Третий источник

Объявился Пастор на третьи сутки - позвонил Толянычу и сказал, что женится. На ком? На этой самой? Ты что, Пастор, в натуре обалдел? На что Гоша произнес фразу, ставшую впоследствии знаменитой: "Фант, мы нашли друг друга!!!" и относился с тех пор к Толянычу, как к близкому родственнику. Чуть ли не к крестному отцу. Толяныч еще несколько лет гадал - а что было бы, если бы Пастор пошел провожать другую девицу. Но проверить уже невозможно: телефон той гандболистки был потерян буквально на следующий день при весьма трагических обстоятельствах, а с ним и технические характеристики устройства оной. Возможно, что было бы тоже самое. Вот так-то...

А сейчас Гоша трупы моет, и очень нужен. Не позарез, но близко к тому. Давняя нелюбовь Гоши и Бербера была Толянычу хорошо известна и началась еще со времен, когда они все занимались рукопашкой у Григорича, а потом перенеслась на бизнес. Хотя Толяныч никак не мог взять в толк, что за деловые завязки между патологоанатомом, пусть и с довольно нетрадиционными интересами, и, как сейчас это называется, "новым", подпольно торгующим оружием и психосимуляторами. Тем не менее завязки были, правда до открытого конфликта дело не дошло.

И вот он едет к Пастору, и как знать, не начнется ли конфликт сейчас?

***

Медицинский Центр имени Склифосовского занимал все три уровня, выходящих на Садовое кольцо, и уходил далеко ввысь своими четырьмя сорокаэтажными корпусами. Но Толянычу надо было войти через черный ход, находящийся на нулевом уровне. Многократно перестроенный Склиф когда-то был окружен парком, но расширение VIP-уровня Садового Кольца погребло парк под собой. Вниз вела узкая стальная лестница, покрытая ржавчиной и, казалось, готовая рухнуть. Она шла параллельно лифтовым шахтам, по которым спускали в морг покойников. Здесь же находился приемный покой для "малоимущих", точнее сказать - нищих и бомжей. Здесь Толяныча должны были встретить.

На проходной поджидал круглоголовый крепышок, неуловимо напоминавший восстановленного по ископаемым останкам неандертальца. Посверлив Толяныча глазами минуты этак две, он недружелюбно буркнул, вертя в руках сканер:

- Куда? - Однако проверять не стал. Старичок заткнутый сзади за пояс, взятый неизвестно зачем, скорее всего для моральной поддержки, сразу же впиявился Толянычу в поясницу.

- К Шульгину, в шестой. - Толяныча всегда раздражали проходные, а уж челобаны на воротах просто выводили из себя.

В другое время он бы может и поставил ископаемого крепышка на место, но сейчас не та ситуация, чтобы выступать. Да и жизнь нынче здорово изменилось: без охраны не обойдешься, одних извращенцев сколько развелось. А Пастор все же некисло зашибает в своей мертвецкой. Посему Толяныч без всяческих комментариев последовал за крепышком.

Хождение по подвалам одной из старейших больниц Москвы каких-либо положительных эмоций вызвать не могло по определению, тем более что дорога лежит в морг и ночью. Иногда по пути попадались подозрительные мрачные личности, которые - Толяныч мог бы заложить чип за сто - имели весьма отдаленное отношение к медицине, а если учесть, что под этими подвалами имеются более старые и глубокие подземелья, то...

"Живут они тут, что ли?" - подумал он, провожая взглядом очередного субъекта в застиранном хирургическом халате, гордо несущего поднос, накрытый заляпанным кровью полотенцем. Неожиданно чувак обернулся, зыркнув в их сторону бельмастыми слепыми глазами. Фантика передернуло - чего же он видит-то?!

Впрочем, крепышка-сопровождающего все сторонились с опаской. И как это Пастор здесь работает - в который уже раз подивился Толяныч. Иногда он даже завидовал другу - Гоша относился к внешнему антуражу своей работы вполне индифферентно. Но он вообще был человек забавный:

- Ферштейн, Фант, - сказал он как-то, - самые первые обряды человечества связаны именно с препровождением умерших на тот свет. Абер, поскольку люди тогда не могли себе позволить действия, не несущие смысловой и функциональной нагрузки, то здесь все совсем непросто. Натюрлих? Так где ж еще изучать связи между поту- и посюсторонним, как не в морге? Не по виртуалкам же!

