Страница 11 из 38
Княжнин и его новый товарищ уже были сыты, но уходить от этого теплого очага не хотелось. В это время за столом, где играли в карты, стало шумно – определился победитель. Счастливчик, полный усатый шляхтич лет сорока с бритым затылком и буйным чубом, роготал в голос, посмеиваясь над своими партнерами. То, что это шляхтич, можно было предположить разве что из-за сабли, висевшей у него на боку на такой длинной перевязи, что, когда он сидел, она практически лежала на полу. Двое других игроков – такой же не слишком опрятный шляхтич, только вдвое моложе, и горожанин без сабли, который, напротив, одет был подчеркнуто аккуратно и носил щегольские усы, отсчитывая победителю выигрыш, оправдывались тоже шумно и с шутками – игра шла не по-крупному.
– Они ведь играют в «мушку»? – спросил Княжнин у Протазанова.
– Ежели угодно быстро распорядиться жалованием, мы можем пойти поиграть в другом месте, на зеленом сукне, – предложил тот и икнул, едва успев прикрыть рот рукой.
Может быть, панове офицеры желают поиграть с нами в карты? Впятером в «мушку» играть веселее, чем втроем, – будто угадав желание Княжнина, предложил горожанин приятной наружности и тут же представился сапожным мастером (именно так, а не башмачником) и радным Варшавского магистрата Яном Килинским.
Что ж, если играть в карты с простым сапожником офицеру лейб-гвардии, возможно, было бы против правил, то с членом магистрата – почему бы и нет? Они ведь не в Петербурге. Имен двух других партнеров Княжнин не запомнил, но они действительно представились шляхтичами, а значит, по здешнему укладу, за соблюдением которого так ревностно следит российская царица, в своих правах равны королю.
Переглянувшись, офицеры пересели за стол к играющим.
Княжнин велел принести всем пива. Он ведь намечал на сегодня еще и это – присмотреться к здешним людям. В процессе игры в «мушку» делать это было очень даже удобно. Игра не слишком головоломная, если не сказать дамская, не так давно вошедшая в моду, как почти все, пришедшее из Франции. Договорились играть до тридцати пуаней (проще – взяток), по двадцать грошей за пуань, значит, сильно никак не проиграешься, если только не запишешь себе слишком много штрафов – ремизов. Тут кому чаще выпадает пиковый туз – «мушка», тому и удача. Ею, правда, нужно уметь распорядиться – пикового туза, за который записывается сразу шесть пуаней, могут и перебить козырем.
Княжнин любил карточные игры, в которых выигрыш зависел не только от везения, как в «фараоне», относился к ним как к фехтованию умом. Скоро он поймал себя на том, что присматривается не к тому, какие настроения у его партнеров, а к тому, как они играют. Шляхтичи почти всегда рискуют, пожалуй, за ними нужно присматривать, чтобы не сжульничали; слишком говорливы, по ним легко можно понять, какая у них карта. Тому, который выиграл в прошлый раз, да, его зовут пан Цвирка, опять сильно везет. «Элитный сапожник» играет рассеянно, не ошибается, но просто кладет карту по масти. А Протазанов – хитрец, дважды мог навредить Княжнину, но не сделал этого, зато поляков всегда пытается оставить без взятки.
А ведь к Княжнину тоже присматриваются. Этот самый башмачник. И вопросов задает много, хоть и с самым любезным видом: и когда пан офицер приехал в Варшаву, и один ли, или со своим полком, и где остановился, и где успел научиться так хорошо говорить по-польски, и есть ли у господина офицера пани, которой можно скроить самые модные сапожки… Княжнин в этой беседе узнал гораздо меньше, чем рассказал сам.
Зато успел изучить карточную колоду. Она была уже не новая, даже слегка засаленная, и некоторые карты снаружи слегка повреждены: там царапинка, там пятнышко. После трех-четырех раздач Княжнин уже помнил некоторые. Вот пан Цвирка, которому до победы осталась одна взятка, получил в прикупе бубновую десятку. И вовсе это не мошенничество – запомнить карту по примете, – сие есть рекогносцировка! Пан Цвирка уже взял свою главную взятку козырной трефовой дамой… Какой же молодец Протазанов, что снес своего бубнового короля на пику! Предпоследнюю взятку взял Княжнин и зашел бубновой девяткой. Ни козырной, ни бубновой масти на руках больше не было, кроме той самой бубновой десятки у Цвирки. Взятка доставалось ему, и она была лишней, тридцать первой, а стало быть, по правилам все его тридцать пуаней обнулялись.
