Страница 10 из 14
Руби. А что, если мы, западные люди, избавились бы от слова «вина» и не учили этому понятию своих детей? Мы бы не ощущали себя виноватыми?
Нейролог. Именно так. Нам стоит так и поступить. Наш мозг останавливался бы и замечал наши ошибки, но, если общество и культура не навязывают понятие и чувство вины, вина и не возникает.
Руби. Если бы мы дали монахам слово «вина», они бы через какое-то время почувствовали себя виноватыми?
Монах. А тут многое зависит от воспитания. Мне кажется, на Западе детям очень много и часто говорят «нет». Может быть, западные родители так устают и выматываются, что им просто легче почаще говорить ребенку «нет». Традиционное восточное общество скорее склонно говорить «да». Если дети слишком часто слышат «нет», то вырастают, веря, что совершили нечто плохое, их преследует внутренний голос, который твердит «Ты неправ» или «Ты плохой» и внушает детям, что они – те, кто часто будет слышать «нет». Таким образом, западные люди вырастают с ощущением, будто с ними что-то не так и они какие-то плохие или неправильные.
Нейролог. У меня в детстве было сильное чувство вины. Возможно, это связано с американской культурой и традициями Среднего Запада, которые по своей сути очень пуританские. У меня они наложились на индийскую культуру, в которой дети несут груз родительских надежд и ожиданий. Полагаю, что теперь, когда я вырос, это чувство вины по большей части и вызывает основную часть моей самокритики: я постоянно терзаюсь, все ли со мной правильно и достаточно ли старательно и много я работаю. Но можно мне на минутку вернуться к тому якобы вредному гену?
Руби. Наверно, ты хочешь сменить тему, потому что чувствуешь себя виноватым. Ладно, давай, меняй, поговорим про ген.
Нейролог. Я думаю, в каком-то смысле не так плохо быть самокритичным, потому что самокритика предупреждает тебя, когда что-то идет не так. Внутренний голос привлекает твое внимание, и ты анализируешь ситуацию. Когда ты счастлив и все идет хорошо, внутренний голос молчит.
Руби. Почему мы не замечаем благожелательные внутренние голоса? Ты прав! У меня никогда не звучало в голове: «Ух ты, какая я молодец, хочется дать самой себе медаль».
Нейролог. Когда чувствуешь себя счастливым, то не слишком анализируешь свои чувства, просто ощущаешь их и все. Но негативные мысли – совсем другое дело. Они сигнализируют мозгу о том, что возникла некая проблема и нужно изыскать ресурсы, чтобы ее уладить.
Руби. Итак, если бы у меня не было негативных мыслей, то о чем бы я думала?
Нейролог. Полагаю, ты бы просто жила. Когда ты в состоянии покоя, твой мозг не тревожится, он не счастлив и не печален, просто работает. Туптен, это и есть осознанность?
Монах. Осознанность – это не просто отсутствие негативных мыслей. Она состоит в том, чтобы найти совершенно иное отношение к мыслям как таковым, и негативным, и позитивным. О чем бы ты ни думал, цель осознанности – просто отмечать мысли, не оценивая их, бесстрастно. Тогда они не будут иметь над тобой власти. Цель освоения осознанности в том, чтобы уменьшить страдания; страдаем мы потому, что верим, будто мысли постоянно погружают нас в расстройство.
Руби. То есть ты хочешь сказать, что люди – прирожденные страдальцы?
Монах. Я бы сказал, что мы склонны сосредоточиваться на негативном. Эта склонность усугубляется тем, что общество, в котором мы живем, постоянно заставляет нас ощущать, будто нам чего-то недостает: мы недостаточно красивы, стройны, у нас недостаточно хорошая машина. Существует множество способов страдать. Можно говорить о четырех основных видах стресса: не получаешь желаемого, получаешь нежеланное, защищаешь то, что имеешь, теряешь то, к чему привязан.
Руби. О, это обо мне. Причем все четыре пункта.
Монах. И они все длятся и длятся. Желание порождает все новые желания, а отсюда ощущение обделенности и недостачи.
