Страница 10 из 36
— Это простой воин, даже не из рода дуглат, — прорычал Иргек, — Сейшен намеренно оскорбляет тебя, направляя к тебе не знатного переговорщика.
Действительно, воин был одет просто. На голове, вместо шлема была обычная войлочная шапка. Грудь и плечи были покрыты кожаными доспехами, без дополнительных защитных железных пластин. На боку, в простых ножнах, прикрепленный к широкому поясу, висел огромный палаш. Обветренное лицо, не смотря на глубокие шрамы и не стираемый загар у него было светлым и узким.
Усунь остановившись в двух метрах от меня, сразу же, без обычного приветствия, смотря куда-то за меня, сообщил:
— Бек дуглатов Сейшен, предлагает тебе, вождю гуннов, решить спор за владение городом Кызыл-Ангар в поединке между ним и тобой.
В ответ Иргек зло и громко засмеялся.
Посланник, не обращая внимания на него, продолжил.
— Сейшен поклянется перед Тенгри, что в случае его гибели, город будет сдан без боя, а все защитники признают Богра каганом всех людей сидящих верхом и натягивающих луки и дадут ему клятву верности. Богра же, должен поклясться, если Сейшен убьет его, то воины гуннов, канглы и саков оставят Кызыл-Ангар не тронутым и уйдут в свои степи — Сказав это, усунь сразу же развернул коня и также не спеша, как и приехал, направился обратно в город.
«Ну да, нашел дурака» — подумал я, вспомнив этого громилу Сейшена, которого видел после окончания преследования остатков армии Чен Тана на переговорах с вождями усуней в ауле Карояна. Он был старше меня, вернее этого тела, лет на двадцать, а значит сильнее и опытнее, уж не знаю на сколько. Нет, конечно, воином я был далеко не слабым, благодаря таким тренерам как Ужас и близнецы, а также рефлексам приобретенным настоящим Богра, в результате постоянных тренировок с младенчества. Но излишних иллюзий о себе, в обеих жизнях, я не питал никогда. В степи было много воинов лучше и сильнее меня. Вспомнил рассказ Ужаса, когда он и настоящий Богра обнаружили Гюнешь, младшую жену Шоже, со своим любовником аланом Саулом на полянке среди камышей. Тогда этот алан в бою чуть не убил их обоих. Скорее всего, Сейшен не обладал такой сказочной силой как у Саула, сумевшего противостоять такому «гризли» как Ужас и Богра одновременно. Но так и я не настоящий Богра, тем более воинские навыки, как у истинного кочевника, у Сейшена были, уверен, не на много хуже чем у того алана.
«Нет, никакого поединка!» — решил я, — «лучше уж положу три тысячи своих воинов при штурме, чем…»
Тут я увидел внимательно изучающую меня Ларкиан и заметное презрение в ее глазах.
«Так ты поняла, что я трушу. Ну и ладно, мне вообще пополам, что ты там думаешь обо мне» — подумал я и собрался развернуть коня в сторону от крепости…
— Каган, — услышал я Асфандира, — окажи мне честь передать твой ответ Сейшену о назначении времени поединка.
Я посмотрел на Асфандира. Он глядел прямо мне в глаза. Лицо его было непроницаемым, как у индейцев с советских вестернов, не выражающее никаких эмоций и что-то понять за этой маской я не смог. Перевел взгляд на остальных. Их я «прочитал» без труда. Иргек продолжал зло ухмыляться, но за оскалом, я видел тревогу. Он знал, на что способен Сейшен и понимал, что поединок очень опасен для меня. Тегын же всем своим видом выражал уверенность, что «его братан всех за пинает». Примерно таким же было выражение лица у Угэ. Кокжал же недоумевал — «чего это я задумался?».
Я снова посмотрел на Ларкиан.
«Так, ты прямо ждешь, что бы я отказал от поединка. Ну-у нн-нет, я тебя разочарую!»
— Скажи, что завтра в полдень, — выдавил я из себя, — надо хоть немного отдохнуть с дороги.
Асфандир пожав плечами, хлестнул своего коня и направился к городу.
