Страница 13 из 17
– Наверное подумали, что я читаю мысли? – усмехнулся странный гость. – Увы, нет. Просто вы слишком предсказуемы. А нужно от этого отходить, книга потребует. На все нужен нетрадиционный взгляд. Например, на проблемы христианства.
– Вот уж чего не хотел бы касаться, – ответил хозяин, а про себя подумал: «Затронуть их, как нужно мне, не смогу, а как нужно нашему беспощадному времени – не собираюсь».
– Вы затронете их так, как нужно и вам, и обществу. Пусть не сегодняшнему, но завтрашнему обязательно.
– Я вас не понимаю?
– Все очень просто: мы немного изменим Евангельский сюжет.
– Зачем?
– Ай-яй-яй, какой непонятливый. Для одних вы выступите замаскированным проповедником христианства, для других – антирелигиозником. Последние сейчас у власти, и со временем, когда примитивные безбожники канут в лету, они не станут чинить препятствий продвижению вашего романа. А дальше, сами понимаете… читая вас, отторгнутые от веры люди обратят взоры на Святое Писание, откроют его и придут в лоно Церкви.
Наш Герой почему-то подумал не о возможной провокации со стороны иностранца, а о… старике Фаусте, гордыня которого заставила «чуть-чуть изменить» Божественное откровение на собственный вымысел…
Написано: «В начале было Слово»…
И тогда к нему явился… Мефистофель!
– У Гете… – осторожно начал Наш Герой, и его тут же прервал немецкий гость:
– Правильно! В эпиграфе у нас будет цитата из Гете.
– Надеюсь, не Мефистофеля?
– Именно его! «Частица силы я, желавшей вечно зла, творившей лишь благое». Таким образом, мы избежим и будущих проклятий религиозных клерикалов, которые посчитают вас чуть не посланцем темных сил.
– Нельзя вырывать из контекста одну цитату; меняется смысл сказанного. Ведь после слов Мефистофеля у Гете следует реплика Фауста: «Кудряво сказано; а проще что такое?». И тогда даже сам прародитель зла признается: «Я отрицаю все – и в этом суть моя».
– Еще как возможно! Мало того, необходимо! Пусть за всеми спорными проблемами читатель увидит лукавство дьявола. С вас тогда и взятки гладки. Ловко придумано?
– В этом что-то есть, – задумчиво произнес хозяин. – Но не получится ли, что властитель преисподней будет… главным героем?
Вернер так посмотрел на Нашего Героя, что у того потемнело в глазах; и речь немца полилась мощной рекой, в бурных водах которой тонуло сознание собеседника. Вскоре Наш Герой был уже словно парализован и только безропотно внимал чужому голосу.
– Это будет первый в истории роман о властителе бездны, о торжестве поразившего мир зла. Но не хвалу вы ему споете, вы покажете, что сами люди распахивают перед пороком свои сердца. Даже беззаветная любовь, величайший из подарков Создателя человечеству, часто зиждется на пороке, управляется им.
– Как же так?.. Почему?.. – в полузабытьи шептал Наш Герой.
– Представьте себе: он – Маэстро, написавший новое евангелие, услышанное из уст прародителя зла, она – жена крупного советского сановника, тайно посещающая своего возлюбленного. Чтобы спасти Маэстро от царящей инквизиции, она переступает границу Добра и зла, становится ведьмой, летит на помеле над уснувшей ночной Москвой. Любовь отшельника и ведьмы – такого до вас не воспевал ни один властитель слова!
– Но ведь это против правил?..
– Кто их устанавливал? Уж не те ли лицемеры, что живут двойной жизнью?
– Да, они часто живут двойной жизнью…
– И тогда все они получают по заслугам от зла, к которому так стремятся – осознанно или нет; у того, кто не «слишком порочен», наказание помягче и наоборот. Так властитель бездны, сам того не желая, утверждает правосудие.
– А что будет за жанр? Трагедия? Фантастика? Социальная драма? А может… комедия?
– Жизнь многоцветна, вот и мы, как в пьянящем голову коктейле, перемешаем все жанры.
