Страница 20 из 35
«Жены и дети сих извергов, – доносил Ларионов[180], – в пустых местах разбросанные, не имеют никакого пропитания и пристанища, которых, чтоб они не могли вовсе пропасть, не прикажете ли раздавать желающим. Из вышеписанных же две женщины не только не хотят возвращаться к своим изменой остервенившимся мужьям, по желают и закон принять греческий, почему я и определил отдать их желающим в деташементе, дабы без пищи и от стужи не погибли».
При приближении отряда генерал-майора Ларионова к Нагай-баку, мятежники отступили к Бакалам и Стерлитамаку. Заняв 6 марта Нагайбак, Ларионов в тот же день выступил было к Бакалам, но поделанные инсургентами завалы и глубокие снега заставили его вернуться обратно. В два часа ночи 8 марта он выступил к Стерлитамаку, где, по сведениям, была главная толпа под предводительством пяти башкирских старшин. В 20 верстах от Стерлитамака отряд встретил конные разъезды мятежников. Ларионов выслал для преследования их 100 человек чугуевских казаков, 50 изюмских гусар и 100 человек улан Казанского дворянского корпуса под общим начальством майора Харина.
В подкрепление кавалерии было отправлено 50 человек пехоты с одной трехфунтовой пушкой. Преследуя отступавших, Харин с своей кавалерией дошел до Стерлитамака, где, будучи остановлен артиллерийским огнем мятежников, выждал прибытия главных сил. Ларионов приказал открыть огонь из своих орудий, двинул кавалерию в обход, а лыжников на батарею, «сделанную из сенных возов». После нескольких выстрелов башкирцы, число которых, по показанию Ларионова, простиралось до 3 тысяч человек, а по более достоверным сведениям, не превышало 1500 человек, обратились в бегство. Уланы Казанского дворянского корпуса преследовали неприятеля и отбили две пушки. «Младенцы мои, – доносил Ларионов[181], – сугубо показали, что они произошли из благородных сердец, воспаленных ревностью, усердием верноподданнической любви и должности к августейшей нашей матери и отечеству».
Разбитые башкирцы отступили к Бакалам, а Ларионов пошел с отрядом обратно в Нагайбак. Он испугался известия, что в Бакалы прибыл на подкрепление мятежников брат Зарубина (Чики), а у Мензелинска собираются «новые толпы с разными старшинами»[182].
Оставаясь в течение нескольких дней в Нагайбаке, Ларионов приказал находившемуся в Мензелинске полковнику Обернибесову строго следить за мятежниками, а полковнику Кожину, с отрядом в 630 человек и 4 орудиями[183], следовать к Бакалам и выгнать оттуда мятежников, число которых, по выяснившимся данным, не превышало 500 человек.
В денадцать часов дня, 12 марта, Кожин выступил из Нагай-бака, а следом за ним пошел и Ларионов с остальными силами. Подойдя к Бакалам, полковник Кожин был встречен огнем батареи, поставленной в воротах, и потому, сформировав колонну в 200 человек, приказал овладеть ею. Капитан Шепелев повел первый взвод колонны, дошел почти до самых ворот и готов был броситься на орудия, но был убит. Команда его замешалась, повернула назад, а за нею и вся колонна. Мятежники ободрились, но в это время подошел генерал-майор Ларионов и повторил атаку. Батарея была взята, мятежники отступили, и 13 марта Ларионов занял Бакалы с потерею: убитыми 1 офицера, 7 нижних чинов, ранеными 1 офицера и 20 нижних чинов[184].
В Бакалах Ларионов оставался в течение недели и не предпринимал ровно ничего. Таким образом, прошло почти полтора месяца со дня выступления отряда из Казани, а дело по усмирению края подвинулось вперед весьма немного, и город Уфа еще долго не мог получить никакой помощи. Главнокомандующий был крайне недоволен медленностью и нерешительностью Ларионова. «За грехи мои, – писал Бибиков[185], – навязался мне братец мой, А. Л., который сам вызвался сперва командовать особливым деташементом, а теперь с места сдвинуть не могу». Главнокомандующий требовал энергических действий и скорейшего наступления к Уфе, а Ларионов ссылался на трудности пути. Он говорил, что и без того узкие дороги, пролегающие среди лесов, завалены снегом и засеками из таких деревьев, «что разрубить их способу нет»; что мосты в самых крутых рытвинах все сожжены и ему приходится ходить окольными дорогами по глубоким снегам, так как для восстановления мостов потребовалось бы слишком много времени.
