Страница 9 из 14
Хочу кое-что прояснить. Когда люди что-нибудь цитируют, особенно за обедом, мне это всегда кажется пижонством – будто они хотят щегольнуть своим интеллектом и начитанностью. Говорят что-нибудь вроде: «К вопросу о рыбном супе, помнится, у Марка Аврелия было такое изречение…» – и та-та-та и бу-бу-бу. Но я и сама такая, люблю цитировать, поэтому вот вам еще одна подходящая к случаю цитата – и, предупреждаю, в книге их будет еще много, я начитанная. Тот самый Марк Аврелий писал: «Все, что мы слышим, – это мнение, а не факт. Все, что мы видим – это точка зрения, а не истина». Как так получилось, что эту премудрость не знает никто, кроме меня, Марка Аврелия, Гамлета, Будды и Платона?
Не знаю, как для вас, но для меня осознание того, что мысли, в особенности негативные, – всего лишь один из побочных продуктов нашего набора для эволюционного выживания, помогает мне принять себя со всеми ментальными изъянами и прочим.
Какое облегчение – узнать, что мои негативные мысли – не моя вина. Наконец-то свободна! Они достались мне от мамы, папы, генов, предков, эволюции и опыта. Негативное мышление идет в комплекте с навыками выживания. Если ваши ноги не бегут так быстро, как вы бы хотели, или не способны перебросить вас через барьер, вы ведь их не осудите и не будете ругать?
Как я обещала в предисловии, сейчас я представлю вам Туптена, буддийского монаха, и Аша, нейролога. Они помогут мне объяснить, как взаимодействуют сознание и мозг. Аш объяснит, почему мозг работает так блестяще, но и имеет свои слабости, а Туптен расскажет, что со всем этим делать. Итак, мальчики, вам слово.
Руби. Аш, сначала простой вопрос: почему у нас вообще есть мысли? Что они собой представляют?
Нейролог. Это только кажется, будто вопрос простой! Думаю, что под мыслями ты имеешь в виду внутренний голос, саморазговор, который ты ведешь с собой о своих идеях, о том, кто ты и чего хочешь. Он находится прямо в центре того, что мы именуем сознанием. Однако неприятности начинаются там, где начинается рефлексия, или, как ты выражаешься, пережевывание переживаний.
Руби. А что о мыслях думает Туптен?
Монах. Буддизм традиционно называется «наукой мышления». Он посвящен изучению сознания. Мы рассматриваем природу мыслей и сознания, в котором они возникают.
Руби. Итак, Туптен, ты думаешь о сознании, а Аш о мозге. Я слышала, что мозг – это кусочек плоти, а сознание – информация, которая по нему протекает. Ребята, ваши тропы вообще пересекаются?
Нейролог. У буддистов и Нейрологов между собой роман. Буддисты досконально изучают работу сознания уже много веков, а Нейрологов это приводит в восторг. Вопросы мы изучаем одни и те же, но разными методами.
Монах. Совершенно верно. Это восхитительное пересечение.
Руби. Ребята, это вы мне тут в лицах изображаете флирт между буддизмом и Нейрологией? Ладно, вот вам вопрос на миллион: где в нашем мозгу находятся мысли? Где конкретно располагаются?
Нейролог. «Где» – это неточная формулировка, потому что применительно к мозгу следует говорить скорее об обширных сетях, системах, чем о конкретных долях и областях. Если речь о мыслях, которые мы осознаем, то есть о тех, которые представляют наш внутренний голос, наш разговор с собой, то мы соединяем части мозга, порождающие речь (слуховую кору) с частями, отвечающими за самосознание, а именно…
Руби. Только прошу, не усложняй и не щеголяй терминологией, я хочу, чтобы книга была доступна широкому кругу читателей.
Нейролог. Но ведь ты задала мне такой вопрос! Я Нейролог, и ответ неизбежно будет сложным. И с терминами. Чтобы слышать собственные мысли, нужна речь и самосознание, поэтому мы говорим о доминирующей височной доле головного мозга и медиальной фронтальной коре, в основном поясной коре. Эта система порождает чувство себя, чувство «я», благодаря чему ты сознаешь, что мысли в голове – твои собственные. Если эта система не работает, как в случае шизофрении, то ты слышишь голоса, но не осознаешь их как свои собственные. Тогда тебе кажется, что они чужие.
