Иль

Аллаю разыграли в кости. Когда одному из охотников выпал жребий, между мужчинами возникла ссора, которая быстро переросла в схватку, и в тот вечер некоторые из них лишились не только своих гнилых зубов. Итак, Аллая досталась старому вдовцу по прозвищу Зябл. Счастливчику предлагали богатый выкуп за девушку, но он, несмотря на насмешки своих компаньонов, от выгодного обмена отказался. У Аллаи выстригли часть волос. Зябл связал в пучок остриженные локоны и разыграл их меж своих приятелей.

Держал он Аллаю взаперти, боясь, что ее украдут или она сама убежит от него. Днем, спасаясь от ее зачаровывающего взгляда, он заставлял девушку носить повязку. Та почти закрывала ей лицо, и лишь две узкие прорези служили для Аллаи окном во внешний мир. Ко всему прочему вдовец изгнал из дому сыновей, и теперь кроме него только Алая заселяла эту огромную, охраняемую злющими псами и окруженную частоколом домину. Зябл разрешал девушке выходить во двор ночью, да и то ненадолго. Окруженная со всех сторон высоким и непроглядным забором, Аллая только там могла снимать повязку. И теперь затворница ждала полуночи, чтобы насладиться видами неба, усыпанного мелким бисером звезд. А еще Аллая ждала луну, что меняла облик при каждой их встрече, но неизменно оставалась печальной и бледной. Тихие, но неспокойные серые облака напоминали ей ночных сов, которые часто мелькали в необъятном темно-синем небе в прежней ее жизни. Аллая даже не помышляла о побеге из своего заточения, а лишь ждала… Оказавшись среди людей, она утратила некоторые из своих способностей, но прибрела новые. Одно же оставалось неизменным – обида.

Зябл же совсем потерял покой, ему постоянно казалось, что, когда его нет дома, Аллая может убежать назад в лес или уйти к другому мужчине, молодому и сильному, либо ее похитят те из его приятелей, что три луны назад привезли ее сюда на волокушах. Так прошло еще какое то время. Девушка наконец стала понимать язык людей, но вот изъясняться с ними – даже с Зяблом – у нее не получалось, просто не было желания. И если даже она говорила, то речь ее была полна певучих звуков, и люди не понимали и боялись ее нечеловеческого голоса.

Однажды ночью собаки, что сидели на привязи, стали разрываться от лая; вскоре одна из них завизжала и стихла. Снаружи послышался скрежет запоров, кованые двери раскрылись, и в доме оказались чужие. В их руках были факелы. Они метнулись к Зяблу… Тот вскрикнул и захрипел. С вдовцом было покончено.

Так Аллая оказалась в руках разбойника по прозвищу Хорь, рыжего, как огонь; его боялись и ненавидели. Он не чурался промышлять грабежами и был известным в округе душегубом. Хорю ничего особенного не нужно было в этом доме, кроме одного – Аллаи. Его лиходеи быстро обшарили все углы и, забрав все самое ценное, запалили дом, предав мертвого вдовца огню.

Хорь одаривал Аллаю подарками. Он жил шумной и разгульной жизнью. Любил хмельную медовуху и заставлял пить всех, включая и пленницу. Медовуха же была Аллае противна, девушка выплевывала мерзкую жидкость, но не просила Хоря ни о чем и не плакала. У ее мучителя это вызывало буйный восторг. Затем он, напившись, ставил девушку подле огня на обзор приятелям и под их одобрительный хохот орал, что она нарожает ему целую шайку. И лишь одно было для Хоря непреодолимым – скрывающая ее глаза повязка, разукрашенная соколиным пером. Не осмеливался он освободить Аллае глаза.

Все с ним кончилось неожиданно и так же быстро.

Хоря приволокли привязанным одной ногой к буйволу прямо в логово. Его обиталищем служила большая, в два человеческих роста, нора, расположенная меж двух скал, теперь в ней жила Аллая. Под одобрительные вопли людей, вооруженных палками и топорами, лай собак и горловое мычание огромного быка растерзанного Хоря повесили за ту же ногу на сухом кедре. Он висел один, не нужный никому, и только застывший оскал на его синюшной морде выдавал в нем некогда буйный и разудалый нрав. Среди этой безудержной вакханалии показалась хрупкая фигурка Аллаи. Выйдя из своего убежища и не обращая внимания на разъяренных людей, она подошла к ревущему быку и, прикоснувшись пальцами к его ноздрям, заставила свирепого зверя замолчать. Затем направилась к висящему вниз головой, словно козлиная туша, телу своего мучителя. Аллая подошла к кедру, на котором тот висел, и положила ладонь на его иссохший ствол. Прильнув к коре, она поцеловала измученное дерево и сквозь едва приоткрытые уста издала еле уловимый звук. Сразу же вверху раздался треск, и мертвец вместе с суком, на котором висел, рухнул вниз. Люди увидели, как этот «рваный бурдюк» накрыл собой небольшой муравейник, нарушив в нем выверенную временем суету. И тут же слился с ним, поглощенный царящим вокруг хаосом. Увидев, что множество безумных, но внимательных глаз уставилось на нее, Аллая попятилась назад, удаляясь к чаще леса.