Таинственная река чужого познания стремительно поглощала Нашего Героя; теперь она была для него и надеждой вырваться из стойла, куда его загнали, и смыслом будущего бытия. А вокруг – заросшие плевелами берега, причем чаща разрасталась, густела, сквозь нее уже ничего не разглядишь. В нереальной тишине раздавался только голос неведомого гостя:
– Ваш роман родиться в муках долгих лет, даже десятилетий; каждая сцена, да что там, каждая строка заберет в себя частичку вашей души, сердца…
– Понимаю… – река окончательно уводила в свой мир, в свою стихию.
– Творение может не увидеть свет при вашей жизни.
– И к этому я готов.
Аромат опиумной зелени усыплял, наступало полное забвение реальности ради последующего вознесения ее на недостижимый пьедестал. Наш Герой закрыл глаза («ненадолго!»), но разомкнуть веки не смог… Зазвучала последняя осознаваемая им фраза Вернера, фраза, поймавшая его, как ловят дичь в капкан:
– Согласны?
Наш Герой просто кивнул, ибо ответить был не в силах. Наступил сон: глубокий и тревожный.
Вернер подал сигнал, и сразу в комнате возник двойник хозяина квартиры. Двойник глядел на Вернера боязливо, подобострастно.
– Ты все слышал? – спросил загадочный немец.
– Так точно. Он согласился.
– Согласился, – кивнул Вернер. – Только боюсь, что завершать МОЕ ТВОРЕНИЕ придется тебе.
– Всегда к вашим услугам, – раболепствовал двойник.
– Готов завершить работу.
– Надо же, он готов! – иронично вымолвил Вернер.
– Что-то не так?
Что мог ему Вернер ответить? Что копия способна только подражать, потому гениальные задумки оригинала упрощаются и бледнеют. Загадочному немцу казалось, что он уже читает предвещающий вселенскую грозу роман, и доходит до его окончания, которое как будто уводит в никуда. Губы Вернера прошептали: «…жестокий пятый прокуратор Иудеи всадник Понтийский Пилат».
– Чего изволите? – тут же спросил услужливый двойник.
– Закончишь роман этим именем.
– Слушаю-с! – голова двойника моментально склонилась вниз.
Глава шестая
Первая ласточка
– …Знаешь который час? – спросила Светлана.
– Какая разница! Вы почивали, а я работал.
– Пора завтракать и вообще: «Пора в путь-дорогу!».
Я поднялся со странным чувством: будто только что разорвали нить, связывающую меня с реальными событиями прошлого. Я даже спросил себя: «Это впрямь был сон?».
– Что с тобой? – поинтересовалась Светлана. – Взгляд какой-то… отрешенный.
– У тебя такого не бывает?
«Удивительный сон! Я словно сам был участником тех событий на Патриарших, ходил рядом с героями, слушал полные драматизма диалоги. Я изнывал от жары, ощущал запах листвы того далекого лета, а потом сидел в квартире пойманного в силки гения, видел его страх, растерянность, которые постепенно сменялись любопытством и последующим желанием родить ребенка: прекрасного и чудовищного. Наконец, я воочию лицезрел игру его оппонента, лицемера и циника, каждый раз находившего нужные для соблазнения аргументы… Ральф Вернер? Это имя мне раньше не встречалось».
– …Можешь принять ванну перед завтраком, – милостиво разрешила Светлана, – правда, уже скоро обед.
– Спасибо, моя царица.
– Только не долго.
– Слушаюсь! А где наши чаровницы?
– Выпорхнули из гнезда, дабы в поте лица добывать хлеб насущный.
– Они где-то работают?!.. И кого они осчастливили своим удивительным талантом?
– Зря иронизируешь. Твоя Виолетта, например…
– Моя Виолетта?
– Я что ли с ней кувыркалась? Так вот, твоя Виолетта – ценный работник в одной из дипломатических миссий.
– Теперь понятно, почему наша дипломатия столько раз… не буду употреблять неприличное слово.
– Хватит философствовать, быстро в ванну и к столу!
Я зашел в ванную, напоминающую маленький зеркальный дворец, в круглом бассейне вода играла, бурлила, пенилась. Едва я разоблачился, как пред очами вновь возникла хозяйка.