Страница 58 из 157
Том проснулся в непонятном разбито-потерянном состоянии. В голове были каша и туман. Сегодня его не разбудили в установленный час, что сбило с толку. Окон, по картине за которыми можно было разобрать, какое сейчас время суток, не было, казалось, что он проспал до позднего вечера, потому и чувствует себя так неважно – переспал.
Сегодня был его первый день без препарата. Эксперимент. Риск. И необходимость. Потому что если применять его слишком долго, можно получить необратимые изменения со стороны психики.
Том ещё сорок минут сидел, отуплённо смотря в стену. Организм просыпался и приходил в норму медленно. Препарат продолжал распадаться в крови, но уже было не так, как с ним. Том чувствовал себя так, будто попал под каток. Вид был понурый, раздавленный, уголки губ не поднимались.
В голову начали просачиваться мысли, и теперь каждая из них вызывала реакцию. Страшно. Больно. Противно. Несправедливо.
Том зажмурился, потёр глаза основаниями ладоней. Даже под закрытыми веками было не черно, а грязновато-бордово, с примесью пурпура – лампы работали на славу.
«Куда путь держишь?», – прозвучало так живо, хоть тихо и ещё размыто, в голове, заставив зажмуриться ещё крепче, до ярко-алого перед глазами.
Том видел лицо в открытом машинном окне. Видел. Тогда он ещё не понимал, что нужно бояться. Тогда он вообще ничего не боялся, в его мире – как в сказке – правило добро и иногда случались чудеса.
«А «домой» это куда?».
«Ближе подойди. Не слышно ничего».
«Садись, подвезём».
«Куда вы меня несёте? Отпустите. Я сам дойду».
«Куда-куда. Домой, как и заказывала. Не дёргайся!».
Ощущение того, что мир поплыл в глазах; сильная рука на его тонкой шее.
Том тихо заскулил от беспомощности, от нежелания помнить, вспоминать, раз за разом переживать этот кошмар в своей голове. Калачиком свернулся на полу и закрыл голову руками. Но это не могло спасти от того, что уже жило внутри, от того, что его обманом заставили захотеть вспомнить.
«Ты как, ведьмочка?».
«Куда вы меня привезли?».
«Это не мой дом».
«А ты думаешь, мы тебе просто так помогли? Нет, за всё надо платить».
«Заплатить? У меня нет с собой денег… Совсем».
«Зато есть много чего другого».
Воспоминания терзали, клубились. И чем дальше, чем больше иссякало остаточное действие лекарства, тем живее они становились, наливались кровью и болью.
«У меня ничего нет. Извините, я не подумал о деньгах. Я пойду».
«Нет, куколка, так дела не делаются. Отработаешь и побежишь домой. Тебе же не нужны проблемы?».
«Ротик открывай, куколка».
«Да пошире!».
«Заткнись!».
«Соси, куколка, соси».
«Нет!».
«Я не буду этого делать. Я не умею! Я… Я вообще парень!».
«Так мы тебе и поверили».
Удар. Том обречённо закрыл глаза, уткнулся носом в мягкий пол, тяжело дыша от душевной – на грани физической – боли и страха.
«По-моему, её проще сначала удавить, а потом уже всё остальное».
«Будешь сопротивляться или, упаси Господи, попробуешь укусить, зубы повыбиваю и в глотку отдеру так, что мой член будет последним воспоминанием в твоей жизни. Понятно изъясняюсь?».
«Раздевайся и в коленно-локтевую!».
Том сжался, зажмурился, несколько раз ударил ладонью по полу. Хотелось кричать, пока голос не сорвётся, чтобы душу не разорвало в клочья.
За день к нему заходили всего трижды и то ненадолго. Около восьми часов вечера в последний на сегодня раз закрылась дверь. Перед уходом у Тома снова забрали одежду.
А ровно в полночь погас свет, и воцарилась идеальная, кромешная темнота. Глазам невозможно было привыкнуть к ней, невозможно было разглядеть даже собственную ладонь на расстоянии десяти сантиметров от лица, потому что ни единого лучика света не проникало в замкнутое, практически мурованное пространство.
Совершенная матовая чернота. Палата для буйных походила на склеп. Подвал походил на склеп. Палата была как подвал.
И ожил кошмар, захлестнул с головой. Темнота пугала до помешательства, до головокружения. И это был совсем не тот страх, что в детстве – Том готов был умереть, только бы этот ужас закончился.