Пыльные окна

«Личные эмоции не должны оказывать влияния на нашу деятельность. Главное для нас — судьба этого мира».

Это были слова Черномора. Неуклюжие и высокопарные. Так он говорил нам в самом начале, когда мы еще не совсем понимали, в какую кашу ввязались. Говорил с отеческой строгостью и теплотой во взоре. С тенью иронии на лице, чтобы смягчить пафос.

Облако огненной пыли рассыпалось на мириады ярких точек. И погасло.

Я передумал.

— Я сделал выбор, Макс. — сказал я, глядя в его глаза. — Может я о нем и пожалею. Но не сегодня.

Он лежал, не в силах пошевелиться, беспомощно раскинув руки, похожий на перевернувшегося на спинку жука. Беспомощный, полный боли и ненависти.

Быть может, он с удовольствием прикончил бы меня сейчас.

Но ведь он когда-то был моим другом.

И я не марионетка.

А судьба этого мира решится и без нас. Не мы первые, не мы последние.

Но если ради светлого будущего надо плевать в собственное отражение и убивать друзей — зачем нам такое будущее?

Начал моросить мелкий острый дождь.

Я отвернулся и зашагал через пустырь.

Вот все и закончилось, Димка, думал я, поднимаясь по эскалатору торгового центра. Он полз медленно, лениво, но теперь я мог не спешить.

Теперь все будет хорошо. Поедем сейчас в Москву, первым делом приведем себя в порядок, пожрем нормальной горячей еды, а потом сгоняем в кино. Обязательно в кино. На какую-нибудь глупую американскую комедию. Чтобы ведро поп-корна, лошадиное ржание со всех сторон зала. И вообще ни о чем не думать.

И пошли они все к черту. Черномор, контора… Подождут.

Я вспомнил, что мне некуда ехать.

Черномор сказал мне об этом в самом начале — моя квартира больше мне не принадлежит.

Ладно, что-нибудь придумаем. Командировочных мне пока хватает.

Но тут же укололо, зацепило за самое нутро — на что хватает?

Что ты собираешься делать, когда хватать перестанет?

Куда ты вывезешь мальчишку?

Тебе некуда ехать, некуда деваться. Куда ты хочешь его везти, парень, ответь?

Я не собирался устраивать диалоги с внутренним голосом. После решим.

Редкие первые покупатели, ранние пташки, с ужасом оглядывались на меня. Я был похож на бомжа — перепачканные грязью куртка и джинсы, засохшая кровь на верхней губе, трясущиеся руки, пьяная походка.

Плевать.

Я шел в сторону зала с кафешками.

Манекены смотрели на меня сквозь стекла витрин нарисованными глазами. Им тоже было наплевать.

На столике стояло два стакана, поднос со скомканными обертками от гамбургеров и хот-дога. Пустой пакет из-под картошки.

А еще там лежал сложенный вдвое листок бумаги, прижатый резной фигуркой, изображающей филина.

Я подошел к столу. Оглядел пустой зал.

Парень с красным козырьком дремал за кассовым аппаратом, опираясь щекой о ладонь.

Я поднял листок со стола.

«Мне приснилось, как человек идет через лес. Он шел к воде. Лес был засыпан желтыми листьями. Я знал, что лес и человека, и даже воду, к которой он идет — придумал я. Я придумал такой мир сам, и в то же время я был в нем. Человек вышел к воде. Небо было серым, у самой воды стоял ангел. Человек спросил у ангела о своей судьбе. Ангел сказал ему, что если он захочет, то сможет изменить мир. Этот человек мне почему-то нравился. Мне очень захотелось, чтобы так и было. Я решил, что все будет хорошо, и ушел от воды, ангела и того человека. Мне надо было посмотреть и другие миры…»

Я стоял, бессмысленно глядя на строчки, выведенные прыгающим мальчишеским почерком.

Ушел. Просто ушел, убежал, послал нас всех по адресу, или…

Он научился открывать Окна? Конечно, он ведь мог это сделать. Он ведь был таким способным.

Увидел наш мир во всем многообразии. Всю его жестокость, глупость, гнусность, всю бессмысленность происходящего.

Увидел, как мы грызлись из-за него, как какие-нибудь драные пираты из-за сундука с золотом.

