Страница 31 из 35
При самом отправлении Деколонга в поход Чичерин собрал выписных казаков и намерен был отправить их на Сибирскую линию, чтобы они могли быть на случай нужды в полном распоряжении Деколонга, по тот отвечал, что казаки эти вовсе ему не нужны и что защита линии совершенно обеспечена. Спустя несколько времени Чичерин, получив известие о недостатке продовольствия на Оренбургской линии, хотел подвинуть туда запасные магазины, но Деколонг признал и это ненужным, «а что теперь кушают, – говорил Чичерин, – не знаю».
«Я бы за особливую милость почел, – прибавлял сибирский губернатор в письме А.И. Бибикову[276], – ежели бы изволили дать мне повеление прислать к вашему высокопревосходительству, для определения в армейские полки, сержантов; мог бы служить довольным числом очень достойных всеми хорошими поведениями, а притом выученных геометрии и геодезии, сколь возможность дозволяла и фортификации; с сожалением на них здесь оставающих [остающихся] без произвождения смотрю».
Воспользовался ли Бибиков таким предложением или нет, нам неизвестно, но бездеятельность Деколонга была для него прискорбна. «Из бумаг, сообщенных ко мне от Чичерина, – писал Александр Ильич императрице[277], – между прочим усмотреть изволите, что главный недостаток и в тамошних гарнизонах есть негодное собрание офицеров, от каковых и весь здешний край претерпел. Странному поведению генерала Деколонга или леты его, или вкоренившаяся сибирская косность причиной. Признаюся, всемилостивейшая государыня, что я бы лучше желал, чтоб сей генерал на нынешнее время там не был, и если бы возможно кого надежнейшего отправить, а его отозвать, то бы весьма казалось быть полезнее. Сего сам собою сделать не отваживаюсь, тем более что он указом Военной коллегии мне и не подчинен, а только ему содействовать велено, следовательно, перемена его от высочайшей воли вашего императорского величества зависит».
Предоставляя Бибикову на будущее время переменять командиров по своему желанию, Екатерина II писала ему, что сделала распоряжение об отправлении на место Деколонга генерал-поручика Суворова[278]. В день отправления этого письма Военная коллегия предписала фельдмаршалу графу П.А. Румянцеву исключить Суворова из списков 1-й армии[279], а последнему приказала с того места, где получен будет им указ коллегии, как можно поспешнее отправиться через Казань и явиться к Бибикову там, где он будет[280].
Фельдмаршал не отпустил Суворова и не исполнил высочайшего повеления.
«Генерал-поручику Суворову, – доносил граф Румянцев[281], – по указу Военной коллегии, к вновь назначенной команде немедленно бы ехать я приказал, ежели бы он в пути, а хотя и на месте, но не на посту в лице неприятеля противу Силистрии находился, к которому он мной определен и со вверенным ему корпусом, как на сей город по усмотрению удобности поиск сделать, так и Бирсов оберегать поручено. В сем случае я не мог на оное поступить из уважения, что сия отлучка подала бы неприятелю подтверждение по делам оренбургским, кои они воображают себе быть для нас крайне опасными, нежели они суть, и может быть, как я вижу из публичных ведомостей, вовсе исчезнувшие». Соблюдая прежде всего свой интерес, граф Румянцев просил назначить в распоряжение А.И. Бибикова вместо Суворова одного из генералов, «находящихся в России», по причисленных к его армии. Такого назначения не последовало, и Деколонг оставался командовать своим отрядом почти до усмирения восстания.
Дойдя до Окуневской слободы, Деколонг распустил по домам 800 человек крестьян, а жителей Челябинска и провинциальную канцелярию отправил в слободу Байчанку, под прикрытием рекрутской Тобольской роты, бывшей под начальством секунд-майора Фадеева[282]. Затем, узнав, что мятежники собрались возле Долматова монастыря и Шадринска, повернул к последнему.
Таким образом, все деревни и села между Челябинском, Екатеринбургом и Шадринском поступили в руки мятежников. Попытки отдельных лиц разогнать толпы инсургентов, бродивших по разным направлениям, были безуспешны. Управитель Окуневского дистрикта, Томилов, пытался пробраться в Челябинск с своим ополчением, но, узнав, что многочисленные толпы башкирцев обложили город и вешают всякого, кого только захватят, вернулся обратно. Набранные в разных местах крестьяне, под именем казаков, лишь только беспорядки касались тех пунктов, в которых они были собраны, тотчас же переходили на сторону инсургентов и усиливали башкирцев. Явились инициаторы и, под видом уполномоченных государем Петром Федоровичем, объявляли себя его полковниками и становились предводителями отдельных партий. Такие предводители не имели никакой связи и сношений ни с самим Пугачевым, ни с другими предводителями. Они действовали по своему усмотрению, грабили и разоряли все, что принадлежало казне и помещикам. В Исетской провинции известен был своей деятельностью Михаил Ражев, который, собрав значительную толпу, отделился от толпы, предводительствуемой Грязновым, занял Миасскую крепость, в 25 верстах от Челябинска, и проникнул потом до села Бродоколмацкого, подчиняя своей власти все близлежащие деревни. Самозваный капрал Матвей Евсевьев, сопровождаемый только шестью человеками мятежников, 31 января прибыл в село Теченское, был встречен народом и священниками с иконами, колокольным звоном и пением.
