Страница 86 из 111
А Силян (Цейлон) есть пристанище ИндЂйскаго моря немало, а в нёмъ баба Адамъ на горЂ на высоцЂ[166]. Да около его родится каменье драгое, да червьци, да фатисы, да бабогури, да бинчай, да хрусталь, да сумбада[167]. Да слоны родятся, да продають в локоть, да девякуши продають в вЂсъ[168].
А Шабаитьское пристанище ИндЂйскаго моря велми велико. А хоросанцемъ дають алафу по тенкЂ на день, и великому и малому. А кто в нёмъ женится хоросанець, и князь шабатьской даетъ по тысячи тенекъ на жертву, да на алафу, даЂтъ на всякый мЂсяц по десяти денёк. Да родится в Шаботе шёлкъ, да сандал, да жемчюгъ, да всё дёшево.
А в Пегу же есть пристанище немало. Да всё в нём дербыши (дервиши) живугь индЂйскыя, да родится в нёмъ камение дорогое — маникъ, да яхутъ, да кырпукъ, а продают же каменья дербыши.
А Чиньское же да Мачиньское[169] пристанище велми велико, да дЂлають в нём чини[170], да продають чини, в вЂсъ, а дёшево...
Шаибатъ же от Бедеря 3 мЂсяци пути, а от Дабы ля до Шаибата 2 мЂсяца моремъ итьти. Чинь да Мачимъ от Бедеря 4 мЂсяца моремъ итьти, а там же делаютъ ними[171], да всё дёшево. А до Силяна 2 мЂсяца моремъ итьти...
В Кузряте же родится краска, да люкъ. Да в КамбатЂ родится ахыкъ (сердолик). В Рачуре же родится алмазъ бир кона да новъ кона (старые копи и новые копи). Продают почку[172] по пяти рублёвъ, а доброго по десяти рублёв, новаго же почка алмазу пЂнечьче кени, сия же чар — шеш кени, а сипитъ екъ тенка (чёрного алмаза по четыре — шесть кени, а белого — одно кени).
Алмазъ же родится в горЂ каменой, а продають же тую гору каменую по д†тысячи фунтовъ золотых новаго алмазу, а кона алмазу продають в локоть по 10 тысячь фунтовъ золотых. А земля же тоя Меликханова, а холопъ салтановъ. А от Бедеря 30 кововъ... Да в ШабатЂ же всё дёшево, а родится шёлкъ да сахаръ велми дёшево. Да по лесу у них мамоны да обезьяны, да по дорогамъ людей дерут, ино у нихъ ночи по дорогамъ не смЂють Ђздити, обезьянъ дЂля да мамонъ дЂля».
Приведённые выше сведения (кроме последних — о мамонах и обезьянах) Хоробрит занёс в тетрадь после тщательных расспросов купцов. Самому побыть везде не представлялось возможным, слишком долго и трудно. Теперь русские купцы будут иметь представление, чем богата индийская земля, что эта далеко не блаженная страна «неподалёку от рая, где нет ни татя, ни разбойника, ни завидлива человека». Нельзя держать людей в мечтательности и в ложных надеждах.
Совсем другую Индию увидел русский проведчик Афанасий Никитин и рассказал о ней исключительно правду, и только правду. Спрятав записи, Хоробрит задумался: будут ли довольны князь Семён и государь Иван его поездкой?
Да, он лишит государя надежд. Но когда ложь была полезней правды? Особенно в делах, которые решают судьбу страны?
Тем более что он выполнил главную задачу, поставленную перед ним, — выяснил, что НЕВЕДОМЫХ ПЛЕМЁН, МОГУЩИХ НЕОЖИДАННОЙ ЛАВИНОЙ ОБРАШИТЬСЯ НА РУСЬ, НА ЮГЕ НЕТ. Но и не только на юге, их нет и на востоке. Теперь Русь все свои силы, включая резервы, может не опасаясь бросить в решающую схватку с Золотой Ордой. Татарскому игу скоро придёт конец.
Выполнил Афанасий Никитин и второстепенную, но не менее важную задачу: открыл для Руси Индию. Отныне всякий, прочитав его записки, поймёт, что из себя представляет эта неведомая, почти сказочная страна. Русский проведчик Хоробрит проложил в неё путь. Теперь по нему могут пойти послы и купцы.
Итак, он совершил небывалое. Остальное от Хоробрита уже не зависело.
Что же касается упоминания о мамонах и обезьянах, то о них и расспрашивать никого не надо было. Всё происходило на глазах Хоробрита. Предупредить об опасности следовало, хотя бы потому, что в ночь после отъезда Помпония на лагерь паломников напали.
