Страница 45 из 157
- Расслабься, Том, - продолжил гипнолог.
- Я пытаюсь.
- Если тебе нужно время, я его тебе дам. Слушай музыку, - мужчина нажал на кнопку, и из колонок полились ритмы транса.
Тома будто разрывало на части. С одной стороны, мелодия расслабляла, уводила куда-то за грань привычного, где покой и тело невесомо, будто плавает в тёплом молоке. С другой стороны, его что-то упрямо держало здесь, заземляло, сжимало в тисках и заставляло остро-остро ощущать, как лопатки упираются в неудобную кушетку. Мысли цеплялись за всякие отвлекающие мелочи, вроде попытки разобрать, сколько именно птиц чирикают за окном.
Месье Деньё закрыл окно, чтобы посторонние звуки не отвлекали, и пересел, устроившись перед столом.
Когда Том наконец задышал размеренно, подсознание его вновь встретило гипнолога глухой стеной. Впору уже было браться за динамит, чтобы обойти её. Но единственным доступным видом взрывчатки были слова.
Том молчал, доктор Деньё изворачивался, морально взмок, свернулся в морской узел.
И вдруг Том произнёс:
- Свет…
- Что за свет? – гипнолог весь подобрался, ухватившись за его слова.
Молчание в ответ.
- Том, ты видишь свет?
- Да.
- Где?
- Сзади…
- Откуда он, этот свет?
Том промолчал, даже со стороны было заметно, что он напрягся.
- Том, откуда этот свет? Это фонарь?
- Здесь нет фонарей. Здесь темно…
- Это свет фар?
Тишина.
- Том, позади тебя едет машина? Обернись.
В голове что-то щёлкнуло, подвинулось. Том явственно увидел и пустую ночную трассу, и приближающийся свет, и услышал звук едущего автомобиля. Обернулся и увидел одинокую машину, отошёл подальше от проезжей части. Машина остановилась, и память снова забуксовала, впилась шипами в свою нишу, чтобы её не вытащили на свет.
- Том, что ты видишь?
- Машину…
- Она подъехала к тебе?
Молчание.
- Том, машина подъехала к тебе? Она рядом?
- Да, - на грани слышимости.
Картинка не двигалась, картинки вообще не было, остался лишь её послед в нейронах.
- Том, что происходит дальше?
И снова тишина.
- Том, ты слышишь меня?
Том не отозвался, но по лицу было видно – слышит, просто сказать не может, потому что спёрло, пассатижами сдавило горло.
- Том, я знаю, что ты меня слышишь, отвечай мне. Что было дальше? Ты сел в машину?
Доктор Деньё выждал несколько невозможно напряженных секунд и пошёл ва-банк:
- Ты сел в машину.
Больше не вопрос – утверждение.
Если бы треск павшей защиты был осязаем, он бы оглушил всю округу. Чёрнолитая сфера лопнула, и из неё хлынула жгучая волна воспоминаний, погребая под собой, затапливая каждый уголок, расплавляя нервы магмой.
За секунды в голове пронесся весь тот ад, через который Тому пришлось пройти. От первой пощёчины до последнего осознанного вздоха.
Хоровод картинок прошлого закручивал, захватывал, погружал до невозможности сделать вдох то в один момент, то в другой. Воспоминания молниеносно набирали силу, оживали, ломая хребет, топя слезами и кровью.
Боль в каждом мгновении. Боль в каждой клеточке тела.
Том надрывно закричал, забился на кушетке, из-под закрытых век хлынули слёзы. И распахнул глаза, в которых сейчас плескалось истинное мучительное безумие на грани агонии.
Он резко сел, отбросил воображаемую крысу, ошалело уставился на свою изувеченную руку, которую сейчас видел измазанной в крови. Свежей, тёплой, сочащейся. Левая рука была первым, до чего добрались крысы, они спустились сверху, по трубам, к одной из которых Том был прикован.
Месье Деньё кинулся к нему, но Том только отчаяннее закричал, начал отбиваться, визжал так, что звенело в ушах. Доктор не выводил его из транса. Он очнулся сам: резко, неправильно, и вследствие этого перемешались, наслоились друг на друга три параллели – реальность, воспоминания и собственные воспаленные мысли-страхи из прошлого.
Том видел перед собой доктора Деньё и поверх него тех извергов. Чувствовал, как пушистые бока задевают голую кожу, как острые зубы вгрызаются в плоть и кровь сочиться из десятков ран. Смех и оскалы, высокий – до дрожи – писк грызунов. Разрывающие рывки внутри тела. Что-то течёт по ногам. Вывернутые петли кровавых внутренностей на полу. Темнота. Свет. Резной потолок. Одинокая лампочка под потолком, которая однажды погасла насовсем. Папа. Склеп. Снег.