Руби. Обожаю, когда ты говоришь со мной о мозгах. Туптен, а ты что об этом думаешь?
Монах. Мы можем изучить природу мыслей, практикуя медитацию или осознанность. Мысли существуют совсем не в том виде, в каком мы привыкли их представлять, что снимает вопрос о месте их расположения. Главное – понять, что человек, личность больше, чем его мысли, поэтому мы не обязаны быть приклеенными к ним или контролируемыми ими. Есть такое старое тибетское присловье: «Когда гонишься за своими мыслями, то ты подобен собаке, бегущей за палкой. Не будь собакой, будь львом: повернись и посмотри в лицо тому, кто бросает палку. Бросить палку в льва можно лишь один раз».
Руби. Аш, раньше в этой главе я говорила о том, что мы – самые суровые и жестокие критики самих себя. Зачем вообще нужны мысли, которые делают нас такими несчастными? Хорошо, что ты, по крайней мере, не слышишь мои мысли.
Нейролог. Откуда ты знаешь, что не слышу? В конце концов, я врач и ученый.
Руби. Я практически уверена, что ты не слышишь мой канал «я», потому что настроен на собственный канал «я». Если бы ты услышал мои мысли, то убежал бы без оглядки. У меня в голове происходит сильнейшее самобичевание, потому что я знаю, что ты Нейролог, а я нет. Я боюсь, что ты поймаешь меня на ограниченности и невежестве. Вот какие у меня мысли, а какие у тебя?
Нейролог. Я беспокоюсь, что говорю недостаточно смешно, и в итоге мои слова прозвучат уныло и скучно, и читатель затоскует.
Руби. Ну а ты, Туптен? У тебя есть самокритичные мысли, даже несмотря на то, что ты Монах в шафрановом одеянии?
Монах. Да, я беспокоюсь, что, если не буду говорить достаточно хорошо, ты бросишь меня ради Далай Ламы.
Руби. Я подумывала об этом, но Далай Лама несвободен, увы. Что с нами такое, друзья? Я все еще хочу понять, почему мы все так склонны к самокритике. Аш, может, у нас есть какой-то вредный дефектный ген?
Нейролог. Если мы употребляем слово «ген» как условное обозначение некой биологической тенденции, с которой мы рождаемся на свет, тогда мой ответ «да». У нашего мозга есть склонность фокусироваться на сигналах об ошибке, фокусироваться на негативном. Возможно, это навык, который развился у нас ради выживания.
Руби. И где именно этот вредоносный ген?
Нейролог. Он не такой уж вредоносный. Это самокритичные фрагменты мозга, те части, которые занимаются внутренним наблюдением. Это такие участки, как префронтальная кора, передний пояс и перешеек.
Руби. Но зачем нам эти части мозга? Жизнь и без того достаточно трудна!
Нейролог. Потому что эти части активируют сигналы об ошибке, а эти сигналы нужны, чтобы помогать нам. Например, если ты спускаешься по лестнице и тебе кажется, что ты дошла до последней ступени, но твоя нога продолжает опускаться слишком низко. Тут мозг посылает тебе громкий сигнал «ошибка!», чтобы привлечь твое внимание, – и тем самым уберегает тебя от падения. Эти сигналы работают как знак «стоп», позволяя тебе понять, что именно пошло не так, и вовремя изменить свои действия.
Руби. Я могу понять, что в мозгу есть часть, которая посылает сигнал: «Ой, сейчас я упаду», но почему при этом я добавляю: «Какая я неуклюжая?»
Монах. Проблема в том, что, помимо этого сигнала об ошибке, в нас еще есть оценочные суждения и самокритика. Похоже, это особенно распространено в современном обществе. Когда в 1960-е годы тибетские ламы впервые стали приезжать на Запад, они поразились тому, как сильны у западных людей ненависть к себе и чувство вины и как они страдают от этих чувств. В тибетском языке вообще нет слова для понятия «вина». По сути дела, в буддийских культурах детей воспитывают, внушая им, что сознание по природе своей доброе.