Эго было настоящее нашествие обитателей джунглей, потому что нагрянули вместе с обезьянами и другие дикие звери. У Хоробрита сложилось впечатление, что вёл их один предводитель. И конечно, им был царь Хануман. Правда, сам случай Хоробрит не решился описать по причине, упомянутой выше, и отчасти ещё потому, что видел он нападение как бы в полусне.
Нападения хищников на богомольцев происходили весьма часто. И много паломников гибло. Но последнее было нечто из ряда вон выходящее. Словно звери задались целью изгнать людей из Парвата. Услышав неясный шум, Афанасий вскочил, увидел, как в долину, освещаемую красноватыми всполохами, из чёрной чащи леса выскальзывают ряд за рядом обезьяны. Величественный царь Хануман сидит на носилках, которые несут два могучих волосатых великана.
Отовсюду доносились вопли обезьян и крики индусов. Где-то за рекой трубил разъярённый слон. Ему вторил другой. Ревели тигры, выли волки, кричали шакалы. Афанасий вдруг заметил, что к нему подкрадываются неясные тени. Это были необыкновенно рослые обезьяны.
— Хануман, Хануман... — произносила одна из них, нерешительно приближаясь к Хоробриту, всячески показывая, что у них нет намерения напасть на чужеземца, напротив, Хануман любезно приглашает его к себе.
Но в руках Хоробрита была сабля. Она описала в ночи сверкающий полукруг. Голова ближней обезьяны слетела с сутулых шерстистых плеч. Другие, гневно завизжав, бросились прочь. Мимо бесшумными прыжками пронеслась огромная кошка, держа в пасти трепещущее тело индуса. Ночь была наполнена воплями, рёвом, мольбами о помощи, треском ломаемых кустов. Где-то крушил шалаши слон.
И вдруг на долину стал наплывать белый туман, клубы его шевелились, словно живые, сгущались, превращаясь в белесоватую влажную мглу, заглушая все звуки. И вскоре настала такая мёртвая тишина, словно Хоробрит остался во всём мире один. Его потянуло в необоримый сон, глаза стали слипаться, ему хотелось упасть навзничь в мягкую густую траву и забыться. Но вокруг него собирались безмолвные тени, манили за собой. После Афанасий вспомнил, что кружил над головой саблей, очерчивая некий магический круг, а земля в мешочке на груди шевелилась.
Сколько времени провёл он в таком состоянии, трудно сказать. Плыла ночь, наполненная красными всполохами, яркими звёздами, дуновениями ветра, странными движениями серых теней и мельканием тумана. Его звал чей-то голос, и Хоробрит брёл на зов словно заворожённый. Но это был не голос волхва. Хоробрит то ли бредил, то ли видел наяву горящие глаза тигра, хобот слона, обнюхавший его, гримасничащую морду обезьяны. А потом перед ним предстал Хануман на царской кровати, которую держали два момона. И повелитель обезьян вновь спросил, не желает ли он служить в войске Джунглей.
— Нет, — ответил Хоробрит.
— Смотри, чужеземец, от чего ты отказываешься! — воскликнул Хануман и повёл лапой.
Джунгли расступились, и разверзлась земля. Глазам Хоробрита предстали мраморные дворцы, увитые лианами, подземелья, полные сокровищ, по которым ползали лишь змеи. Но Хоробрит остался равнодушен. Видение пропало, джунгли вновь сомкнулись. Не стало Ханумана и момонов. Хоробрит увидел, что стоит на лесной поляне и держит в руке саблю. Вокруг шумел утренний лес, листья и травы были мокры от росы и тумана. Пересекая поляну, в траве вилась узкая тропинка.
Он вышел в долину лишь к полудню. В солнечном свете сверкала река, а за ней ледяной глыбой блестел храм Парвата. Долина была пуста. Лагерь паломников исчез.
По дороге к храму ехала повозка, влекомая волами. В ней находились два бритых монаха в белых одеяниях. Афанасий спросил, куда делись люди.
— Три дня назад на лагерь напали звери. Люди разбежались. Отправились по домам. Теперь их не будет до следующей «ночи Шивы».
166
Гора Адама на Цейлоне.
167
Наждак (корундовая порода).
168
Видимо, страусы.
169
Южный Китай.
170
Фарфор.
171
Возможно, имеются в виду шёлковые ткани.
172
Почка — старинная мера веса. Различалась лёгкая почка — 0,17 г и тяжёлая — 0,21 г.