Страница 7 из 12
– Я вся внимание.
Несмотря на серьезный тон, в ее голосе по-прежнему слышалась издевка. Алексей бросил на Ольгу косой взгляд и нехотя произнес:
– Знаешь, так дальше продолжаться не может.
– Как?
– Так. Возможно, тебе это неприятно, но мы должны друг друга освободить. У меня другая жизнь и… все такое. Оль, нам надо развестись официально.
– Почему ты считаешь, что мне это будет неприятно? Хочешь развестись? Давай, действительно, чего тянуть?
Ольга произнесла свои слова ровным тоном, показывающим, как мастерски она владеет ситуацией, да и вообще, ей все равно, останутся они официальными мужем и женой или все-таки выпорхнут из разоренного гнезда в разные стороны. Только Алексей хорошо знал, в каких случаях жена напускает на себя такой равнодушный вид, и это тоже раздражало.
– Давай, как вернемся, сразу сходим?
Ольга согласно кивнула и снова уставилась в планшет. Алексей искоса наблюдал за женой, отметив, что она ни разу не перевернула виртуальную страницу, а ее взгляд неотрывно устремлен в одну точку.
На кладбище, естественно, не было ни души.
Дорогу замело, и после безуспешных попыток добраться до места с комфортом они бросили машину в сугробе и пошли пешком, по колено в снегу. Алексей периодически оборачивался на оставленный «BMW», словно опасаясь, что кладбищенские воры выскочат из-за скособоченной часовенки и украдут авто. Ольга брела впереди в своих высоких сапогах, слишком тонких для таких прогулок. Алексей даже привычно рассердился и открыл рот, чтобы отругать ее. Ведь каждый год повторялось одно и то же, можно было подобрать обувь более подходящую. Сейчас промочит ноги и простудится, а ей еще на лекции ехать…
Алексей оборвал нелепые мысли: теперь это его не касается. Они – чужие люди, которые скоро разведутся и будут жить каждый сам по себе. Скорее всего, эта совместная поездка на кладбище тоже последняя. В следующем году они приедут порознь.
Интересно, как она это себе представляет? Машины у Ольги нет. Поездом? Автобусом? Или все-таки попросит его подвезти? Если он разведется с ней и женится на Лике, та точно не потерпит подобного, закатит скандал на законных основаниях.
В последнее время скандалы учащались, и это начало его… утомлять.
Пока он жил с Ольгой, ничего такого не случалось. Нет, они, естественно, ругались, иной раз даже до хрипа, а однажды, когда сын был еще маленьким, всерьез поцапались из-за того, что Алексей забыл приехать на утренник в детский сад. Ольга считала, что это очень важно. Ребенок спал, и ссориться пришлось на кухне, яростным шепотом, что придавало ситуации некий комизм. Однако они самозабвенно забрасывали друг друга самыми восхитительными оскорблениями, изобретая все новые и новые слова, пока не начали смеяться, с глухими всхлипываниями и подвываниями, так им стало весело.
Ругаться с Ликой не было ни весело, ни интересно. Ей не хватало ума парировать его неуклюжие наезды, столь же элегантные, как бульдозер, и она спустя пару минут падала лицом в ближайшую подушку, начиная рыдать. Часто – довольно фальшиво, и тогда он оставлял ее в покое. Далее по правилам следовало извиняться и дарить какую-нибудь безделушку, но скоро Алексей понял, что в таком случае Лика будет дуться по поводу и без, и прекратил утешать ее. Так что теперь, потеряв козыри, она мучилась в этом театре одного актера, оставшись без благодарной публики.
У могилы Ольга притихла. Пока он прихваченной из машины щеткой сметал снег с невысокого холмика и скамейки, она, хотя толку от этого не было, стала тереть тряпкой камень, особенно тщательно водя по застывшей в мраморе детской рожице, смахнула покрасневшей от холода рукой слезинку. Разложив на могилке конфеты, игрушечные автомобильчики, Ольга вынула из сумки маленькую лампаду, зажгла свечу, придвинув ее поближе к камню, и только после этого уселась на холодную скамью. Алексей продолжал стоять, оглядываясь по сторонам.
Из-за снега могила была какая-то пустая, не такая, как весной, и небольшой куст шиповника, распускающийся ближе к июню махровыми цветами, выглядел куцым. К тому же кто-то его изрядно обломал еще в прошлом году, не боясь израниться о колючки. Ольга потом его выхаживала, подвязывала, но прижился куст или нет, сейчас понять было невозможно.