Пытаясь отсрочить, я надеялся, что придумаю, как избежать поединка с Сейшеном. Отдалить на большее время я не мог. Для кочевников, путь в четыре дня, пусть даже через заснеженные горные перевалы, которые мы прошли из Тараза в Кызыл-Ангар, был обычным делом. Потому Асфандир и пожал плечами…
Я сидел один в своей походной юрте и представлял себе завтрашний бой с Сейшеном, как он разрубает меня пополам своим палашом или протыкает насквозь копьем. О том, как избежать поединка с ним идей не приходило.
В юрту отодвинув прикрывающую вход кошму, вошел Иргек и сев рядом со мной, молча взял со стоящего передо мной золотого подноса кусок мяса и, закинув его в рот, стал жевать громко чавкая.
Я смотрел на него и молчал, пока его чавканье не стало нестерпимо сильно меня раздражать:
— Ты пожрать сюда пришел? — Спросил я.
Иргек проглотив не прожеванный до конца кусок и запив кумысом с моей чашки ответил:
— Ты зачем вызов Сейшена принял?
— А что мне надо было делать, трусливо отказаться?
— Ты должен был отказаться!
— Но тогда я потерял бы уважение сарматов и своих воинов.
— Твои воины, все, гунны, канглы, саки, усуни прекрасно знают, что ты не самый лучший батыр. Некоторые думают, что Тегын в твоем возрасте будет более умелым воином, чем ты.
— Ну и? Ты так польстить мне хочешь?
— Вот скажи мне, сколько великих батыров в степи?
В ответ на мое молчание он продолжил:
— Не счесть. И самый могучий из них, твой дядя — Кокан. Но и его покидают лучшие воины и откочевывают к тебе, потому что они верят в то, что только ты способен возродить былое величие гуннов.
— То есть, я мог запросто отказаться и никто бы и не подумал, что я струсил? — Спросил я, уже поняв, какую ошибку совершил.
— Да даже если кто и оказался столь глуп, что подумал о тебе как о трусе, то я тебе так скажу — ты каган, ты ответственен за судьбу всего нашего народа и не имеешь права рисковать собой в глупых и ненужных поединках, тем более с каким-то беком почти погубившего самого себя племени.
— Ну, почему это никому ненужный поединок? — Стал оправдываться неожиданно для самого себя, — если я смогу одолеть Сейшена, то останутся живыми многие тысячи воинов.
— А если погибнешь? Ты подумал, что будет дальше?
— Нет. — Честно признался я.
— Если ты погибнешь, вся эта затея с местью Шимыру и присоединения усуней потеряет всякое законное основание. Тогда Кокан станет единственным властелином гуннов. И что случится потом?
Тут я знал, что будет потом, из истории моего времени, но предпочел не раскрывать этого.
Иргек проигнорировав мое молчание, привел свою версию развития событий, которая впрочем, не сильно отличалась от известной мне:
— «Бешенные», набранные тобой из всех племен кочевников схватятся друг с другом. Гунны при помощи канглы перебьют всех других и отступят к Таразу. Усуни Буюка, узнав о твоей гибели, покинут его. И тогда тридцать тысяч канглы останутся в центре страны усуней одни и будут разгромлены. Затем усуни перейдут в наступление и при помощи солдат Хань легко одолеют остатки войск канглы и гуннов. Уничтожат город, который основал твой отец и перестроил ты. И, что тогда придется делать нам? Ни я, — стукнул в свою мощную грудь сжатой рукой Иргек, — ни мой брат, даже если останемся живы, никогда не вернемся к предателю Кокану. Да он и не примет нас. Он казнит всех оставшихся верными твоему отцу и тебе гуннов. Нам придется уйти к сарматам, а может и еще дальше на запад, к сколотам[19]. А опустевшие кочевья, от западных границ Хань и до Тараза останутся под властью ханьских императоров. Усуням самим их не удержать. Их осталось слишком мало для контроля таких огромных территорий.
Иргек вздохнув, продолжил:
— Ты понял теперь меня. Только ты и твой авторитет победителя ханьцев, дахов и хорезмийцев сохраняет дисциплину и единство «бешенных». Тысячи гуннов покидают Кокана и перекочевывают на подвластные тебе степи, потому что верят, что ты и только ты способен возродить их могущество. Простые кочевники усуни, саки и канглы, признают тебя своим каганом в надежде, что ты принесешь в их степи мир.
— Что же ты тогда не остановил меня? — Спросил я с раздражением.
19
Сколоты — кочевники Северного Причерноморья.