Возвращение

— Доказана?! Тебя пожалели, идиот! Не захотели выносить сор из избы! Увезли подальше! Теперь ты возвращаешься, и всё начинается по новой!

— Что начинается?!

— Всё! Вчера, в посадках нашли тело девушки! Девочки! Тринадцатилетней девочки! — Игорь опустился на стул. — И сразу появляешься ты. Кое-кто вспомнит давнюю историю…

— Что за ерунда? — я ничего не понимал. — Какая девочка? Вчера я был в Москве… Я же тебе звонил с Курского вокзала… Поздно вечером…

— Откуда я это знаю? Ты псих! Понимаешь о чём я? Днём происходит убийство, вечером заявляешься ты!

— Я никого не убивал. Ни тогда, ни сейчас.

— Уезжай.

— Нет.

— Тогда, — он поднялся со стула, — убирайся из моего дома. Понимаешь о чём я? И попробуй только подойти к моей дочери… Я…

— Может, хватит уже, — мы не заметили, как вернулась девушка. — Ты чего разошёлся?!

— Иди к себе!

— Сейчас, разбежалась! — Алла поставила поднос с грязной посудой на стол. — Вас бабушка хочет видеть, — обратилась она ко мне. — А на него внимания не обращайте. Допился до чёртиков.

— Да я вас… , — низвергнутый отец давился возмущением. — Вы у меня… Я… , — он выбежал из кухни. Через пару минут хлопнула входная дверь. Кирпичные стены дрогнули.

11

Я поднялся на второй этаж. Шедшая вперед Алла, остановилась у последней по коридору двери.

— Проходите. Она ждёт. И извините за отца. Не знаю, что с ним.

— Ничего. Между родственниками такое случается, — я повернул резную ручку, толкнул дверь. На всякий случай стукнул костяшками пальцев о косяк.

— Это ты внучек? — голос остался прежним. Всё осталось прежним. Словно Игорь переместил комнатку из обычной пятиэтажки в свой особняк. Простенькие обои, бормочущий телевизор, чёрно-белые фотографии в допотопных рамках, фарфоровые статуэтки на массивном комоде. У меня закружилась голова. А ещё говорят — путешествия во времени невозможны!

— Здравствуйте, Алла Александровна, — выдавил я.

Старушка развернула плетёное кресло. Время почти не изменило её, разве, что стёкла очков, стали более выпуклыми. Она улыбнулась:

— Совсем взрослый.

— Уже четвёртый десяток, — напомнил я. — Возраст.

— Разве то возраст. Вот у меня возраст. Ворчу. Смерть зову, а как серьёзно о ней проклятой подумаю — страшно. Кажется, и не жила ещё.

— Так и нечего о ней думать. Живите, пока живётся.

— Мне-то внучек живётся. А тебе, я смотрю, надоело?

— Почему вы так решили?

— Потому, что приехал ты сюда. Столько лет о тебе ни слуху, ни духу. На похоронах тогда объявился, мелькнул и исчез. А тут вдруг решил погостить. С чего бы это?

— И вы меня гнать будете?

— Ты на Игорёшку зла не держи. Невезучий он. Оттого и злой.

— В таких хоромах и невезучий.

— Ни в хоромах счастье, коли в душе непогодь. А ему досталось. Жена сбежала. Дочка не слушается…

— Я всё равно не уеду.

— А я тебя и не гоню. Разве я тебе хозяйка? Вы же с ней никогда никого не слушали, — Алла Александровна кивнула на одну из фотографий. Я давно не сводил с неё глаз. Мы с Аллой перед её выпускным. — Оттого и беда случилась. Я ведь вас предупреждала…

— И вы туда же, — я захлопнул дверь, так как заметил поблёскивающий в щёлке любо-пытный фиолетовый глаз. — Тоже меня во всём обвините?

— Я тебе не судья. Только… Зачем ты приехал?

— У меня личные проблемы. Возрастные, если хотите. Я решил начать роман. Мне нужен покой. Смена обстановки, — я чувствовал всё большее раздражение. — Я никого не убивал. Я никому не собираюсь калечить жизнь. Всё что мне нужно — крыша над головой, два десятка карандашей и несколько толстых тетрадей. Это преступление? В конце концов, я здесь родился!

— Раньше ты об этом не вспоминал.

— Повзрослел!

— Кто был у тебя сегодня ночью? — вопрос шибанул в лоб, словно камень из пращи.

— Не понял.

— Я слышала голос в твоей комнате. Женский голос.

— Вы ошибаетесь. Я спал. Вот ваш несчастный Игорь, говорят, всю ночь закатывал концерты.

— Его я слышала. Но и другой голос. Это была она?

