Часы бьют полночь

— Стася, Фролов лгал не во благо, — начала Оля. — Он лгал, потому что хотел уничтожить, а я хочу спасти…

— Правда? А ты меня спросила, хочу я, чтобы меня так «спасали»? Подумай сама! Тебе было бы приятно, если бы близкий человек скрывал от тебя правду, врал, что всё хорошо, а сам тем временем загибался, и ты не могла бы ему помочь?

Оля открыла было рот, чтобы возразить — и тут же захлопнула. Стася, сама того не желая, попала в самое сердце её сомнений. Потому что ровно так всё и было.

Именно так, как сказала подруга. Она сама была на её месте.

Женька. Женька, который делал с ней ровно то же самое, что она делала со Стасей — вот только опасность, угрожавшая ему, была не в пример масштабнее её проблем. Женька, который улыбался в камеру, с облегчением вздыхал, когда Оля говорила, что в безопасности — а сам наверняка в это же время прятал за глазами таких демонов, каких она себе и представить не могла.

Если её догадки верны…

— Я, представь себе, тоже живой человек! — окончательно разошлась Стася. — Сама могу решать, нужно мне что-то знать или нет. Понимаю ещё, если это не твоя тайна, но «это опасно» — вообще не аргумент! Может, мне всё равно, что опасно? Может, я того и хочу? Тебе откуда знать? А ещё…

— Успокойся, — перебила Оля. — Тише. Хватит. Я расскажу. Только… тебе не понравится. Боюсь, это совсем не то, что ты хочешь услышать.

Она ненавидела себя за каждое произнесённое слово — но подруга была права. Стаська имела право знать настоящее положение дел. Оля завралась, и эта ложь каждый день отравляла её, эхом отразившись от реальности и вернувшись к ней Женькиным обманом. Обманом, состоявшим из светлых намерений, но оттого не менее горьким.

Пришло время положить конец лжи.

— Это уже мне решать, хочу я слышать или нет, — хмыкнула Стася. — Пойдём обратно сядем, не в проходе же торчать.

Оля посмотрела за её плечо. Фиолетовый язык с присосками окончательно выполз из-под стола и теперь медленно подбирался к ним, извиваясь, как червяк. Портрет основателя пузырился многоглазым взглядом.

Нет, здесь оставаться не стоило.

— Пойдём лучше… куда-нибудь ещё, — осторожно предложила Оля. — Не нравится мне тут.

Стаська с недоумением посмотрела на неё и пожала плечами.

— А что не так?.. ну ладно, как хочешь. Тогда в холл на первом этаже?

— Идёт, — быстро согласилась Оля. До коридоров, ведущих туда, эта тварь, медленная и неуклюжая, быстро не доберётся, особенно если закрыть дверь — а короткая память не даст ей их преследовать.

Они засели на скамейке неподалёку от раздевалок. Большинство ребят уже ушло, так что сейчас холл пустовал, за исключением редких опаздывающих и одного ребёнка с продлёнки, носившегося между колоннами. Да ещё их двоих.

— Скажи, — проговорила Оля, пытаясь начать издалека, — ты ведь заметила, что с осени происходит что-то странное?

— Да не то слово! Сперва Фролов, потом маньяк этот…

— Я не о том, — перебила Оля и закрыла глаза, чувствуя, как горят уши. — Ещё недавно всё было хорошо. А теперь ты боишься выходить в туалет по ночам, а иногда в темноте тебе кажется, что кто-то вот-вот схватит тебя за ногу. Иногда тебе глючится, будто ты даже что-то видишь — но это оказывается игра света на потолке или случайное отражение.

Когда она наконец разлепила веки, Стася смотрела на неё таким застывшим взглядом, что Оля снова внутренне выругалась. Попала в точку? Вот чёрт!

— А началось всё после той экскурсии, — тихо закончила она. — Я права?

Подруга медленно кивнула, продолжая во все глаза смотреть на Олю. В голубоглазом взгляде плескались страх, осознание и… понимание? Сочувствие?

— Ты хочешь сказать… — осторожно начала она, и теперь кивнула уже Оля.

— Да. Именно так. Мы действительно попали в кошмар на экскурсии. Эти твари действительно существуют. А теперь скажи — хочешь ты знать такую правду?