– Держите ее! – раздалось среди вершивших суд, и люди, как будто очнувшись от спячки, бросились и быстро настигли девушку.

– Ты куда собралась?! – обдав юное лицо гнилым дыханием, ехидно просипела костлявая, кривая, почти горбатая бабка.

Старуха заглядывала в лицо снизу лягушачьими глазенками, а рука, похожая на большую куриную лапу, вцепилась девушке в волосы. Старуха пыталась сорвать повязку с лица Аллаи, но почти сразу резко отдернула руку, как будто ужаленная шмелем. Причиной этого был все тот же прятавшийся в волосах девушки пятилистник. Глаза бабки буквально выскакивали из глазниц в желании заглянуть в едва заметные прорези на повязке. А затем она еще сильнее скривилась, затряслась и, казалось, готова была распластаться на месте, но стоявшие рядом успели подхватить ее под руки.

– Да она ведьма… – вдруг тихо и уже дрожащим голосом выдало все то же гнилое дыхание. – Это она накликала беду!

И тут же, то ли от дряхлости, то ли от непосильного волнения, а возможно, и от шипа пятилистника, бабка испустила дух. Ее обветренный, ссохшийся рот остался полуоткрытым, словно не успев поведать самое важное.

Те, что держали ее, бросили старуху на усеянную кедровой шелухой землю.

– Ведьма… – прошелестело еле слышно в толпе, окружавшей старуху.

– Ведьма! Ведьма! Ведьма! – заголосили люди, стоящие поодаль.

– Она ее убила! – заорал кто-то совсем рядом.

– Сжечь ее! Повесить! – подхватили со всех сторон.

И вот несколько сильных рук, сбив Аллаю с места, стали привязывать ее к тому же сухому кедру, на котором только что был повешен Хорь.

Толпа, размахивая палками, все еще шныряла вокруг логова в поисках кого-нибудь, кто мог бы прятаться в убежище разбойников. Очевидно, пришедшие сюда нацелились разом покончить со всеми его обитателями. Женщины принялись волочь со всех сторон хворост, с треском складывая его в одну кучу прямо у ног девушки. Делая это с азартом и с каким-то нескрываемым удовольствием, некоторые из женщин даже что-то напевали себе под нос. Две тетки были заняты изготовлением факелов, щедро обмазывая сухие палки черной смолой, одна из них так увлеклась делом, что измазала свою одежду, и теперь была очень расстроена.

Буйвол, тот самый, что стоял неподалеку, задрал голову, словно под весом огромных загнутых назад рогов, и присел на задние ноги. И вдруг оттолкнулся и с яростью прыгнул вперед. Упав на передние ноги, он с силой лягнул задними, да так, что все, кто в это время был занят собиранием хвороста, застыли на своих местах, уставившись на обезумевшего быка. Бык сбил с ног женщину с хворостом, одну из тех, что бубнила себе под нос песенки, и несколько раз обрушился на нее всем весом своей туши и вдобавок зацепил ее рогом, протащив немного по жухлой траве. Он не убил несчастную, было слышно, как она выла, боясь пошевелиться. В следующее мгновение огромные рога быка оказались около Аллаи. Разогнав всех, кто находился рядом с девушкой, разъяренный зверь, раздув огромные ноздри, встал поперек дерева, закрыв собой пленницу. Затем, немного успокоившись, наклонил голову, изогнул могучую шею и пропорол рогом толстенную кору высохшего кедра. Раздался треск, древесная шелуха посыпалась вниз. Оставляя глубокую борозду, рог достиг того места, где ствол опоясывали веревки. Подцепив их, бык дважды мотнул головой, причинив тем самым боль Аллае, но в следующее мгновение ее тело было уже свободным. Бык снова наклонился и подставил девушке необъятную спину, Аллая воинственно оседлала его. Затем сняла с глаз повязку и окинула взглядом судивших ее. По толпе пробежался ропот. Несколько мужчин выскочили вперед и упали перед Аллаей на колени. На лицах людей, что стояли рядом, был написан страх. Женщина, чуть было не затоптанная быком, так и осталась лежать на прежнем месте, она поджала ноги и тихо выла; никто не пытался ей помочь.