Умри, Джерри!

- Потому что ты мне в клубе не нужен, в публику не впишешься. И я тебя по-любому забуду в каком-нибудь углу, где ты заснёшь.

Том обнял себя одной рукой, поскрёб ногтями по плечу. Оскар продолжил:

- А теперь серьёзно. Я хочу увидеть квартиру в том же виде, в котором оставляю её, потому слушай и запоминай, можешь записать. Дверь никому не открывать, потому что, зная твою удачливость, незваные гости и тебя расчленят, и дом мне обнесут. Или тебя в террористическую группировку какую уведут. Нет, конечно, это твой выбор, но они наверняка здесь захотят себе штаб-квартиру устроить, а я понаехавших не люблю, и счастье такое мне не улыбается.

- Понял, никому открывать не буду, - кивнул Том. Подумал немного и добавил: - А если твой папа придёт?

- Он не придёт. А если вдруг что-то пойдёт не так, и я ошибаюсь, то тоже не открывай, он не удивится. И сам никуда не выходи, не желаю тебя потом по всему городу искать.

- Ты бы меня искал? – неподдельно удивился Том, а за грудиной затрепыхалось светлое, тёплое чувство, что он не безразличен.

- Возможно, всё зависит от настроения, - кивнул Оскар и сразу осадил его: - Но если ещё раз перебьёшь, точно не буду, ещё и по губам дам. Понял?

Том понуро кивнул, и Шулейман продолжил инструктаж:

- Через часик покормишь Дами, потом можешь коньяка ей налить, если захочет. Початую бутылку не бери, новую откроешь.

«Как я пойму, что она хочет коньяка?», - в недоумении подумал Том.

- В принципе, это всё, - подытожил Оскар. – Я вернусь ночью, утром или к обеду… Как пойдёт. Можешь звонить, если что-то будет непонятно, но я вряд ли отвечу. Надеюсь, всё понятно?

- Да.

Том пошёл с ним к входной двери, смотрел, как он обувается. А потом, когда дверь закрылась перед ним, обернулся к простору пустого коридора. Он остался совсем один в огромнейшей квартире, и это вызывало самые разные, щекочущие в солнечном сплетении, эмоции. Только будоражащей радости вседозволенности пока не было, но оно, верно, и к лучшему.

Как и было велено, Том предоставил Дами ужин, а сам сел за стол, наблюдая, как она лакомится. Обернулся к окну, за которым было уже совсем темно, несколько минут вглядывался в чернь с оттенком бордо.

Темнота, которая точно не рассеется до нового утра, нагнетала не то тревогу, не то просто желание услышать в тишине чей-то голос, чтобы она не звенела в ушах безмолвными колоколами. На мгновение даже причудился оскаров смех.

Том поел и сам, но без особого аппетита. Прихватил разных вредных вкусностей, чтобы скрасить вечер, и ушёл в гостиную. К нему пришла Дами, положила голову на колени и с тоской заглянула в глаза.

- Гулять хочешь? – с улыбкой спросил парень.

Собака издала непонятный утробный звук и закрыла глаза.

- Я тоже раньше хотел, - с другой улыбкой, грустной и быстро померкнувшей, добавил Том, будто она могла ответить или хотя бы понять, погладил её по голове.

Дами вдруг посмотрела на него, и во взгляде её читалось: «Так в чём проблема? Пошли! Ты же, в отличие от меня, можешь открыть дверь». Максимально аккуратно, чтобы не задеть зубами, она ухватила его за штанину и потянула.

Том встал и пошёл, куда она вела. И когда они подошли к входной двери, его разорвало порывами и противоречиями. С одной стороны, с такой собакой не страшно отправиться гулять даже в ночи, она и защитит, и обратную дорогу поможет найти. С другой стороны, куда ему идти в чужом городе? И третья мысль пришла, положив конец внутренней дилемме, - Оскар наверняка забрал с собой ключи, а значит, он не может выйти, потому что потом не сможет вернуться.

- Мы не можем пойти гулять, у меня нет ключей.

Он ободрительно, словно стараясь утешить, улыбался Дами, потрепал по загривку и повёл обратно, снова устроился на диване. Собака запрыгнула к нему, села под боком.

- Хочешь конфету? – Том взял из вазочки одну штучку в шелестящем фантике. Дами гавкнула. – Бери, - развернул конфету и отдал ей, погладил по широкому лбу. – Оскар говорил, чтобы я ещё дал тебе коньяка. Но, может, не надо?

Дами утробно прорычала, прикрыв глаза. От коньяка бы она не отказалась, привыкла к нему, но сказать об этом не могла. Лизнула Тома в лицо, оставив на щеке влажный, липкий след, и он, тихо рассмеявшись, обнял её крепко-крепко, уткнувшись носом в горячий, специфически пахнущий псиной загривок.