Страница 3 из 69
«Призрак» снисходительно улыбался, как будто это он был старшим по возрасту хозяином дома, к которому пришел молодой проситель.
– Только тихо! – предупредил Гирей-Хан. – Дети спят.
– Ассаляму алейкум! – демонстративно тихо поздоровался вошедший, и протянул руку. – Я Султан. Про детей знаю: Муса и Иса, будущие воины Ичкерии…
Гирей-Хану вступление не понравилось, он нехотя пожал твердую ладонь, обратив внимание на мозоли, выдающие постоянное обращение с оружием.
– Ва-алейкум салам! Проходи, – Гирей-Хан показал рукой в направлении кухни, замыкая при этом за вошедшим дверь – тоже на всякий случай: вдруг следом еще кто-то заскочит…
Тамила неслышно прошмыгнула из кухни в спальню. Хотя она и была полностью прибрана: в длинном халате, расчесанная, с белым платочком на голове, но мешаться в мужские разговоры у кавказских женщин не принято. И присутствовать во время них – тоже.
Усевшись за стол, Султан, судя по всему, ожидал, что ему предложат поесть, или как минимум, выпить чаю, как положено по законам гостеприимства. Но Гирей-Хан сел напротив, давая понять, что незваного гостя привечать никто не собирается.
– Ты ведь малхистинец, из Аршты? – спросил Султан, облокотившись локтями на стол. Рукава куртки задрались, обнажив широкие запястья, выдающие, несмотря на отнюдь не богатырское телосложение, недюжинную силу. На правом синели пять точек – четыре образовывали квадрат, пятая располагалась посередине.
– Ты что, мою биографию изучал? – нахмурился Гирей-Хан. – А теперь пришел проверить?
– Да ничего я не изучал. Мы и так все про всех знаем. Просто фамилия у тебя малхистинская.
– И ты пришел мне это сказать?
– Нет. Старшие интересуются, когда очередной взнос на джихад переведешь?! – сказал Султан тихим хриплым голосом.
– Земляки отказываются после захвата роддома в Будённовске деньги давать. Говорят: это никакой не джихад, воины не гинекологи! – отрезал Гирей-Хан.
– Амир предвидел такой ответ, – кивнул посланец войны. – Он сказал, чтобы вы тут хорошо подумали. Та операция ни тебя, ни других наших не коснулась, но может и коснуться. А чтобы лучше думалось, следующая операция тут, у вас будет. И будет она в этом году. Так что, думай быстрее, если такой нежный…
Гирей-Хан нахмурился, шевельнул крутыми плечами и начал приподниматься… Но усилием воли заставил себя сдержаться и не выбросить этого щенка пинком под зад. Хотя сделать это было бы непросто – он наверняка вооружен…
Султан заметил его движение, и поспешно добавил:
– Я ведь не от себя говорю, мое дело только передать.
Гирей-Хан молчал.
– И еще… – Султан достал из внутреннего кармана шесть цветных фотографий размером девять на двенадцать. – Нужно найти знающих людей, пусть определят – что это за цацки, откуда, сколько стоят…
Он разложил на столе плотные прямоугольники. Гирей-Хан надел очки, всмотрелся. На синем солдатском одеяле с черными полосами, крупным планом была сфотографирована статуэтка сидящей в позе лотоса женщины. «Бронза II век н. э.» написано синей шариковой ручкой на обороте. На другом снимке на том же одеяле лежал обоюдоострый кинжал без ножен с белой полупрозрачной рукояткой и прямым клинком, украшенным с обеих сторон золотистыми вьющимися стеблями. С обратной стороны имелась надпись, сделанная похоже той же ручкой, что и на фото со статуэткой. Точнее – не надпись, а тщательно срисованный рисунок: сабля, скрещенная с цветком, и арабская вязь под ними. На остальных фотографиях были те же самые предметы, сфотографированные с разных сторон.
– Где же я найду таких «знающих людей»? – угрюмо спросил Гирей-Хан.
Султан растянул большой рот в улыбке.
– Ну, здесь же не горы и ты, типа, в авторитете, вот и ищи. И разнюхай еще богатых покупателей! Может, мы с них деньги на джихад и отожмем…
– Я тебе не собака, чтобы разнюхивать! – повысил голос Гирей-Хан. – И в свои дела ты меня не впутывай! Я ни у кого ничего не отжимаю!
