Страница 119 из 157
Победитель остаётся один – не очень уместная фраза в его случае. Но ведь была и радость от маленькой, но такой значимой победы, и одиночество.
Том с тоской посмотрел в окно, за которым так атмосферно было пасмурно, небо отливало десятками оттенков серого. Тянущая двойственность вновь захватила. Ему было сложно быть рядом с Оскаром, но по-человечески он нуждался хотя бы в нём, потому что других вариантов просто не было. Мир Тома вновь замкнулся в четырёх стенах и одном человеке.
Ближе к вечеру Том выбрался из своего убежища, минут десять стоял под дверью в спальню Шулеймана, из-за которой громыхала музыка, но так и не решился зайти. Глупо всё это, ощущение радости от победы над «несправедливым злодеем» улетучилось без следа, и хотелось извиниться за то, что встал на дыбы. И в то же время он понимал, что просить прощения ему не за что, и понимал, что никому не нужны его извинения.
Последнее было особенно неприятным чувственным открытием. Так хотелось обратно в светлый и добрый мир детства. Но всё, что он мог, это хранить его в своей памяти и душе и верить, что мир не жесток и равнодушен, а люди в большинстве своём всё-таки не плохие. Пусть жизнь не раз убедила его в обратном.
Ему повезёт. Обязательно. Завтра или через неделю. И солнце выглянет из-за туч.
Том пошёл в душь, за утренними событиями и раздробленностью мыслей и чувств только сейчас вспомнил, что нужно бы помыться. Почистил зубы и, оставив одежду на ближнем к душевой кабинке крючке, зашёл в неё. Долго просто стоял под тёплыми струями, наблюдая, как медленно запотевают прозрачные стенки, потом приступил к мытью.
Подушечки пальцев прошлись по грубым шрамам, и его передёрнуло. А взгляд помимо воли опустился к тем отметинам ужаса и боли, из-за которых порой хотелось содрать с себя кожу, а то и вырезать ножом куски испорченной плоти.
Тома снова колотнуло изнутри – слишком жуткие, холодящие нутро мысли заползли в голову. Он даже подумать не мог о том, чтобы добровольно причинить себе боль, боялся её до оторопи.
Поставив лейку душа в держатель, он стал быстро водить намыленными ладонями по телу, старательно избегая некоторых участков. Но испорченной кожи было слишком много, руки то и дело задевали её, нервные окончания мгновенно передавали ощущение пугающих неровностей в мозг. Это заставляло сердце всякий раз запинаться и заходиться.
Том не мог примириться с уродливо-ужасающими узорами на коже. Не признавал, что это – его тело, и с этим ничего не поделать. Даже в зеркало раздетым он не смотрелся.
Хмурясь в задумчивости ни о чём, он опустил глаза, с пугливым интересом, будто видел впервые, разглядывая собственные руки, ноги, живот. Даже прикоснулся к тем рубцам, что запеклись под рёбрами, и тут же отдёрнул руку.
Отвратительно. Это было отвратительно. Почти так же, как грязные подвальные крысы.
Шум воды перекрыл щелчок замка, но мутное от конденсата стекло позволило заметить движущийся силуэт.
- Выйди! – крикнул Том, отпрыгнув к задней стенке, прикрылся руками.
Оскар, казалось, только сейчас обратил внимание на то, что в ванной уже кто-то есть, повернул к нему голову:
- А я тебе мешаю чем-то?
- Да! Я моюсь! Выйди!
Том не думал о том, что кричать не следует, паника захватила от того, что он был голый, а от чужих глаз его ограждало только запотевшее стекло.
Оскар сперва скрестил руки на груди, с прищуром глядя на полную пара кабинку, затем подошёл к ней и распахнул дверцу. Том молниеносно схватил полотенце, которое всегда брал с собой в кабину, прижал к груди.
- Закрой дверь, - проговорил он, не сводя с парня напряжённого взгляда, и протянул руку к дверце, чтобы закрыть её самостоятельно, но не дотянулся – кабина была слишком просторной. Нужно было либо пройти вперёд, либо надеяться, что его послушают.
- И не подумаю, - усмехнулся Шулейман, поведя подбородком, и вновь скрестил руки на груди. – Я посмотреть хочу.
- На что? – голос дрогнул от удивления и пришедшего с секундным опозданием понимания. – На меня? Не надо, - Том отрицательно качнул головой.
- Тебя забыл спросить.
- Не надо на меня смотреть. Я… - Том запнулся, голос сел, а сердце кольнуло, - некрасивый.
Он перемялся с ноги на ногу, умоляюще посмотрел на Оскара. Спрятаться бы за полотенцем полностью, но на виду были руки, и оно открывало ступни и тощие щиколотки, также щедро украшенные шрамами. От этого было и стыдно, и страшно, а из защиты – лишь кусок ткани, который он отчаянно жал к груди.
- Ладно, пойдём другим путём, - вдруг недобро ухмыльнулся Оскар и резко схватил за полотенце.
- Нет!
Том мёртвой хваткой, до побеления пальцев вцепился в полотенце, но силы были не на его стороне, из глаз брызнули слёзы от отчаянного нежелания показываться обнаженным и того, что его даже не спрашивали. Он упал на колени, тем самым вырвав полотенце из рук парня, сложился пополам, зажмурился. Плечи мелко тряслись, по щекам катились слёзы, полностью сломленная поза. Жалкая картина.