Часы бьют полночь

И всё-таки, когда Женька не встретил её, как обычно, у школьных ворот после уроков, Оля обеспокоилась. Как оказалось — не зря.

========== Глава 17. Ручная крыса ==========

В последнее время они каждый день виделись после уроков. Женька уходил первым, привычным движением просачиваясь сквозь толпу и утекая в гардеробную — как у него получалось делать это настолько незаметно, Оля и понять не могла. Сама она собиралась нарочито медленно, одевалась вместе со всеми, чтобы потом, отбившись от стайки ребят, завернуть за угол и встретить его у раскидистого дерева неподалёку от ворот.

Одноклассники всё равно с ней не общались и старались держаться подальше от «ручной крысы живодёра». Обидное прозвище, брошенное Ленкой, прилепилось дурацким ярлыком. Оля почти чувствовала: ещё пара недель — и её тоже начнут травить.

И всё равно она не сдавалась. И общаться с Женькой не прекращала, проводя с ним больше времени, чем с кем-то ещё. Ни с кем другим особенно и не получалось — разве что с приятельницами из других школ. Но выкроить хоть несколько часов на общение с ними удавалось нечасто.

Поэтому, когда Женьки не оказалось на обычном месте у дерева, Оля встревожилась. В последние дни ей казалось, будто он мутит что-то за её спиной. Мерещилось, что они отдаляются друг от друга, растворяясь в холодном ноябрьском мареве. Но пока что эта дружба — единственное, что у них оставалось, чтобы не сойти с ума под волной всеобщего презрения и ненависти.

Может, что-то случилось? Может, просто задерживается?

Оля позвонила ему, но номер не отвечал, а сообщения так и оставались висеть непрочитанными.

После десяти минут бестолкового стояния под деревом у неё закончилось терпение. Руки начинали мёрзнуть даже под перчатками, а от колючего, почти зимнего воздуха закладывало нос. К тому же поднялся жуткий ветер: он трепал косу и не давал как следует присмотреться, задувая в глаза.

Вскоре мёрзнуть начали и ноги. Намело в последние дни много, и теперь Оля стояла по щиколотку в снегу, едва-едва протоптав себе дорожку через сугроб. Комок снега попал в голенище полусапога и медленно таял внутри. Мало того, что холодно, так ещё и мокро.

Минутку. Сугроб! Что с ним не так?

Дерево, которое Оля и Женька использовали для встреч, стояло в стороне от дороги. Другие люди вокруг него обычно не ходили: с собаками возле школы не гуляли, а других поводов лезть в снег Оля не могла себе представить. Обычно единственные следы, которые они здесь видели, принадлежали им самим. Тонкая цепочка: две пары ног, идущие от дороги к дереву.

Тогда почему сейчас от ствола удалялась тропинка, которую явно вытоптало несколько человек?

Это могли быть младшеклашки, которые часто бесились неподалёку от школы. Это могли быть пьяные: им всё равно, куда и какой дорогой идти. Это могли быть случайно заблудившиеся собачники или стайка молодых людей, увлечённая разговором.

Но…

Оля присела и внимательно осмотрела тропу. Снег по обе стороны от неё был примят и взрыхлен, будто неведомая процессия тащила кого-то с собой — а тот вырывался, пытаясь увернуться, отбежать в сторону.

Это выглядело совсем уж нехорошо.

Контрольный звонок Женьке не дал результата, и Оля, ведомая нехорошими предчувствиями, осторожно ступила на тропу. Ей очень хотелось верить, что в своих подозрениях она неправа.

Дорожка уходила в сторону от школьного двора, куда-то за гаражи, будто вышедшие из фильмов про девяностые. Туда обычно убегали курить, когда прогуливали занятия, и там же выпивали, швыряя бутылки прямо на землю. Оля слышала, что в крупных городах такие закутки почти изжили — но в их захолустье прогресс доходил медленно.

Голоса из-за гаражей она услышала, ещё не дойдя до конца тропы. И один из них совершенно точно принадлежал Фролову.

— …так, сука, — он снова тянул гласные, но сейчас в его голосе не было и намёка на фальшивую доброжелательность, — на этот раз ты расскажешь мне всё.

Оля приблизилась и осторожно прислонилась спиной к ребристому боку ближайшего гаража. Не хватало ещё попасться Гоше на глаза. Не сейчас. Сначала она должна понять, что он делает.