«Капрал, довольный такой встречею, величался честью, оказанной ему, и, не доходя до церкви 200 сажен, приказал всем остановиться, остановился и сам. Настала вдруг могильная тишина, нарушаемая только дребезжавшим голосом писчика Лебедева, читавшего народу, по приказанию Евсевьева, возмутительный лист или манифест Пугачева. Потом Евсевьев пил с народом вино в питейном доме, откуда, воротясь в мирскую избу, приказал сжечь на площади все дела, а старосту и выборного велел отменить; на место же их назначил атамана и есаула из тамошних крестьян; мирская изба была переименована в избу станичную. Затем, забрав казенные деньги и имевшуюся пушку, отправился в слободу Бродоколмацкую и оттуда в Миасскую крепость. Целовальника Теченского он увел с собою; крестьяне и казаки провожали его»[283].
Подобно Евсевьеву поступали и другие предводители партий; поступки их в городах и селах были однообразны: везде торжественная встреча, пьянство, упоминание на ектениях имени императора Петра III, сожжение дел, выбор новых правителей и грабеж имущества. Последнее, конечно, более всего привлекало на себя мятежников, и они стремились захватить в свои руки то, что представляло более богатую добычу. В этом отношении Долматовский Успенский монастырь, с находившимся вблизи его селом Никольским (ныне заштатный город Долматов), представлял большой соблазн для мятежников. Заняв его, они прежде всего могли в нем укрепиться и защищаться от правительственных войск; в монастыре были запасы пороха, ружья, пушки, продовольственные припасы, а для башкирцев богатое церковное имущество. Овладев этим пунктом, мятежники захватывали в свои руки всю Исетскую долину, покрытую многолюдными селениями, и приобретали прочный опорный пункт.
Долматовский мужской монастырь находился на возвышенном левом берегу реки Исети, на сибирском тракте, между Шадринском и Екатеринбургом, от которого отстоял в 158 верстах.
Монастырь был обнесен кирпичной стеной «с шпицами и амбразурами в два ряда и отверстиями для боя из мелкого ружья (бойницами)». Эта ограда охватывала собою площадь в 9450 квадратных сажен и имела вид шестиугольника. Высота стены была различна (от 2⅔ до 3 сажен), точно так же, как и толщина (от 1¼ до 2¾ аршина). В угловых местах стены возвышались башни с амбразурами для орудий и бойницами для ружейной стрельбы. Сообщение монастыря с окрестностями производилось через ворота, которых было трое: северные, южные и восточные или святые.
276
В письме от 19 февраля 1774 г. // Военно-ученый архив, д. № 104 (А), л. 177.
277
В письме от 15 марта // Записки Академии наук, т. I, приложение № 4, с. 63.
278
Письмо императрицы Бибикову от 29 марта // Записки академии, т. I, прилож. № 4, с. 64.
279
Указ Военной коллегии графу Румянцеву от 29 марта // Московский архив Главного штаба. Журнал секретной экспедиции, кн. 54, л. 92 и 93.
280
Указ Военной коллегии Суворову 29 марта // Там же, оп. 47, секрет, повытья, св. 233, л. 857.
281
В рапорте Военной коллегии от 15 апреля за № 2407 из Ясс // Там же, кн. IV. Соч. Пушкина, т. VI, с. 222.
282
«Журнал происшествиям в Исетской провинции». Рапорт Чичерина А.И. Бибикову от 27 марта 1774 г. за № 1279 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII и VIII. Из Байчанки бывший воевода Исетской провинции, Веревкин, оправившись от побоев и ран, отправился в Петербург, где был взыскан милостями императрицы. Ему пожаловано 500 руб. на излечение, и, имея в виду, что у него было всего 11 душ крестьян, а он имел жену, двух дочерей и сына, императрица пожаловала ему в вечное потомственное владение «Псковской губернии, Полоцкой провинции, Невельского ключа часть Дубнечевскую со всеми к ней принадлежащими угодьями» (Указ Сенату 29 декабря 1774 г. // Архив Сената, высочайшие повеления, кн. № 136).
283
Зырянов А. Пугачевский бунт в Шадринском уезде и окрестностях его // Пермский сборник, 1859, ч. I, с. 54 и 55.