— Кто она?

— Алла!

— Вы с ума сошли! Она — ребёнок! Вы меня тоже за психа держите?!

— Ты прекрасно понимаешь, о какой Алле я говорю!

— Да вы что! Она же… Она… , — тут удерживаемое в подсознании семнадцать лет, обрушилось на меня. Обессиленный я опустился на старое канапе. — … погибла.

— Слава Богу! — старушка смотрела на меня почти с материнской нежностью. — Я думала, у тебя это так и осталось. Ты ведь так долго не верил, что она разбилась. Я переписывалась с твоей матерью. Она уже всякую надежду потеряла.

— Это жестоко! — я тёр виски пальцами. — Зачем вы так?!

— Я должна была убедиться. Я ведь всё знаю. Ты обещал вернуться. Ты вернулся.

Я чувствовал какую-то несостыковку в словах Аллы Александровны. Что-то, чего не могло быть. Но сейчас моё состояние плохо подходило для разрешения логических задач.

— Не надо возвращать тех, кто ушёл, внучек. Это плохо кончается. Поверь.

— Я никого не собираюсь возвращать. Я только хочу поработать. Спокойно поработать.

— Возьми, — старушка протянула мне ключи. — Это от моей квартиры. Адрес помнишь? Я её Аллочке отписала. Можешь там поработать.

Я молча взял связку. Алла Александровна, покряхтывая, поднялась с кресла. Тонкие паль-цы коснулись заветной фотографии.

— И её возьми. Чтобы не забывать.

— Спасибо, — я стоял посреди комнаты с ключами в одной руке с фотографией в другой. Алла Александровна погрузилась в созерцание бушующих на экране латиноамериканских страстей. Аудиенция окончена.

— Бабушка, — неожиданно произнёс я, подойдя к двери. — Почему Игорь так назвал дочь?

— Потому что сходил по ней с ума, так же, как ты, — услышал я в ответ.

12

Едва переступив порог, я наткнулся на дочь Игоря.

— Подслушивать не хорошо. Тебе не говорили об этом? — сообщил я.

Замечание не произвело на девушку никакого впечатления. Теребя прядь волос, она поглядывала то на меня, то на фотографию в моих руках.

— Это вы там, с какой-то из моих дальних тёток, — она говорила скорее утвердительно, чем спрашивала. — Мне бабуля рассказывала. А она красивой была. Вы тоже ничего… А что там за история? Мне никто толком ничего объяснить не хочет…

— Много будешь знать — скоро состаришься, — я спрятал фото. — А отец тебя ещё замуж не выдал. Кому ты старухой будешь нужна?

— Замуж! — фыркнула девушка. — Человек — существо полигамное. Брак — оковы прошлого.

— Прогрессивные воззрения.

— Мне Ворон книжки давал. А вы не уедете?

— Пока нет. Бабушка предоставила кров блудному внуку.

— Так вы в моей квартире жить будете?

— Похоже, что так. Большую цену заломишь?

— Бросьте вы! Она только через год моей будет. Я к тому же против частной собственности. Живите, сколько вздумается. Вам помочь вещи перенести? Я Ворону могу позвонить. У него тачка.

— Ну, неудобно отрывать столь умного молодого человека для перевозки столь скромной поклажи, — я указал на висящую рядом с курткой спортивную сумку.

— И это всё?! — удивилась девушка.

— А что ещё свободному художнику нужно?

— Круто! Вы… не думала, что такие продвинутые в вашем возрасте бывают.

— Количество прожитых годов — уменьшают размеры наших потребностей. Информация к размышлению. Обсудите как-нибудь вместе с этим… ээээ… Грачом.

— Вороном! — возмутилась Алла.

— Тем более, — настроение у меня значительно улучшилось. Я сбежал по лестнице. Оделся. Закинул через плечо полупустую сумку и покинул не особо гостеприимный дом Игоря.

13

Преодолев коммунальные раскопки и плоды разверзнувшихся хлябей небесных, я вышел к бывшей резиденции Аллы Александровны. Её и ещё семей восьмидесяти (судя по количеству квартир). Холодный ветер и мелкий дождь уничтожили следы принятых с утра (условно, конечно) антипохмельных средств. Потому, для поддержания состояния лёгкой эйфории, местами переходящей в ощущение потенциального всемогущества пришлось купить в ближайшем ларьке двухлитровую бутылку красного «Монарха» (консервативные англичане вряд ли бы додумались разливать державный напиток в пластиковую тару) и фляжку коньяка (после Игоревой самогонки прозрачные напитки вызывали у меня тошноту). Остаток дня обещал быть приятным, по крайней мере для человека измученного похмельем и одержимого творческим зудом.