Страница 29 из 30
«Кровавый уголь», «Смертельные издержки энергетической промышленности» и «Убийственная топливная монополия» — вот лишь ярчайшие из названий, возмущенным жирным шрифтом бросавшихся на читателей с первых полос газет и журналов. «Восемь. Именно о таком предполагаемом количестве жертв сейчас говорят в криминальной полиции» — так открывались телевизионные выпуски вечерних новостей. Лондонская деловая газета «Файнэншл Таймс» 27 января вышла с занявшей два разворота статьей, — «Цена денег» — посвященной вспыхнувшему в Чехии скандалу. «По материалам покойной Гелены Марешовой и в соавторстве с пострадавшей Анетой Благой», — было указано в конце текста. А немецкая «Франкфуртер Альгемайне» разместила на первой странице траурно-темную мозаику из фотографий убитых и пострадавших; и в следующей за этой иллюстрацией статье копнула так глубоко, насколько это вообще было возможно, отыскав сведения о том, что уголовная деятельность Марцела Ржиги началась ещё осенью 2001 года. Тогда, чтобы утихомирить возмущение местной общины начавшейся — не смотря на полученные отказы от городского управления и департамента энергетики — разработкой месторождения, Марцел Ржига предположительно заказал нападение на семью главы городского совета. Инцидент состоял в пожаре — признанном соответствующими службами возгоранием неисправной электропроводки — в доме неуступчивого мэра, в результате которого серьезно пострадал его младший сын. Подросток был госпитализирован с 70% ожогов тела.
«Файненс Нью Юроп» в лице своего американского главного редактора упрямо воздерживалась от комментариев, в силу специфики публикации раз в два месяца журнал не появлялся на прилавках с сенсационным разоблачением, и даже на официальном Интернет-портале «Файненс» сдержанно молчал. Зато вне объективов камер и нацеленных в него микрофонов Эрик Фолькман был весьма разговорчив.
Он пришел в больницу к Анете одним из первых посетителей, — кроме полиции — которых начали пускать в палату только спустя 36 часов после госпитализации. Эрик принес цветы и корзину фруктов, скорбно сведя брови, невесело рассматривал спрятавшуюся за кислородной маской Анету и вежливо справлялся о её самочувствии. Он опустился на край её койки и начал с попыток осторожно выведать, отчего вдруг чешская и международная — в первую очередь — пресса так усилили своё внимание к смерти Гелены Марешовой, её последней работе, и почему — судя по вопросам — им было так много известно. Довольно быстро разговор пришел к тому, что Фолькман, брызжа слюной, злобно и не утруждая себя подбором выражений, орал, возмущался и грозился перетереть Благу и её журналистскую карьеру в пыль за то, что она пренебрегла подписанным ею отказом от права на публикацию. Но ещё через три дня был уволен с занимаемого им поста. По словам секретаря редакции «Файненс», руководство медийного холдинга, которому принадлежал журнал, было — «мягко скажем», — поджав губы и многозначительно округлив глаза, доверительным шепотом сказала секретарь — удивлено реакцией издания на происходящее и не согласно с проводимой американцем политикой.
Анета протерла лицо ладонями и свесила с кровати ноги. Спальня была заполнена серой тусклостью раннего утра. За окном приглушенной металлической капелью звучала оттепель, в Прагу после насквозь промерзшего января пришел контрастно теплый и дождливый февраль. Угол постели — привычное место сна Петрарки — пустовал, и Анета, обведя комнату взглядом и не обнаружив кота, встала.
Дома наконец торжествовали беспрецедентные чистота и порядок. После многодневной свалки оставленного проникшим в квартиру злоумышленником хаоса комнаты казались непривычно светлыми и просторными. Всё это было заслугой мамы Анеты, которая безапелляционно заявила, что поедет в Прагу с дочерью, когда та спустя почти неделю праздного существования собралась с силами и теми немногими вещами, которые оказались у неё с собой. Пока Блага младшая днями пропадала на следственных дознаниях, интервью и в редакции «Сегодня», Блага старшая занималась стиркой и уборкой, аккуратно складывала в шкафы ароматные стопки одежды, доставала из узких щелей и из-под диванов осколки фоторамок, обрывки или комки бумаги и — к глубочайшему смущению Анеты — надорванную упаковку презерватива. Она вымыла и натерла до скрипучего блеска посуду, разложив её в тумбы, и заполнила холодильник продуктами. А затем — после долгого и слезного прощания — уехала.
