Страница 7 из 36
«Да уж, понты», — подумал я, — «хотя десять тысяч воинов за моей спиной скромностью тоже не назовешь».
Сарматы, как это умеют делать только кочевники со скачущими галопом конями, в метрах двадцати от нас враз остановились.
Из строя катафрактариев выехал воин, на голову которого одет остроконечный шлем с закрытым забралом. Грудь и плечи защищал пластинчатый доспех. На руки одеты доходящие до локтей перчатки с нашитыми на них широкими поперечными металлическими полосами. Ноги катафрактария закрывали поножи. Конь всадника был полностью покрыт толстой кошмой, на которой также были нашиты железные пластины. В правой руке он держал копье в четыре, а может и больше метров.
Я обернулся на своих «рыцарей» сравнивая их с сарматскими катафрактариями. Они выгодно отличались от сарматов в «технологическом» плане. Копья у моих, конечно были короче, но их быстро и без особенно крупных затрат можно поменять. А вот кони вместо кошмы были полностью покрыты кольчугой, а их груди и головы дополнительно защищали стальные панцири.
Воин остановился в метре от меня и, подняв забрало шлема, («рыцари», к моей досаде были защищены горшковой версией рыцарского шлема), вытащив из прикрепленной слева сумки какую-то пластину объявил:
— Царь сарматов Гатал, возмущенный вероломным нападением усуней и убийством почитаемой во всей Великой степи Тураки-Хатун, которую он знал лично, шлет три тысячи лучших своих воинов и посылает вместо себя, находящегося в тяжелом недуге, своего наследника, надежду сарматов Асфандира и любимую дочь, воительницу Ларкиан, которые будут в колчане кагана гуннов Богра, еще одной стрелой возмездия!
Сказав это, сармат протянул мне пластину. Пластина оказалась серебряной, с вырезанными на них рунами и печатью царя сарматов в виде грифона.
— Я рад приветствовать своих друзей и союзников. — Крикнул я в сторону сарматов.
Из рядов катафрактариев выехало два всадника. Воин и девушка. Подъехав, они сошли с коней. Асфандир, сняв шлем, вытаращился на моих «рыцарей». Я же наоборот не сводил глаз с его спутницы. А уставиться было на что. Ларкиан была обворожительна. Ее голову защищал, изящный золоченый шлем, из-под которого на плечи падали собранные во множество мелких косичек черные волосы. Кожа лица, невзирая на степные ветра и обжигающее солнце было нежно-белым. К моему удивлению и, конечно же, восхищению, она вместо обычно носимых кочевницами повседневно кожаных штанов заправленных в сапоги и рубахах балахонистого типа, была одета в черные обтягивающие брюки и куртку подчеркивающие каждый изгиб ее совершенной фигуры. Все ее тело, осанка говорили о том, что она воин. Взгляд ее больших и черных глаз был взглядом женщины привыкшей с младенчества повелевать. Хотя мне никогда не нравились властные женщины, я же на фоне ее роскошной красоты, совершенно забыл об этом. Мое молодое тело охватила страсть, с которой я мог и не справится, не кашляни предупреждающе громко один из близнецов.
Опомнившись, сошел с коня и подошел к Асфандиру, который продолжал внимательно разглядывать моих «рыцарей».
— Я рад приветствовать тебя брат и тебя, прекрасная Ларкиан — сказал я с вдруг дрогнувшим голосом.
Асфандир перевел взгляд на меня, а Ларкиан надменно улыбнулась…
Всю обратную дорогу Иргек и Ирек прожужжали мне в оба уха, что бы я присмотрелся к сарматской принцессе «ведь не просто так Гатал послал вместе с наследником и свою дочь…».
Для меня же важно было другое. Нет, конечно же, я не переставал думать о ней и при каждом взгляде на нее, меня охватывала страсть. Но все же из послания я пришел к выводу, что царь сарматов не собирается, по крайней мере, в ближайшее время атаковать западные границы канглы, признает меня как кагана и что не маловажно перестает оспаривать верховенство гуннов над аланами.
