Страница 5 из 14
Еще один огромный подвох прямохождения заключался в том, что отныне роды давались женщинам трудно и болезненно (лично я не заметила, ну да ладно). Когда дамы еще передвигались на четвереньках, рожать было легче, но, когда они встали на две ноги, таз сделался у́же, поэтому вытуживать наружу ребенка больнее, чем пасовать мяч в пляжном волейболе.
Повторю еще раз: теперь, когда я знаю, что мой мозг принимает решения, которые я сама не осознаю, мне легче удерживаться от неправильных решений, которые принесут мне лишь неприятности. Но часть проблемы в том, что разные области мозга не действуют заодно.
Когда человечество было еще молодой расой, жизнь была прекрасна – если не считать угрозы быть съеденным хищниками или замерзнуть в Ледниковый период. В обезьянью эпоху мы жили племенами, в которые входило от тридцати до полусотни человек, причем большинство состояло в родстве или как минимум хорошо знало друг друга. В племени обычно царила дружелюбная обстановка. В таком окружении можно было доверять друг другу, потому что почти у всех членов племени были общие гены. Конечно, была и оборотная сторона: такое близкое родство неминуемо приводило к близкородственному скрещиванию, и дети нередко рождались уродцами – то анацефалами с половинкой черепа, то с перепонками между пальцев на ногах.
То были прекрасные времена охоты и собирательства, и они продолжались много тысяч лет. Мужчины выполняли грязную работу: вооружившись копьями, охотились на будущий обед. Женщины собирали ягоды и чистили коренья (это было задолго до феминизма, сами понимаете). Никто не жаловался, главным образом потому, что в те времена мы еще не умели говорить; язык еще не был изобретен. Если мужчина хотел завести отношения с женщиной, он совершал налет на соседнее племя, притаскивал даму из соседнего племени в свою пещеру за волосы, совокуплялся с ней и, скорее всего, больше о ней не вспоминал и визиты не наносил. В общем, времена были не очень романтичные, и день святого Валентина еще не придумали.
Для любителей животных спешу сообщить, что средняя численность человеческого племени – 30–50 особей – это также и средняя численность стаи шимпанзе. При таком количестве особей все успевают почесать друг друга и поискать в шерсти насекомых, а это очень важно для укрепления отношений. Никто не оставлен без внимания, никто не чувствует себя обиженным и обойденным. Если популяция шимпанзе в стае возрастала до сотни, начинались ссоры и порядок жизни нарушался.
Между тем у нас, людей, племена разрастались до 150 человек, и в них все равно сохранялся мир и доверие. Если кому-то было плохо, соплеменники приходили к нему с цветами и высеченными на камне открытками «Поправляйся скорее!». Это были те же самые поглаживания и почесывания, но в другой форме.
Сто пятьдесят человек – было и до сих пор остается идеальным числом для успешного семейного бизнеса, социальной сети, городского совета, военного подразделения и гарема. Все знакомы между собой, пусть и не близко; незнакомцев нет, значит, нет и потребности в рангах и законах.
У всех нас была какая-то работа: кто-то собирал, кто-то чистил (в наши дни – жесткий диск компьютера, а в первобытные времена – коренья). Никто не страдал от неудовлетворенности своей ролью в жизни и, если вы не были богаты, стройны, умны и не были кинозвездой, то все равно не ощущали себя жабой.
Никто не смеялся над вами за то, что у вас торчат зубы, потому что они торчали у всех. Никто не страдал от низкой самооценки. Самооценку в те благословенные времена еще не изобрели.
В один прекрасный день в ходе борьбы за пищу, территорию и сексуальных партнеров мы начали ранжировать друг друга, сравнивая себя с другими. Мы вдруг осознали, кто слабейший, а кто самый популярный. Так развились чувства стыда, низкой самооценки и самокритики у тех, кто обнаружил у себя самый низкий статус в племени.
