Умри, Джерри!

- Ага, киллера нанял бы.

У Тома глаза полезли на лоб.

- Оскар, ты шутишь?

- Конечно, шучу. А может, и нет. Чёрт его знает, что бы он хотел со мной сделать. Но я точно знаю одно – он никогда этого не сделает. Любовь такое дерьмо, Котомыш, заставляет терпеть всё.

Том помолчал немного, обдумывая слова Оскара, которые увели мысли совершенно в другую сторону, затем робко спросил:

- А ты живёшь с папой?

- Упаси Господи! Если бы я жил с ним, я бы сам для себя киллера нанял. Я свалил от него в семнадцать, а через год, в восемнадцать, уже окончательно и официально съехал. С тех пор видимся по праздникам или когда он решает, что я соскучился.

- Грустно, - Том подпёр щёку ладонью, участливо смотря на доктора. Уже полностью переключился со своих тяжёлых дум на перипетии судьбы Оскара. Это было так в новинку – узнавать другого человека с его собственных слов.

- Совсем нет. Я был бы рад видеться с ним только по скайпу, но…. – месье Шулейман красноречиво развёл руками.

- Не представляю, как с родителями могут быть такие плохие отношения. Я в своём отце души не чаю… не чаял, - в носу засвербело от навернувшихся слёз, вызванных воспоминаниями, пониманием – что вся счастливая жизнь отныне – лишь воспоминания.

Он шмыгнул носом, опустил глаза.

- Не плачь, - махнул рукой врач. – А у меня всё круто. И отношения у нас с папой не плохие, а особенные. И в этом их особая прелесть. Старый козёл отравляет мне жизнь, а я позорю его на весь мир.

Том изумлённо поднял брови. Казалось, что ослышался, даже хотелось бы этого. У него не укладывалось в голове, как так можно говорить об отце.

Они поговорили ещё какое-то время, и Оскар откланялся:

- Ладно, пора мне уже, ещё нужно друзьям позвонить, сказать, что завтра вернусь. До вечера.

Всё время меду обходами Том не находил себе места, ходил по палате и думал, думал о том, как теперь изменится его жизнь, какой она будет. Фантазировал, представлял, но всякий раз светлые мечты натыкались на острый камень реальности – он остался один.

Незадолго до ужина его вызвал к себе главврач, нужно было разрешить некоторые моменты касательно выписки, а заодно он хотел лично проверить, насколько Том готов к ней.

Разговор шёл гладко ровно до того момента, пока доктор между делом не обмолвился, что Тому, оказывается, некуда возвращаться. Ещё один осколок правды до крови впился в душу.

Свой дом у Феликса был когда-то только в Германии, но его он продал, когда бежал из страны. А тот, в котором они с Томом жили, снимал. И накоплений никаких у него тоже не было, зарабатывал он немного, все деньги уходили на аренду жилплощади и жизнь.

И счёт в банке, и дом остались после смерти Паскаля, но на них Том не имел никаких прав, потому что для Джерри тот был всего лишь опекуном, а не приёмным родителем. Так получилось, что ему было негде жить и не на что снять даже комнатушку с клопами.

Ни официального образования, ни опыта работы, ни умений, ни навыков, ни родственников или друзей, к которым можно было бы обратиться за помощью. Единственное, что было у Тома – молодое тело и симпатичное лицо, которые можно было выгодно продать, любитель найдётся. Но его неразвращенный разум не мог до такого додуматься.

Врачи с самого начала, как узнали о кончине Феликса, знали, что всё так печально, но полагали, что Том и сам это понимает. А он не понимал, для него слова доктора Кея стали открытием и шоком.

Завтра он должен был стать не просто свободным, а бездомным.

Из кабинета главы центра Том вышел в отрешённом состоянии, ничего перед собой не видя, хоть и не мог до конца осмыслить, как это – у него совсем ничего нет. Непонятно за какие прегрешения судьба измывалась над ним, отбирая всё новое и новое, пока вовсе ничего не осталось. Проверяла на прочность его – заведомо слабого, сломленного, едва осмелившегося понадеяться на то, что всё-таки всё будет хорошо.

Когда к нему снова зашёл доктор Шулейман, Том сидел на кровати в углу, сжавшись в комочек и чуть повернувшись вбок. Тонул в собственных мыслях, как в болоте, и спасения из него не было. Зловонные воды уже сомкнулись над головой, и свет померк.

- Что опять с лицом? – поинтересовался доктор, сев в изножье. – Тебя выписывают, радоваться надо! А у тебя выражение лица, как на похоронах, причём собственных, - он фыркнул, откинулся назад, опершись на руки.

Том сильнее прижал колени к животу, обнял их. Будто пытался сжаться до размеров молекулы и упорхнуть прочь, туда, где всё проще, где не будет топкой неизвестности и безысходности.

- Мне некуда идти, - тихо ответил он, растерянно бегая взглядом по собственным ступням, выделяющимся под покрывалом.

Оскар удивлённо поднял брови.

- Тебе и не надо никуда идти, отмучился. Завтра только коротенький разговор-формальность утром и всё, вольная.