштаба ее последствий.
Доктор Кнеф был медиком до мозга костей. Когда челюсть Молли столь шокирующим образом сломалась в его пальцах, это сильно его впечатлило – так что он сохранил этот странный бесформенный кусок изъеденной кости. Время от времени, уже после смерти пациентки, он изучал его, вертел в руках, однако так ничего и не смог понять: в конце концов, она умерла от сифилиса, как бы странно ни выглядели ее кости. Так что он засунул этот фрагмент кости в ящик своего стола, где хранил рентгеновские негативы, и в конечном счете про него забыл.
А затем в один прекрасный день ему пришлось по работе покопаться в этом битком набитом ящике, чтобы найти негативы. Он в спешке перебирал хранившийся там хлам, а когда наконец достал их, то к своему удивлению обнаружил, что они больше не были полностью черными. Вместо этого они были «затуманены», словно их чем-то облучили. Но в том ящике не было ничего, кроме старых папок да этого позабытого куска кости.
Он вращал рентгеновскую пленку и так, и эдак. Она определенно была испорчена. Кнеф не особо разбирался в вопросе, но понял, что это какой-то знак, однако его смысл был неясен. По прошествии всего этого времени Молли Маггии так и не удалось ни о чем поведать.
Глава 13
Хотя Кнеф не знал, почему снимки оказались затуманены, Маргарита Карлоу все равно ценила его участливое внимание. Ощутив проблеск надежды, она сказала, что «в последнее время чувствует себя немного лучше». Тем не менее посещающие ее врачи замечали, что «это заявление не соответствовало ее внешнему виду». Когда Кэтрин Уайли из Союза потребителей встретилась с ней в мае 1924 года в рамках своего независимого расследования, она была потрясена и назвала ее «бедным больным юным созданием, тело которого чуть ли не просвечивалось». За ее страданиями было крайне тяжело наблюдать. Уайли позже написала: «После встречи с одной из жертв я не успокоюсь, пока не сделаю так, чтобы ничего подобного гарантированно не повторилось впредь». Она решила «стоять на своем, пока не будут приняты какие-то меры».
Так Кэтрин Уайли и поступила. Она опросила и других девушек, включая Джозефину Смит, однако та «не захотела обсуждать эту тему, пока продолжала работать на корпорацию». Уайли использовала все возможности, также встретившись с Кэтрин Шааб и Эдит Мид, которая выхаживала Молли Маггию во время ее ужасной болезни. Медсестра не забыла про свою бывшую соседку. «Мисс Мид желала, – написала Уайли, – сделать все возможное, чтобы не допустить повторения подобной трагедии с кем-то другим».
Уайли чувствовала то же самое. Узнав, что мать Хейзел задумала требовать компенсацию, она проконсультировалась с местным судьей, чтобы узнать, как семьи могут подать иск. Но законы Нью-Джерси, как оказалось, не на стороне женщин. На самом деле законодательство штата было довольно прогрессивным: как раз в январе того года приняли закон, позволявший получать компенсации за болезни, вызванные работой на производстве. Проблема – да еще какая – состояла в том, что в утвержденном списке числилось лишь девять заболеваний, а срок исковой давности составлял всего пять месяцев: то есть любые судебные иски могли быть поданы лишь в течение пяти месяцев после момента получения травмы. Мало того что «отравления радием» – если девушки действительно стали жертвой именно его – в списке не было, так еще и многие из пострадавших ушли из USRC годы назад, не говоря уже про какие-то пять месяцев. Судья сказал Уайли прямо: «Когда отравление радием признают болезнью с правом на компенсацию, если вообще это когда-то случится».