Гунны - Кровь Дракона

Поэтому я смело ставил во главе двадцати пятитысячного корпуса на западных границах государства Гуннов верного мне человека и еще более дерзко я отнесся к Аксаку, назначив советником, к советам которого Иргек уж точно следовать не будет. Об этом видимо подумал и сам Аксак. Он резко вскочил на ноги, с явным намерением возмутиться, для меня это уже было предсказуемо и я ждал его неповиновения.

— Несомненно! — Вдруг услышал я поднявшегося на ноги Токсаба, взмахом руки приказав Аксаку сесть, — несомненно, Тенгри в своем могуществе и милости создал то золото в помощь кагану Богра и для возвышения Степи над империей Хань и прочими державами. То, что рудники обнаружены всего в двух фарсангах от города, лишнее тому доказательство. Я убежден, что каган распорядится этим золотом мудро и справедливо. — С секунду выдержав паузу, и обведя взглядом присутствующих, верховный жрец добавил, — по своему усмотрению.

Затем Токсаб, повернулся ко мне и слегка поклонившись, продолжил:

— Аксак опытный воин, уже многие годы командующий туменами гуннов и не раз руководивший походами на империи Хань и Когурё[32]. Он был поставлен во главе тумена еще твоим отцом и утвержден даже Коканом! Мудро ли будет отправлять его простым советником за тысячу фарсангов на Запад, когда нас впереди ждут тяжелые сражения с армиями сяньби, ухуаней и Хань?

— Ты сомневаешься в моей мудрости, Токсаб? — Ответил я раздраженно.

— Нет, конечно же нет.

И верховный жрец, снова слегка поклонившись, сел…

— Надо было уступить ему. — Сказал мне Баджанак, потягивая мелкими глотками кумыс из золотой чаши, по размеру и несбалансированной форме которого я понял, что она изготовлена из человеческого черепа, скорее всего принадлежавшего Сейшену или Шимыру.

— Думаю Богра поступил правильно, настояв на том, чтобы Аксак уехал с Иргеком, — ответил вместо меня Ужас, — ведь ясно же, что это Токсаб подговорил его и он заявил права на золото и серебро, добываемое с рудников.

— Ты зря наговариваешь на нашего дядю, — почти одновременно вскричали возмущенно Иргек с Иреком, — ведь именно Токсаб привел к победе Богра…

Я сидел на почетном месте напротив входа в юрту и разглядывая удивлялся ее роскоши. Белоснежная юрта была наполнена редкими импортными товарами. Пол юрты устилали дорогие ковры, тигриные и даже львиные шкуры, на голову одного из которых Баджанак облокотился. На стенах были развешаны яркие гобелены, дорогое оружие и шубы из соболиных, песцовых и мехов рыси. Вокруг было столько золотой и серебряной посуды украшенных крупными драгоценными камнями разных цветов, что у меня начало рябить в глазах.

«Юрты у вождей гуннов были гораздо скромнее, чем у Баджанака. Даже у меня нет такой. И не лень ему было тащить юрту со всеми этими сокровищами за тысячи километров от своей столицы Кангара? Хотя не сам же он тащит. Даже руководить транспортировкой ему не приходится. Интересно сколько все это стоит в эквиваленте на доллары в моем времени? Одно только такое манто из соболя тысяч двести баксов будет стоить!» — вспомнил я цены из элитного мехового салона в Алматы, куда я случайно забрел как-то и в испуге от недоуменных взглядов манерных продавщиц выбежал.

— А ты, что молчишь? — Ткнул меня больно пальцем в ребра Баджанак, отвлекая от текучих мыслей.

— Я думаю Буюк прав, Аксак человек Токсаба…

— Ха, — перебил меня Иргек, — да все знают, что Аксак верный пес Токсаба! Но зачем ему подрывать твою власть, когда он сам помог тебе сесть на белую кошму кагана?

— Власть, — ответил ему Баджанак, — сам он не может быть каганом, но хочет управлять гуннами через слабого кагана, который к тому же обязан ему.

— Да-а, сценарий вчерашнего представления придуман им. — И, не обращая внимания на вопросительные взгляды об игре слов из времени, откуда я явился, продолжил, — помните его слова, которые он мне сказал, когда вы все избрали меня каганом о жадности и кошме?

