Уран

Слух о чемодане Ищенко быстро распространился по этажам общежития. Шофера и раньше не любили, а после вскрывшейся правды поминали не иначе как с ненавистью. «Вражина, гниль! Кабы знать, сам бы гада урыл!» – шумели рабочие, пересыпая неосуществимые уже угрозы крепкими выражениями.

Подозрение в убийстве падало на Игната Котёмкина, сержанта охранной роты, который выпивал с Ищенко в ночь с пятницы на субботу.

За полночь в отдел милиции поступила телефонограмма: из Ленинграда направлена особая следственная группа во главе с майором МГБ Юри Аусом, просьба оказать содействие в расследовании дела.

Домой Арсений возвращался около двух часов ночи. Машину вызывать не стал – благо от милиции до дома минут пятнадцать пешим ходом.

Кружила метель, снег налипал на лицо, на одежду. Вот тебе и первый день весны!

В подъезде снова не горела лампочка. С пролета второго этажа ему навстречу бросилась закутанная фигура.

– Сенечка, миленький!

– Напугала! Зачем ты здесь?

– Ждала тебя. Мои все спят. Люби меня, Сенечка, смотри, я вся твоя…

Под шубкой полуголая, в одной скользкой сорочке.

– Да что ты, сумасшедшая, нельзя, нельзя…

Отрекаясь словами, на деле уже обнимал ее, чувствуя, как продавливается под пальцами мягкое, теплое тело. Расстегивал свое пальто, искал губами губы.

– Люби меня, Сенечка, прямо здесь…

Подхватил, усадил на подоконник.

Хлопнула дверь на третьем, по стене метнулся свет. Голос Иды окликнул:

– Арсений, ты здесь?

После секундного молчания Гаков отозвался:

– Иду!

Чертова девка замерла, расставив ноги, затаив дыхание. Когда он сделал движение оторваться, обеими руками обхватила его лицо и жадно поцеловала в губы жаркими и сладкими, как малина, губами.

В коридоре, снимая верхнюю одежду, Гаков прятал лицо, рукой вытирал пылающие губы. Ида куталась в шаль, поясняла виновато, словно оправдываясь:

– Я ждала у окна. Видела, как ты в подъезд вошел…

Гаков не стал ничего объяснять, ушел в ванную.

Ополаскивая лицо холодной водой, подумал, что жизнь его завернула в какой-то мучительный тупик и поделать с этим ничего нельзя.

Первое пророчество

В понедельник в шестом часу утра к Тасе в комнату постучали двое конвойных. Николка еще спал. Настёнка, совсем как взрослая, ни о чем не спрашивая, помогла матери собраться, сунула в карман кусок хлеба в тряпице, расческу.

Конвоиры с винтовками повели Таисию по коридору, громко топая сапогами. Соседи выглядывали из комнат и тут же прятались, захлопывали двери.

Во дворе ждал «козлик». Привезли в город, в новое отделение милиции на улице Маяковского.

Тася не знала за собой никакой вины, но, ступая по скрипучим деревянным полам, еще блестящим и, кажется, немного липким от свежей краски, чувствовала, как сводит челюсти, словно от озноба. Над ней нависала та беспощадная сила, которой она не знала названия, но действие которой на других людей видела ежедневно.

Задержанную Таисию заперли в крошечной пустой комнате с решеткой на высоком окне. Она причесалась, заново подколола волосы шпильками. Съела хлеб. Прилегла на голую деревянную лавку.

В начале девятого за ней пришли, отвели в кабинет для допроса.

Молодой лейтенант МГБ, дебелый, развращенный физической властью над людьми – это чувствовалось во всей его позе, в наглом обшаривающем взгляде – сидел за столом, вытянув к печке ноги в хороших сапогах. На кармашке его гимнастерки Тася заметила значок «Ворошиловский всадник» – такой же был у Игната. Офицер лениво кивнул конвою, отпуская из комнаты, и продолжал ощупывать глазами фигуру женщины. Тася чувствовала себя голой под этим взглядом. Она не решалась сесть.

– Котёмкина Таисия Николаевна, двадцать девятого года рождения? – удостоверился офицер, покосившись в свои бумаги. – Ну, садись, поговорим.

И ошарашил Тасю первым же вопросом:

– Когда твой муж Игнат Котёмкин был завербован шпионской ячейкой врачей-вредителей?