Ответа она не услышала: вместо него раздались шорох и скрип снега. Шум сменился глухим звуком удара и последующим вскриком. Слишком знакомым голосом, чтобы Оля могла перепутать его с кем-то другим.

— Я повторяю, — уже более напряжённо заговорил Фролов, — рассказывай. О себе, об этой девчонке и о вас двоих. Всё.

Когда Оля поняла, что происходит, ей с трудом удалось сдержать первый безрассудный порыв: броситься туда, оттолкнуть Гошу, ударить его чем-нибудь тяжёлым. Глупо и бессмысленно. Он там явно не один, и сейчас она ничего не сможет против него сделать. Сначала нужно найти что-нибудь, что ей поможет.

Побежать и позвать взрослых? Некогда! Кто знает, что случится здесь, пока она бегает не пойми где? Да и поверят ли ей, придут ли на помощь? Тем более — сейчас, днём, когда люди поголовно на работе и на улице почти никого нет.

В полицию? Нельзя. Всплывёт их связь с «кошачьим маньяком» — будет нехорошо. А она всплывёт: Фролов и компания не упустят шанса перекинуть вину на них.

Может, получится найти какой-нибудь камень?..

Оля попыталась придвинуться поближе. Нужно было своими глазами увидеть, что происходит. Точно: он не один. Вовка, верзила Глеб и Ленка сгрудились вокруг лидера, покачиваясь, как сомнамбулы, и явно пребывали где-то не здесь. Женьку держал Глеб, крепко перехватив его руки за спиной. Как ни пробуй — не вырваться. Вовка стоял на подстраховке. Лена смотрела в сторону соседней улицы — видимо, на стрёме. Даже сейчас, когда в их лицах не было ни капли осмысленности, ребята действовали слаженно и чётко, как единый организм.

Оле, безоружной, с ними не тягаться. Нужно было что-то придумать.

Гоша заговорил снова, и рука сама собой потянулась к телефону. Где, где там это злосчастное приложение для диктофона? Если у неё будет доказательство Женькиной невиновности, тогда…

— За этих троих не волнуйся, — гоготнул Фролов, так и не получив ответа. — Они ничего не поймут. И нашу маленькую тайну никому не выдадут. Знаешь ли, они и вправду верят, что «кошачий маньяк» — это ты…

— Что ты сделал? — сказал наконец Женька, и у Оли защемило сердце: голос звучал хрипло и глухо, точно доносился из-под земли. Выглядел он ужасно. Волосы, и без того вечно взлохмаченные, спутались и слиплись — хотелось верить, что не от крови. На лице виднелись ссадины, а по скуле расплывался синяк. Свежий, лиловато-красный.

Ей снова захотелось ударить Фролова, но она сдержалась. Диктофон наконец включился, и теперь Оля напряжённо шарила взглядом по окрестностям. Хоть бы пивную бутылку какую найти, что ли…

— Вопросы тут я задаю, — негромко пояснил Фролов и выдохнул Женьке в лицо клуб густого сигаретного дыма. — Ты, парень, не в том положении. Совсем.

— А если я откажусь отвечать?

Даже сейчас он пытался стоять на своём. Что же ты делаешь, взмолилась про себя Оля, ну наплети ему что-то, чтобы он отстал, ну зачем так-то!

Фролов хмыкнул и перекатился с пятки на носок, а потом обратно. Наверное, ему казалось, что это выглядит круто. С точки зрения Оли, так он становился похож на корову.

— Значит, заставлю этих ребят вспомнить, кто ты такой. А, «кошачий маньяк»?

— Кошачий маньяк здесь только ты, — тихо откликнулся Женька. Оля едва смогла его услышать. — Верно, Гош?

Ей очень хотелось, чтобы диктофон уловил эту реплику.

Фролов засмеялся. Запрокинул бритую машинкой голову, расфыркался, как лошадь, слишком долго простоявшая в стойле.

— Тебе всё равно никто никогда не поверит, — наконец выплюнул он. — Я победил, и ты это прекрасно знаешь. А что, завидуешь, обсосок? Так же хочешь?

— Понимаю, к чему ты клонишь, но нет. Не хочу. Ни сейчас, ни когда-нибудь ещё.

Худшие опасения становились правдой. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться, о чём ведёт речь Гоша и что именно он сейчас предлагает Женьке. Заманить в ловушку — и поставить такие условия, чтобы тот был вынужден согласиться играть по его правилам. Умно. Слишком умно для Фролова. И для чудовища на его плече, кровожадного, но глупого — тоже слишком умно.