…Небольшой праздничный ужин, устроенный нами в честь прибытия сарматов завершался…
Асфандир, перепивший вина, уже завалился на бок, за ним сползли Иргек и Ирек. Гай, который притащил вино, отключился последним. Я же, благодаря приобретённой в прошлой жизни привычке больше закусывать еще держался. Напротив сидела Ларкиан.
Я посмотрел на ее брата, он громко храпел. Воспользовавшись этим, и под воздействием выпитых литров алкоголя, в нарушении всех принятых дворцовых этикетов подсел к Ларкиан.
Принцесса сарматов сейчас была еще более ослепительна. Шелковое платье соблазнительно выделяло все ее округлости. Голова вместо шлема украшала золотая диадема. На плечи накинут красный, сшитый из тонкой шерсти и украшенный золотом жакет.
«Такую курточку и в двадцать первом веке с удовольствием носили бы любительницы шарма и гламура», — подумал я, и подсев плотнее к ней начал обольщать ее по всем правилам «пикапа»:
— Ик, не хотите ли еще вина?
Ларкиан улыбнулась.
— Эй, — крикнул я стоявшей неподалеку служанке, — налей и мне тоже, ик…
Ларкиан пригубив вино негромко произнесла.
— У вас очень хорошее вино, каган.
— Еще бы, это самое настоящее фалернское, из далекой Римской империи. Вон, Гай подтвердил, что оно настоящее. — Показал я пальцем на храпевшего с другой стороны дастархана римлянина, — он отвалил за каждую амфору согдийским купцам по семнадцать золотых тенге!
«Ох, как же все-таки хорошо быть властителем. Там бы, в своем времени, я бы даже себе не купил такое дорогущее бухло, не смог бы…».
Услышал я как Ларкиан цитирует стихи на латыни.
— Ты знакома с поэзией Катула[15]? — Спросил я машинально, подумав, что она очень образована для этого времени, пусть даже и принцессы.
— Да!? Тебе знаком язык римлян?
Впервые за два дня знакомства с ней, я увидел в ней интерес к моей персоне и удивление в ее глазах.
«Ну конечно, я ведь каган диких гуннов и сам дикий гунн, умеющий только жрать, бухать, убивать и… Хотя я и веду себя так. Напился до икоты, а теперь еще забыв об элементарных правилах приличия, нагло домогаюсь ее…», — подумал я и обнял ее за талию, не обращая внимания на то, как гневно сверкнули ее глаза.
— Мне знакомы не только Катул и латынь, ик. Еще знаю, что земля не плоская, а круглая и что небо это просто воздух, ик, а солнце это звезда, как другие светящие над нами ночью в небе…
Я рассказывал долго, выплескивая на нее вместе с вином все свои приобретенные в моей прошлой жизни знания… Она слушала внимательно, не перебивая меня…
«О-о, так она идеальна, мечта любого мужчины», — удивился я, — «может мне действительно жениться на ней, а то Иргек и Ирек еще сватают мне эту, с кулаками арбузами Айбеке, мотивируя меня тем, что она из знатного рода гуннов и родит мне много могучих воинов».
— Слушай, — и я положил руку на ее бедро, от чего Ларкиан вдруг вздрогнув всем телом, уронила чашу с недопитым вином на себя. В следующее мгновение она вскочила, и что-то рассержено прошептав резко отвернулась, затем не спеша, слегка покачивая шикарными бедрами, «выплыла» из юрты.
— Ик, я ничего не понял, чё ты там сказала. — Крикнул я ей вслед и положив голову на подушку через секунду отрубился.
Проснулся я от того, что почувствовал сильный холод. Не открывая глаз начал шарить вокруг руками, ища одеяло. Не найдя, вынуждено открыл глаза и увидел решетчатый крест шанырака юрты через который на потухший очаг с мрачно-серого неба пушистыми хлопьями сыпал снег. Рядом, что-то разбилось, а затем я услышал сердитое ворчание Гая на латыни.
14
Пьяной горечью Фалерна
Чашу мне наполни, мальчик!
Так Постумия велела,
Председательница оргий.
Вы же, воды, прочь теките
И струёй, вину враждебной,
Строгих постников поите:
Чистый нам любезен Бахус
(перевод с латыни А.С.Пушкина)
15
Гай Валерий Катулл — один из наиболее известных поэтов древнего Рима.