Она молилась, чтобы Стаська отказалась. Чтобы покачала головой, нет, чтобы покрутила пальцем у виска, чтобы никогда больше не спрашивала, чтобы обозвала её чокнутой дурой и убежала из холла, не пытаясь уже помириться — но в распахнутых глазах подруги виделся ответ, и он был совсем не таким, на какой Оля рассчитывала.

— Хочу, — кивнула Стася. — Это звучит очень страшно… но я всё равно хочу. Расскажи мне всё, Оля.

Вот чёрт.

Несмотря на разочарование, дышать стало легче. Хоть она и ненавидела себя за решение поделиться правдой с подругой, хоть и шла сейчас наперекор всему, что говорил Женька и что она успела выучить сама, хоть её решение и могло поставить Стасю под удар, непостижимым образом ответ пробудил в душе давно позабытое успокоение. Точно нитки, на которых она держалась, пытаясь не упасть, вдруг окрепли и превратились в канаты. Всё ещё слабая опора — но уже какая-то.

Оля вдохнула побольше воздуха, точно собираясь нырять.

***

— Мама, — заявила она с порога, — нам нужно поговорить.

Мама обнаружилась на кухне, на знакомом диванчике, где, помнится, ещё совсем недавно сидели они с Женькой, отходя после случившегося с Фроловым. На плите остывала кастрюля, а мать уткнулась в книжку с яркой цветастой обложкой.

Она казалась совершенно поглощённой сюжетом, и всё же, когда Оля вошла — отложила книгу и улыбнулась. По-доброму, но тревожно: в глубине глаз плясали неспокойные огоньки.

— О чём?

— О… важном. Очень, очень важном. — Оля попыталась добавить словам веса, но вышло глуповато. — О жизненно важном.

Мама моргнула.

— О. Вот как. Значит, созрела наконец, — медленно произнесла она и поспешно добавила, заметив Олино замешательство. — Да не пугайся ты так. Думала, я не заметила? Ходишь сама не своя, бледная вся, чуть ли не падаешь. Мы с отцом уже беспокоиться начали. Хотели напрямую тебя спросить, но ты успела раньше.

— Да, мам… — Оля улыбнулась уголками губ. — Извини. Мне стоило рассказать тебе ещё тогда… когда всё началось.

Они разговаривали со Стасей до вечера. Уже солнце начало заходить, а ворчливая техничка — гнать их из школы, а они всё говорили и говорили, заполняя словами пустоту, что осталась на месте потерянной дружбы, создавая на месте разорванных нитей — новые, утоляя жажду общения, за время ссоры ставшую невыносимой.

Подруга поверила ей безоговорочно. Поверила и пообещала помочь. Она даже знала, как.

Но для того чтобы всё сработало, Оле нужно было поговорить с родителями. Закончить ложь окончательно, причём сделать это так, чтобы её не отправили к психиатру.

Задача предстояла сложная, почти невыполнимая. Но раньше казалось, что и со Стасей она не объяснится — а вон как вышло! Значит, и с родителями может выгореть?

— Сразу тебе скажу, не переживай, — успокаивающе протянула мать. — Я не буду тебя ругать. Мы все были молодыми. Даже если что-то и случилось, никто на тебя косо смотреть не будет. Хотя рановато, конечно…

— Мама, ты о… чём? — быстро проговорила Оля, чувствуя, как загораются щёки. — Что вы с папой уже там надумать успели?

— А что, дело не в этом? — приподняла бровь мать. — Ты общаешься с мальчиком, потом он резко уезжает, а ты начинаешь вести себя так, будто у тебя жизнь рухнула. Ну в самом деле, Оля, ты думаешь, мы ничего бы не поняли? Женин отец, возможно, не хотел огласки, вот и…

Ох, нет. Такого она точно не ожидала. И что с этим делать? Как теперь-то объясняться?

Оля ощутила, как накатывает волна смущения, горячая, как ветер в жаркий день. Неужели мама и вправду считает… и папа тоже…

— Всё не так! — чуть ли не завопила, вспыхивая, она. — Ты что!.. нет, нет, ничего такого не было, упаси боже! Мы не… я не… боже, мама, ну ты что, думаешь, я совсем е… безголовая?

Ругательство едва не слетело с языка, но она вспомнила, с кем разговаривает. Хотя проораться хотелось. Ещё бы: мать всё это время думала, что её проблемы — из-за несчастливого подросткового романа! А теперь чуть ли не беременность ей придумала!

Если бы проблема была в этом, Оля бы поговорила с родителями в первую очередь. Тогда б таких сложностей точно не возникло!