Я обвел взглядом своих приближенных и, увидев в их глазах непонимание, сказал:

— Токсаб знает, что золото и серебро, добываемое с рудников рядом с Таразом жизненно необходимо мне.

— Согласен, — задумчиво проговорил Баджанак, — на все то золото ты содержишь не только тридцать тысяч всадников, но еще платишь римлянам и кянам, строишь города и развиваешь торговлю. Все это делает тебя сильным и независимым от совета вождей и даже угрожает их самостоятельности. Согласись ты отдать золото им, то оставшейся десятой части едва хватило бы на строительство города. Но отказав, ты дал повод обвинить тебя в жадности. Думаю Токсабу, было на руку любое из твоих решений.

— Да-а, да-а, он еще тот старый хитрец. — В этот раз согласились близнецы.

Я посмотрел на них, — «интересно, донесут ли они об этой беседе своему дяде?», — но вслух сказал:

— Но тогда почему он не дал Аксаку сразу же обвинить меня в жадности?

— А чего бы он добился? — Ответил Буюк, — за тобой только в ставке находятся шестьдесят тысяч всадников. Начни он обвинять тебя и это привело бы к новой войне между гуннами. Тогда часть вождей осталось бы с тобой, а другая, которая посчитала бы тебя жадным, сразу же переметнулась бы к Лошану. Только Тенгри знает, чем бы все это закончилось. Поэтому твое нежелание делиться золотом он оставил на будущее, и я уверен, что в скором времени он об этом еще напомнит. Жаль, что я, хан Баджанак и Иргек завтра с рассветом покинем тебя и с нами уйдет половина верных тебе воинов.

— И что же мне теперь делать? — Спросил я задумавшись. Хоть мне и не хотелось нести ответственность за целый народ, но и становиться чьей-то марионеткой желания не было.

Одной из моих мыслей было отдать приказ своим телохранителям схватить Токсаба, но я тут же забыл о нем как о неосуществимом. Не мог я подобно императору Китая Лю Ши или царю Хорезма Артавы, только по настроению казнить или щадить своих «придворных». Я простого пастуха не могу наказать без соответствующих доказательств о какой-либо его вине, так, чтобы это не подорвало мой авторитет и доверие среди кочевников. Думаю, даже Чингисхану такое не было позволено.

— Ну как, что делать? — Ответил мне Буюк, — делай то, что получается у тебя лучше всего. Разгроми Холяна и примкнувших к нему ухуаней…

Я в окружении телохранителей смотрел с вершины холма вслед удаляющихся на запад армий гуннов под командованием Иргека, усуней кунбека Буюка и канглы хана Баджанака. Чем дальше они удалялись, тем тревожнее становилось у меня на душе. В очередной раз мне приходилось отдалять от себя верных мне людей. В каждом из них я чувствовал не просто заинтересованность в поддержке меня в качестве правителя Степи, но искреннюю любовь ко мне, которую я видел только от своих родителей в своей прошлой жизни. Особенно не хотелось оставаться без Ужаса, советы и наставления которого были очень ценными. Но и держать их все время возле себя не мог.

Конечно, остались Угэ и Ирек, еще появилась куча подлипал, в основном «стучащие» друг на друга и Токсаба, который с их слов готовил мне какую-то подлянку. Но, кроме того «что кто-то там им что-то сказал» конкретики и доказательств не было. Да и не хотелось погружаться в придворные интриги и становиться параноиком, без того забот хватало. Я планировал последовать совету Ужаса и через неделю выступить на оставшиеся, на востоке «непокорные» племена кочевников. Он, да и я считали, что победа над ними повысит мой авторитет среди гуннов, соответственно ослабит позиции Токсаба и других вождей.

— Угэ, извести всех вождей, хана племени хагасов с приказом не позднее тридцати дней собрать здесь все свои войска для похода на хана Холяна…

— В этом нет необходимости, — перебил сопровождавший меня Токсаб, — я уже направили посыльных, и прибудут не позднее пятнадцати дней.

— Хорошо. — Тихо ответил я и, развернув своего коня, направился в сторону своей ставки.

32

Когурё — Корея