Руби. И что по этому поводу предпринять?
Монах. Тут необходима тренировка, практика. Для этого и необходимо пестовать в себе осознанность. Видишь, как возникает желание, приучаешься не вцепляться в него и, поскольку ты за него не цепляешься, оно начнет рассасываться и отступит.
Руби. Полагаю, мы от природы наделены способностью отстраняться от своих мыслей и не оценивать их негативно, но мы забываем это делать. Точно так же, как от природы у нас есть тазовое дно, но мы им не пользуемся. Ты согласен, Туптен?
Монах. Не знаю, что такое тазовое дно.
Руби. Пожалуй, не буду тебе объяснять, не хочу разрушать твою жизнь. Аш, как ты думаешь, можно ли воздержаться от оценочности в суждениях?
Нейролог. Я сам очень склонен к оценочности. В целом, оценочность, оценивание – это суть работы мозга. Однако существует некий временной зазор между восприятием и вынесением оценки: сначала воспринимаешь, а через некоторое время оцениваешь и определяешь, что ты воспринял и что это означает. Например, ты видишь какой-то объект. У тебя уйдет от 50 до 70 миллисекунд на то, чтобы определить его цвет и форму. Пройдет около 200 миллисекунд, прежде чем твой мозг назовет этот объект и выстроит ассоциацию названия со смыслом и ценностью объекта.
Руби. Я слышала, что на это уходит 201 миллисекунда.
Монах. А мне говорили, что 199 миллисекунд.
Нейролог. Я практически уверен, что на это уходит 200 миллисекунд ровно. Может быть, цель осознанности в том, чтобы вмешаться в первые 75 миллисекунд и просто увидеть, что перед тобой, прежде чем назвать и оценить это. Думаю, что при некоторой тренировке и практике это возможно.
Монах. То же самое и с мыслями. Осознанность тренирует и приучает тебя делать паузу в эти первые миллисекунды, когда ты отмечаешь какую-то мысль, останавливаться, прежде чем ты успел ее оценить и осудить. Тогда мысль будет иметь меньше власти над тобой, и ты сможешь принимать более мудрые решения.
Руби. Значит, я просто замечу, что пропустила ступеньку, но мне не потребуется говорить себе, что я идиотка, раз пропустила ступеньку.
Нейролог. Именно так. Ты можешь развить у себя такую привычку. Мысль останется, но она не будет сопровождаться самоуничижительным комментарием.
Руби. Так какая часть мозга Туптена не позволяет ему запутаться в суждениях и комментировании? Если бы мы открыли ему голову, что бы мы увидели?
Монах. Голова у меня и так не покрыта, я брит наголо.
Руби. Этого маловато. Я хочу знать, как выглядит твой мозг, в котором поселилась эта самая осознанность.
Нейролог. Что ж, исследования показывают, что у опытных практиков медитации активнее становится правая дорсолатеральная префронтальная кора мозга. Эта часть мозга отвечает за прекращение самокритики и осуждения. Чем больше ты тренируешься контролировать свои мысли, тем эффективнее работает эта часть мозга.
Руби. То есть идея в том, чтобы натренировать эту часть мозга так, чтобы выбирать свои мысли?
Монах. Да, освоив осознанность, ты начнешь понимать, какие мысли полезны, а какие причиняют тебе страдания, и укрепишь свою способность отпускать мысли. Обычно мы не властны над собой: сознание забредает туда, куда нам не хочется, или не делает то, что мы от него хотим. Но благодаря осознанности мы наконец-то занимаем водительское место и берем руль в свои руки.
Нейролог. С точки зрения работы мозга это логично, но как ты на самом деле этого добиваешься? Что ты делаешь, когда медитируешь?
Монах. Когда замечаю, что сознание попадает в водоворот мыслей, я мягко перевожу фокусировку на какое-то из ощущений, например на дыхание или телесные ощущения, – они служат подобием якоря и не дают мне сорваться в бурные волны мыслей. Я рулю и веду машину обратно на стоянку.
Нейролог. Хорошо, но как это помогает тебе остановить разбегающиеся посторонние мысли?