Как мы с Максимом лупили друг друга посреди пустыря. Два обезумевших хищника.

А затем он собрал взглядом огненную пыль и сделал шаг.

Один единственный шаг отделявший его от грязного и серого мира до… до чего собственно?

Ведь мы не знаем, что там.

Не имеем ни малейшего представления, кроме смелых предположений, осторожных гипотез. Всяких сказочек и домыслов.

Покой и забвение?

Новый чудесный мир, мириады, созвездия миров?

Бесконечный калейдоскоп пестрых реальностей?

Или просто свет — абсолютный, беспредельный?

Или просто тьма — равнодушная, бездонная?

— Ты ошибся. — прошептал я. — Ведь это не выход, Дима.

Окна не предназначены для входа или выхода. Окна это не двери. Даже для тех, кто потерял веру. Даже для тех, кто потерял любовь. Даже для тех, кто ищет новые миры.

— Почему? — беззвучно спросил я.

«Мне стало интересно».

— Что там?

«Сложно рассказать, у меня не хватит слов. Здесь все по-другому».

— Ты… умер?

«Вот еще… Вовсе нет».

— Расскажи мне, где ты?

«Я не смогу. Это сложно описать. Извини. Но не расстраивайся, возможно когда-нибудь ты узнаешь. Это… интересно».

Что он видит там, за гранью нашего мира. Какие реальности? Россыпи цветных звезд или бездонная чернота?

И говорил ли я с ним сейчас, или это просто мое изможденное сознание решило добить меня ворохом галлюцинаций. Скорее второе. Не может быть никаких голосов в моей голове.

Просто по мне плачет психушка. Просто в последние дни у меня слишком насыщенная жизнь.

А может, я продолжаю сидеть на краю ванной и вертеть в пальцах бритву. И все последние дни просто пронеслись в моей голове. Говорят же, что в последние секунды у человека вся жизнь проносится перед глазами. Может, я все таки дотянулся лезвием до посиневших вен? Может, все это просто мой бред?

Я знал, что это было не так.

Все это по-настоящему. Я сложил руки на столе, спрятал в них лицо.

С улицы донесся вой сирен. На парковку подъезжали машины, с шуршанием тормозили, хлопали дверцы.

Я даже не посмотрел туда.

Кто-то бежал по эскалатору торгового центра, гулко стуча каблуками. Множество ног, уже бегут по проходу в зал, между витринами, щелкая по плитке.

Слышались какие-то голоса. Мне было не до них.

Наверное, я мог бы разметать сейчас по бревнышку все Подмосковье, со столицей в придачу, перебить всех «минусов», устроить настоящую войну, кровавую баню.

Но что бы это изменило?

Это тоже не стало бы выходом.

Я оторвал лицо от рук.

На расстоянии от меня полукругом стояли люди, держащие пистолеты наизготовку, целились в меня.

— Алексей!

Рядом со мной оказалась Полина.

А те, что стояли позади нее, с пистолетами — я узнал их. Их всех. Это были наши ребята, знакомые, свои.

Только Черномора не хватало для полной картины.

Почти весь оперативный отдел в сборе.

Я даже не удивился.

— Где мальчик? — спросила она с вызовом.

Я встал из-за стола. Они опустили оружие, но продолжали смотреть на меня какими-то странными взглядами. Будто я только что спустился к ним с неба по радуге, зажимая между ног метлу.

Я спрятал руки в карманы, посмотрел на свои собственные ботинки. Замызганные, перемазанные глиной.

— Где мальчик, Алексей?!

— Ушел. — сказал я.

— Что это значит?!

— Просто ушел. Он выбрал. Судьба этого мира, помнишь? Он выбрал сам. Свою судьбу. Свой путь. Без меня, без Макса, без шефа, без вас.

— А Максим?

— Я думаю, мы о нем еще услышим. Но точно не в ближайшие дни, можете расслабиться.

Она промолчала. Она всегда была умная девочка.

— И давно? — спросил я, с усилием переводя взгляд на ее лицо. — Давно ты вернулась в наши ряды?

— Ты не понимаешь. — она изобразила нечто вроде улыбки. — Неважно. Шеф скоро будет в Москве, он звонил мне перед вылетом. Велел забрать тебя. И мальчика.

Ну конечно, Черномор все держит под контролем. Абсолютно все.