С тех пор идея о всеобщем равенстве зачахла. Теперь, чтобы выжить в сообществе, люди ощущали необходимость привнести в племя нечто особенное, что-то, что сделает их выдающимися. Антропологи нашли этому подтверждение, когда при раскопках обнаружили останки женщин, которые жили тысячи лет назад. В обнаруженных индивидуальных захоронениях были погребены женщины в украшениях. А женщины в общих могилах были без украшений. Есть и данные, которые доказывают, что более сильный и смекалистый мужчина, как правило, оказывался первым в пищевой цепочке, его лучше кормили. То же самое касалось и женщин с самыми широкими бедрами, пригодными для вынашивания детей (не то что в нынешние времена, когда надо выглядеть как палка). Итак, распределение по рангам началось из-за потребности выделиться из общей массы. Я практически уверена, что так появились комики, и по той же причине они существуют по сей день. Если у тебя не было мускулов или широких детородных бедер, тебя могли бросить хищникам на закуску, поэтому некоторые нервные люди в племени начали корчить смешные гримасы или притворяться, будто поскользнулись на банановой кожуре, а всех остальных это смешило. Вероятно, такой прием сработал, потому что с тех самых пор мастера корчить рожи и притворно шлепнуться наземь получают свой кусок от общего пирога. В первобытном племени, если вам было нечего принести на общественный стол, вы не выживали. Тогда, как и сейчас, статус означал выживание. Альфа-самцы, привлекательные молодые женщины, обладатели высокого интеллекта и несколько комиков до сих пор возглавляют пищевую цепочку.
Еще одна причина, по которой комики внезапно поднялись на вершины общества, когда племена увеличились в размерах, была вот какая: комики использовали ритуалы, музыку и комедию, чтобы объединить племя. Как выяснилось, музыка и смех активизируют те же эндорфины, что и почесывание и поглаживание у обезьян. Даже у человекообразных обезьян общее веселье и смех заменяют почесывание, а кроме того, обезьяны сохраняли банановые шкурки, чтобы исполнять смешные трюки. Быстрые выдохи, которые вы проделываете, когда вас кто-то смешит, освобождают легкие, утомляют вас и заставляют глотать воздух. Эта нагрузка на мышцы груди заставляет вырабатываться эндорфины, а они заразны. Если обезьяна случайно врезалась в дерево и падала, все соплеменники валились от хохота и общий смех заставлял их испытывать блаженство.
(Да, я знаю, это не самый притягательный предмет из всех, которые я затрагиваю.) Так закончились хорошие времена и началась цивилизация, и это была еще одна сделка со своими плюсами и минусами.
К концу последнего Ледникового периода, примерно 12 тысяч лет назад, племена стали расти и переходить к оседлому образу жизни, превращаясь в деревни. Охота и собирательство закончились, началось сельское хозяйство: люди жили на одном месте, чтобы выращивать пищу, запасы которой пополняли на следующий год. Люди строили ограды, чтобы защититься от вторжения чужаков, и заявляли, что эта огороженная территория – их собственность. Так родилась идея «я» и «мое». Они строили дома для безопасности, чтобы защититься от грабителей, и с тех самых пор сосредоточились на себе. Они начали накапливать различное «добро» (мебель, животных, возможно, украшения), которое очень высоко ценили и защищали до смерти. Нападения и грабеж представляли собой большую проблему, которая просуществовала следующие пять тысяч лет. В конечном итоге появилась элита, некая группа, которая накопила больше, чем остальные члены племени, потому что подавляла их, отбирая у крестьян пищу и, что еще хуже, облагая их налогами. На тот момент 90 % населения были крестьянами, которые трудились, обрабатывая землю, а оставшиеся 10 % жили на шее у крестьянства. Общество, разделенное на «мы» и «они», сформировалось по-настоящему, без шуток.
Затем люди изобрели более эффективный транспорт, что позволило им строить деревни, которые превращались в городки и города, а потом и целые королевства. Проблема заключалась в том, что люди миллионы лет жили и развивались маленькими племенами, и, когда в эпоху сельскохозяйственной революции начался рост империй, он был таким стремительным, что люди не успевали научиться массовому сотрудничеству и согласию – эти умения не развиваются в таком быстром темпе. Возможно, именно поэтому в наши дни у нас такой перекос в сознании: нам когда-то не хватило времени приспособиться к стремительным изменениям и развитию. Кто-то считает, что сельскохозяйственная революция поставила человечество на путь прогресса, другие утверждают, что этот путь вел к погибели. Если бы мы тогда научились сотрудничать друг с другом, договариваться, находить компромисс, то в наши дни были бы гораздо счастливее и лучше приспособлены к жизни.