Теперь в квартире не было очевидных напоминаний о произошедшем, но Анета и без визуальных свидетельств помнила слишком много и слишком ярко. Её прошибал мороз у входной двери, на бугристой многослойной краске ей даже мерещились следы удара, а каждый сон был наполнен нетрезвым головокружением и запахом гари. Хотя врачи утверждали, что она почти полностью оправилась от повреждений, в моменты предельного нервного напряжения или бесконтрольного погружения в тяжелые воспоминания она отчетливо ощущала пекущую боль в обожженных горле и легких и тупую пульсацию в животе. Ей слышалось гулкое эхо шагов и скрипучий голос, угрожающий ей смертью, и отделаться от этих видений было непросто.
Когда-то в одной из первых статей Гелены Марешовой для журнала «Файненс» — о десятилетии чешских экономических реформ — Анета вычитала понятие принципа или закона Парето. Состоял он в том, что лишь 20% усилий в конечном итоге приводят к 80% результата, и в то же время 80% усилий дают всего 20% результата. С короткой невеселой усмешкой Анета решила, что этот термин был вполне применим к проводимому детективом Войтехом расследованию.
Ловля на живца привела к аресту и обвинению в покушении на убийство двух сотрудников охраны главного офиса компании «CNR Mining Group», но прокурор сменил формулировку на вооруженное нападение, а помимо этого улик, указывающих на участие задержанных в предыдущих относимых к деятельности Марцела Ржиги преступлениях, найдено не было. Тем временем похитивший Анету псевдо-патрульный был схвачен в окрестностях города Острава недалеко от чешско-польской границы при попытке угона автомобиля, ещё до того, как Милослав Войтех смог добиться от Анеты хоть сколько-нибудь внятного описания внешности. Козма Невен, оказавшийся сербом, ветераном Югославской войны, был задержан местной полицией и доставлен в участок для дознания, где снятые отпечатки пальцев совпали с проходимыми по делу об убийстве Гелены Марешовой. Так наемник Ржиги оказался в камере предварительного заключения криминального отдела пражской полиции меньше чем за 12 часов после нападения на Благу.
Милослав Войтех делал ставку на то, что в обмен на возможность смягчить приговор — а тот при имеющихся неоспоримых доказательствах его причастности к убийствам Гелены Марешовой и Давида Барты и попытки убийства Анеты Благи обещал быть нешуточным — Козма Невен станет свидетельствовать против своего заказчика, но серб упрямо молчал. Опираясь на одни лишь показания Анеты, определенные как недостаточно достоверные в виду её состояния наркотического опьянения, судья отказывался выдавать ордер на арест Марцела Ржиги. Пока детектив вылезал из кожи вон, собирая удовлетворительную доказательную базу, глава правления «Czech Natural Resources Mining Group» успел бежать из Чехии. На то, чтобы добиться объявления его в международный розыск и подключить к расследованию Интерпол, у Милослава ушло ещё двое суток.
— Пока они будут заниматься бюрократией, — раздосадовано сообщил он Анете, направив невидящий взгляд уставших темных глаз куда-то выше её головы. В сопровождении полиции она была доставлена в дом своих родителей, и детектив заглянул в отведенный ей отцовский кабинет перед тем, как вернуться в Прагу. — Его след затеряется где-то в джунглях Латинской Америки.
Но Марцел Ржига нашелся в Великобритании, где в лондонском аэропорту Хитроу был задержан при прохождении таможенного контроля за нарушение правил ввоза валюты и драгоценностей. Когда чешская полиция, закончив со всей бумажной волокитой и убедившись в достаточной обоснованности такого шага, запросила у Великобритании экстрадицию Ржиги, тот уже несколько суток находился под арестом за предложение таможенному служащему взятки в размере сорока тысяч долларов. Под конвоем он был доставлен из Лондона в Прагу накануне, вечером третьего февраля.