– Кто теперь этими машинками играет? – глухо спросила Ольга.
– Что?
– Говорю: каждый год по два раза привожу сюда машинки. А приезжаю – нету. Кто-то ведь их собирает.
– Бомжи кладбищенские, кто ж еще.
– Да понятно. Просто грех ведь с кладбища что-то брать и домой приносить.
– Так они не домой, – раздраженно сказал Алексей, с неудовольствием заметив, что за часовней мелькнул размазанный силуэт в каком-то тряпье. – Ты же сюда каждый раз полмагазина притаскиваешь. Вот они потом соберут – и на сивуху поменяют.
– Все равно грех, – упрямо сказала Ольга. – И не к добру это.
– К добру, не к добру… Чего ты тут рассуждать вздумала? Если не нравится, что машинки забирают, – не привози. Толку-то в этом все равно никакого…
Алексей сообразил, что ступил на опасную территорию, и даже дыхание затаил, ожидая, что Ольга обрушится на него с гневом, но она лишь вяло произнесла:
– А мне так легче. Знаешь, как в Ирландии. Там жители выставляют молоко на крыльцо, чтобы умилостивить лепреконов или гномов каких… Если утром блюдце пустое, значит, гномы довольны. Я сюда приезжаю и, когда вижу, что машинок нет, думаю: ну, наверное, он взял, играет там…
Теперь ему стало по-настоящему плохо. Горе, затаившееся внутри, прыгнуло, раздирая когтями сердце. Алексей отвернулся, сделал вид, что поправляет замок на сапогах, а потом незаметно взял пригоршню снега и сунул в рот.
Зубы моментально свело от холода, и это его отрезвило.
– Оль, поедем, – сказал он. – Погода портится.
Ольга послушно встала, наклонилась к камню и поцеловала холодное мертвое лицо, а потом побрела к машине. Алексей последовал за ней. У машины он обернулся и злобно зыркнул на шмыгнувшую к могилам фигуру в драной куртке.
Вот, значит, как? Падальщики проклятущие… Хоть бы пару минут для приличия выждали…
Алексей весь подобрался и уже хотел было броситься назад, набить морду этому спешившему поживиться маргиналу, выпустив злобу вместе с чужой кровью, но Ольга, заметившая его движение, сухо сказала:
– Не надо. Пусть.
В бешенстве Алексей рванул с места так, что из-под колес полетели комья снега. Ему тоже вдруг стало жалко детских машинок, которые не успели толком остыть на снегу. Сейчас их соберут в грязные карманы, а потом куда? Не бог весть какая ценность. Не водка, не сигареты. На могиле Ольга не оставляла никакой еды, кроме конфет, даже в родительский день, а ими разве наешься? На закусь только…
Впрочем, нищие не выбирают…
Всю обратную дорогу оба мрачно молчали, думая о своем. Ольга даже не пыталась читать, смотрела в окно на пролетавшие мимо дома, заправки и магазины. Планшетник так и остался в сумке.
Недалеко от выезда из города Алексей свернул к небольшому придорожному кафе.
– Ты вроде бы торопился, – равнодушно произнесла жена.
– Поесть надо, – хмуро сказал он, припомнив съеденные несколько часов назад бутерброды. В животе было тяжко от притаившегося горя, которое просто необходимо залить чем-то горячим. И хорошо бы водкой, но нельзя, ехать еще больше пяти часов… Алексей посмотрел на бывшую жену, и она строптиво ответила:
– Я не хочу.
– Зато я хочу. Можешь в машине посидеть, не обижусь. Сортиров, кстати, по дороге уже не встретится.
Припарковавшись у кафе, он вышел, не оглядываясь, будучи уверен: она не останется в машине и пойдет следом.
Ага!
Дверь хлопнула. Пошла все-таки. Не поворачиваясь, он вытянул руку и нажал на кнопку включения сигнализации.
В кафе было пусто, темно, из динамиков лился страдающий голос кумира восьмидесятых, который заунывно мечтал о некоей женщине. Выбрав столик подальше от колонок, Алексей скинул дубленку и уселся, не дожидаясь, пока к нему присоединится Ольга. Она подошла, бросила на стул шубку, поставила сумку и отправилась в туалет. Вернулась довольно быстро и тут же принялась брезгливо вытирать руки салфетками.