Толянычевы размышления прервал крепышок, остановившись перед железной дверью с глазком и сканером. Он приложил левую руку к мертвенно светящемуся кругу, правой нажал кнопку архаичного звонка:

- Это я. Со мной один. - Дверь распахнулась, и в проеме нарисовался рослый и не менее мрачный чел с перебитым носом.

Поводив глазами туда-сюда, он впустил обоих внутрь. Запах, не очень заметный в коридоре, смесь антисептики с продуктами жизнедеятельности не первой свежести, стал абсолютно невыносим для тонкого толянычева обоняния. Нельзя сказать, что в коридорах нулевого уровня пахло озоном: годами накапливавшиеся там больничные миазмы имели несколько безысходный оттенок затхлости, но по сравнению с этим... Они живенько миновали "холодильник" и "разделочную" и прошли во внутреннее помещение - своего рода комната отдыха, снабженная нормальным кондиционированием, что приятно.

Внутренняя планировка была хорошо знакома Толянычу: в свое время в их компании считалось круто - поквасить ночку у Пастора в морге. Веселились, в общем. А потом, на какой-нибудь тусовке упомянуть этак вскользь, что, мол, квасили мы как-то ночью в морге... Девочки конечно писали кипятком. Впрочем, это было давно. Сам Гоша не одобрял подобных сборищ, но и не возражал слишком рьяно. Кстати таких вот помощников у него тогда еще не было, чего ж веселого коротать ночь в компании трупов...

Толяныч огляделся.

Обстановочка стала заметно побогаче со времени его последнего посещения. Из глубины велюрового кресла поднялся сам хозяин и пожал ему руку со всей возможной теплотой, после чего Толяныч несколько минут дул на пальцы.

- Полегче, Пастор!!! Я же не железный!

Внешне Гоша изменился мало, лишь прибавил в солидности. Однако волосы изрядно поседели, и это в тридцать-то один год, да перстней на пальцах прибавилось - полное впечатление, что на левой руке серебряный кастет постоянного ношения. И на груди болтается здоровенный серебряный медальон со строенной свастикой, а в центре какая-то руна. Толяныч присмотрелся, припоминая свои скудные познания в рунологии, которой после знаменитой виртуалки "Руническая Магия-9" одно время увлекались все поголовно:

- "Феох", если не ошибаюсь? - Надо же было что-нибудь сказать. Молчание в таком месте - вещь не из приятных, да он и не находил пока слов объяснить столь неожиданное желание повидаться.

- Соображаешь.

- Ты что, Гоша, фашистом заделался? - Не выпускал инициативу Толяныч. Кстати, Пастор тоже согласился встретиться сразу же. Значит... - На фиг тебе этот паучок?

- Сам ты паучок. Это ж древнейший символ солнца, при нашей работе самое то. Ладно, погоди, дай-ка я тебя познакомлю. - Пастор повернулся к своим подручным. Крепышок оказался Сашей, а мрачный, со свернутым носом Володей. - Это мои, хм, младшие научные сотрудники. Альзо, мальчики, работайте - до полуночи надо закончить гешефт, а мы тут пока побеседуем.

И "мальчики" пошли работать.

"Интересное у них наверно дельце..." - хмыкнул про себя Толяныч, проводив сотрудничков взглядом до прозекторской, и плюхнулся в кресло напротив.

- Давно уж не виделись, а, Пастор?

- Да. Выпьешь чего-нибудь?

- Коньяку, если есть. - Этого добра у Пастора всегда было в достатке. Родственники усопших не скупились, а делал свою работу он всегда виртуозно покойники выходили, как живые. Тьфу-тьфу-тьфу...

- Натюрлих. - Поверхность столика разошлась, и как ракеты из шахты, из его глубин показались горлышки бутылок.

- Красивый столик. - Толяныч глотнул коньяку. - Как ты его открыл?

Пастор усмехнулся, отчего все лицо пошло тонкой сеточкой морщинок:

- Да тут педаль с моей стороны.

- А-а-а...

Сам Пастор всегда пил только чистый спирт: налил стопку, выпил и подышал на кулак, как Змей Горыныч. Потом разжег в пепельнице ароматический шарик. Пастор их делал сам, ездил куда-то за тридевять земель собирать травки и прочее в том же духе - еще одно свое не самое традиционное нынче увлечение.