– Ах, курва! – завопил шляхтич, вскочив с лавки и не желая класть свою карту на стол. Но ее уже и без того все видели и злорадно смеялись. Еще бы ему не обидно – взять лишнюю взятку какой-то несчастной не козырной десяткой…
– Курва! Москаль махляр: круля бубнового не можно было класть на пику, пика у пана быуа! – крикнул Цвирка, ткнув в сторону Протазанова жирным пальцем, потянулся к сабле и тут же едва не захлебнулся пивом, которое выплеснул ему в лицо Протазанов.
– Как ты смеешь, боров, обвинять российского офицера в мошенничестве? – крикнул он, с такой силой возвращая кружку на стол, что обломилась ручка.
Какая там дуэль – шляхтичи просто сразу выхватили сабли! В ту же секунду Княжнин резко двинул в их сторону стол, прижав обоих к стене. Массивная столешница упиралась в жупаны поляков пониже животов, не давая им сдвинуться с места, – с другого торца стол крепко удерживал ногами и одной рукой Княжнин. Другой рукой он удерживал Протазанова, не позволяя тому вынуть из ножен шпагу.
– Прекратите! Все было по правилам! Поручик, успокойтесь! – властно кричал он, но его не было слышно: пытаясь дотянуться до Протазанова, его карточные партнеры лупили саблями по столу так, что черепки от посуды подлетали вверх вперемешку с половинками карт, и уже невозможно было убедиться, вернув последнюю взятку, в том, что никакой карты пиковой масти Протазанов не придержал.
Пока Княжнину удавалось сохранять худой мир. Но только за этим столом. Зашумели и двинулись со своих мест другие посетители шинка, и это движение не предвещало ничего хорошего для «москалей».
К счастью, отыскался еще один миротворец, неожиданно оказавшийся очень авторитетным. Это был пятый игрок – Ян Килинский.
– Тише, тише, судари! Я следил за игрой и подтверждаю: все было честно! – сказал он, подняв вверх руку, и этого оказалось достаточно, чтобы привлечь внимание всех. – Пан Цвирка погорячился, и пан поручик вспылил. Давайте уберем сабли в ножны и выпьем мировую. Или разойдемся на этом.
Как ни удивительно, но к мастеру модной обуви прислушались: поднявшиеся с лавок опустились на место, а Цвирка со своим товарищем перестали впустую махать саблями, может быть, просто поняли, как смешно они при этом выглядят. Наверное, не даром башмачника Килинского выбрали радным магистрата.
Как только шляхтичи опустили сабли, Княжнин перестал давить их столешницей.
– Спасибо, пан Килинский. Мы с паном поручиком уходим, – сказал он, бросая на стол монету. – Ежели мало, заплатит пан Цвирка. Он мне проиграл.
– Стало вам охоты задирать этого сумасшедшего поляка, – с укором сказал Княжнин Протазанову уже на улице.
– Честное слово, Дмитрий Сергеевич, было бы с кем церемониться! Цвирка – на заднице дырка… – в запале оправдывался поручик.
– Ладно уж. Славно попили пивка! Короля бубнового вы хорошо снесли. Рад, что мы с вами друг друга понимаем. Так что потрудитесь, поручик, завтра поутру мне представить доклад, как вами организована караульная служба в посольстве.
Глава 5
Трудная служба
С утра Княжнин снова был в приемной у Игельстрома. Дожидаясь, когда ему будет позволено войти, он немного поболтал с адъютантом посланника, казачьим хорунжим, об особенностях службы на восточных рубежах империи. О предметах, интересовавших сейчас Княжнина гораздо больше, он не считал возможным говорить в присутствии поляков. Вот уже два десятка лет фактическим королем Речи Посполитой был не Станислав Август, а российский посол. Дожидавшихся аудиенции было так много, будто у державных сановников Речи Посполитой, почти открыто состоящих на содержании у российского правительства, нынче был день выплаты жалования.