Тася, как и большинство советских граждан, о вредителях знала из газет. Месяца полтора назад все центральные издания поместили сообщение ТАСС о раскрытии террористической группы медицинских работников, которые путем неправильного лечения сокращали жизнь активным деятелям Советского Союза. Арестованные признались, что умертвили товарища Жданова, а также старались подорвать здоровье руководящих военных кадров, чтобы ослабить оборону страны.

В списке врачей, завербованных иностранными разведками, числились в основном еврейские фамилии. Как в эту банду мог затесаться крестьянский сын Котёмкин, украинец по матери и русский по отцу? Тасе вспомнилось меткое определение, услышанное от бабы Зины: «Порожняк толкает». Через силу заставила себя усмехнуться.

– Да кто ж его будет вербовать? Котёмкин – человек пьющий. Все тайны разболтает!

Следователь поднялся из-за стола. Зашел за спину Таси, положил руки на плечи, наклонился к самой шее.

– А ты сама? Не разболтаешь?

Из нутра мужчины дохнуло недавним сытным завтраком – яичница на шкварках, кофе с молоком. Краем глаза Таисия видела, как тонкий ремень портупеи врезается в плоть, обросшую сытым жиром.

– Да какие мои тайны? – прошелестела, опуская глаза.

– А вот к примеру… Убийство по предварительному сговору.

Тася отпрянула.

– Да кто же убит?

Офицер выпрямился, одергивая черную гимнастерку. Сел за стол, придвинул к себе расчерченный листок бумаги. Обмакнул перо в жестяную чернильницу. Заговорил сухо, деловито:

– Котёмкина, вы подтверждаете, что двадцать седьмого февраля шофер Ищенко и ваш бывший муж Игнат Котёмкин совместно распивали спиртные напитки в вашей комнате, в общежитии рабочего поселка № 15 при Хуторе-7 по адресу улица Первой Пятилетки, дом один?

– Подтверждаю, – шевельнула губами Тася.

– После чего шофер комбината Ищенко был найден убитым.

Таисия ахнула:

– Не может этого быть!

– Рассказывай, как все было, – приказал следователь.

Тася влажной рукой отерла лоб. Стала сбивчиво припоминать события пятничного вечера. Болезнь Воронцова, появление Игната со щенками. Рассказала, что Ищенко собирался увольняться с комбината и уезжать к своей матери в Ярославль.

Лейтенант записывал за ней быстрым мелким почерком, аккуратно обмакивая перо.

Уточнил, не говорил ли с шофером Игнат о производстве, о сотрудниках, о делах Комбината. Не интересовался ли этими вопросами кто-нибудь другой в последнее время? Между делом закинул фразочку, будто блёсенку в реку на глупого окуня:

– Так на какой почве произошел конфликт между Ищенко и Котёмкиным?

– Не было ничего такого, – отвечала Тася. – Ни конфликта, ни спора. Игнат сел на коня и поехал в комендатуру, чтобы позвонить доктору. А Ищенко ушел.

– Куда?

– Этого я не знаю.

– А когда явился Циммерман?

– Да, может, часа через два. Доктор приехал на санитарной машине. Они забрали инженера Воронцова в госпиталь. Воспаление легких у него.

Следователь помолчал, выстукивая пальцами по столу какой-то бодрый марш. Тася заметила, что руки у него холеные, белые, с полированными ногтями.

– А как Ищенко нашли, товарищ следователь? – решилась спросить Таисия.

– Тело было найдено в болоте, неподалеку от железной дороги.

– Потонул?

– Нет. Оглушили камнем, приволокли в болото, а там отрезали гениталии и воткнули в живот деревянный кол.

Тася потянулась было перекреститься, но поймала правую руку другой рукой.

– Это же зверь какой-то сотворил… Игнат, он такого не сделает! Да и когда ему по болотам шастать? Вы проверьте, он же в комендатуре отмечает каждую отлучку.

– А что можешь сообщить про доктора Циммермана? – офицер снова перешел на доверительный тон. – Ты же работала у него в больничке санитаркой.

Дружба с бабой Зиной даром не прошла – Тася давно смекнула, что главная цель тут вовсе не Игнат.

Нет, гражданин начальник, подвести убийство Ищенко под дело врачей у вас не получится. По крайней мере, Таисия вам не помощница.