– Не хочешь моджахедам помогать?! – угрожающе оскалился Султан. – Может, мне так и передать амиру?! И вообще, я смотрю, ты тут законы гостеприимства забыл, разучился земляков встречать…
Ферзаули вздохнул.
– Ладно, что могу – сделаю, – он встал, давая понять, что разговор окончен. – Где тебя искать-то?
– Мы тебя сами найдем! – вроде бы нейтральная фраза, но с оттенком угрозы.
У двери Султан хотел еще что-то сказать, но взглянув на Ферзаули, передумал и ушел не попрощавшись. Гирей-Хан вернулся на кухню и открыл форточку. С улицы пахнуло свежим воздухом с запахом дождя.
– Не нравится мне все это, – сказал он тихо вошедшей жене. – Нам, наверное, скоро придется отсюда переехать.
Тамила заохала.
– Мы же здесь обжились, Муса в школу ходит, у тебя работа хорошая, авторитет… Куда мы поедем?
Гирей-Хан вздохнул:
– Ладно, посмотрим. Может и обойдется. Если хочешь избавиться от волка, напусти на него собаку…
– Что ты говоришь, Гирей? Какую собаку?
– Я знаю, какую…
Ферзаули позвонил шоферу и приказал не приезжать за ним, а сделать техобслуживание видавшей виды «Волге» и подать машину к обеду. Выйдя из дома, он не стал выходить на 1-ю Советскую, а неспешно двинулся по узкой, мощенной булыжником улице, по которой время от времени грохотал трамвай. Она и называлась Трамвайной. Кругом теснились маленькие тесные домишки, за высокими заборами, гремя цепями, злобно лаяли собаки. Но Гирей-Хан не обращал на них внимание. Главное, на таких улочках всегда малолюдно.
Впереди, у трамвайной остановки, стояли две замызганные будки телефонов-автоматов. Поставив ногу на завалинку углового дома, он сделал вид, что завязывает шнурок, а сам незаметно осмотрелся, и юркнул в ближнюю. Телефоны были у него и дома, и на работе, но он предпочел звонить из автомата, и даже приготовил несколько монеток – с запасом. В будке чем-то воняло. Как всегда в таких случаях, диск крутился медленно и громко скрипел. Гирей-Хан вертелся, как карась на сковородке, испуганно зыркая по сторонам – не покажется ли из-за дерева криво улыбающаяся физиономия Султана или еще кого-нибудь из «призраков» чеченской войны, что будет для него означать скорую, может быть даже немедленную смерть. Но никто не появился и трубку куратор снял почти сразу – после второго гудка.
– Это «Миша», – сказал Ферзаули. – Надо срочно встретиться!
– Приходи в одиннадцать тридцать на биржу, – ответили на том конце провода и положили трубку.
Гирей-Хан выскочил из будки и быстро пошел к остановке, зачем-то отряхивая на ходу синий двубортный финский костюм. Только сев в трамвай, он перевел дух, как будто опасность для жизни миновала навсегда. Хотя он знал, что она только отодвинулась.
Через полчаса он уже подходил к двухэтажному жилому дому старой постройки. Древние рамы рассохлись, фасад растрескался, иногда из него выпадали кирпичи. Но часть первого этажа выкрашена веселой бежевой краской, в ней вставлены новенькие металлопластиковые окна, а один оконный проем переделан во вход и закрыт стальной дверью, возле которой висела вывеска: «Товарищество с ограниченной ответственностью «Беркат». Для людей, не знающих, что по-чеченски «беркат» значит изобилие, вывеска и косметический ремонт не говорили ни о чем, кроме того, что ответственность расположившегося за свежевыкрашенным фасадом общества крайне ограничена. Поэтому посетители у двери не толпились, а если быть совершенно точными, то полностью отсутствовали.
Ферзаули открыл дверь.
– Здравствуй, Мариночка! – с улыбкой поприветствовал он миловидную брюнетку за письменным столом, раскладывавшую пасьянс на компьютере.
– Здравствуйте, Гирей-Хан! – улыбнулась в ответ девушка. В строгом деловом костюме черного цвета и с легким белым платочком на шее, она выглядела очень эффектно.
– Что-то вы пешком, и Мурата отпустили…
– Дела, Марина, дела, – озабоченно ответил Ферзаули. – Из Нижнего Тагила не звонили?
– Ниоткуда не звонили, писем не приносили, никто не приходил, – радостно доложила секретарша. Она явно пребывала в хорошем настроении.