«Слабость моего здоровья, – прибавлял при этом Ларионов[186], – время от времени изнуряет меня до того, что я не в состоянии далее командовать. То посему и по ордерам вашего высокопревосходительства, сдав полковнику Кожину все надлежащее с подтверждением крепким о точности исполнения ваших ордеров, намерен под прикрытием чугуевской команды, которую ваше высокопревосходительство повелели возвратить в Бугульму, возвратиться в Кичуй, где у нового явиться вашему высокопревосходительству».
Получив это донесение, главнокомандующий рад был заменить Ларионова другим лицом, и потому, с прибытием 2 марта в Казань Санкт-Петербургского карабинерного полка, в котором находился подполковник Ив. Ив. Михельсон, А.И. Бибиков избрал его, как офицера весьма храброго, способного и деятельного, начальником отряда, назначенного для освобождения Уфы. «Представь, каково эти дни мне, – писал А.И. Бибиков к А.М. Лунину[187]. – Дворянского шефа [Ларионова] принужден переменить со всеми его куртками, а послать Михельсона, – он за болезнию попросился. Я уже и тому рад. Упетал меня сей храбрый герой: не мог с места целый месяц двинуться!»
Ив. Ив. Михельсон начал службу в офицерских чинах в 3-м мушкетерском полку, которым командовал тогда А.М. Бибиков. Участвуя в Семилетней и Турецкой войнах, Михельсон заслужил себе блестящую военную репутацию, был несколько раз ранен и за свои боевые подвиги награжден орденом Святого Георгия 3-й степени.
С назначением его теперь вместо генерал-майора Ларионова отряд последнего был разделен на две части, и полковнику Кожину было приказано передать кавалерию и 300 человек лучших людей Томского полка подполковнику Михельсону, а с оставшейся пехотой и Казанскими уланскими компаниями следовать в Кичуевский фельдшанец[188].
В два часа пополудни 18 марта подполковник Михельсон с небольшим числом карабинеров, прибыв в Бакалы, застал там Ларионова и принял от него 300 человек Томского полка с шестью полевыми орудиями[189]. Полковник Кожин, дождавшись прибытия из Мензелинска отряда Обернибесова и оставив его в Бакалах для обеспечения тыла Михельсона, сам с остальными войсками 22 марта выступил в Кичуевский фельдшанец[190].
20 марта двинулся вперед и Михельсон со своим отрядом.
Обложенная со всех сторон Уфа защищалась доблестью своих граждан, распорядительностью коменданта, полковника Мясоедова, и воеводы А.Н. Борисова.
При первых еще известиях о появлении самозванца уфимские жители готовились к обороне и решились не впускать в город мятежников[191]. Обыватели требовали оружия и формировали ополчение. Прибывший в Уфу по торговым делам 23-летний ростовский купец Иван Игнатьевич Дюков явился душою обороны. Мещанство провозгласило его своим предводителем, а дворянство, составив из себя ополчение, избрало начальником своим отставного майора Пекарского[192]; штатной гарнизонной ротою, отставными солдатами и казаками командовал капитан К.К. Пастухов. В Уфу стекались жители окрестных сел, помещики и духовенство с их семействами. Многие из них становились в ряды защитников, но при всем том силы обороняющихся были незначительны. Они состояли сначала из 200 человек солдат, из 250 человек дворянской роты Пекарского, 150 человек купцов, мещан и казаков под начальством Дюкова и 204 человека отставных солдат и разночинцев, – всего 804 человека. В городе было 40 орудий и при них 58 человек прислуги под начальством воеводы Борисова.
180
В рапорте А.И. Бибикову от 5 марта 1774 г., № 83 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
181
В рапорте А.И. Бибикову от 10 марта 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
182
В рапорте А.И. Бибикову 10 марта 1774 г. // Там же.
183
В состав отряда Кожина были назначены: 300 человек Томского полка, 100 человек уланов Казанского дворянского корпуса, 50 карабинеров, 50 изюмских гусар, 50 человек казанского мещанства и 80 человек чугуевских казаков.
184
Рапорт полковника Кожина генерал-майору Ларионову от 13 марта 1774 г.; Рапорт Ларионова А.И. Бибикову от 13 марта 1774 г., № 103 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII; Показание яицкого казака Ильи Ульянова // Гос. архив, VI, д. № 506.
185
Соч. Пушкина, изд. 1881 г., т. VI, с. 47.
186
Рапорт Ларионова А.И. Бибикову от 13 марта 1774 г., № 103 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
187
От 10 марта 1774 г. // Русский архив, 1866, с. 384.
188
Рапорт полковника Кожина Бибикову от 20 марта 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
189
Рапорт Михельсона Бибикову от 18 марта 1774 г. // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
190
Рапорт Кожина Бибикову от 22 марта 1774 года // Там же.
191
Автор статьи «Осада Уфы шайками Пугачева» Р.Г. Игнатьев (Памятная книжка Уфимской губернии на 1873 г., ч. II), говоря о приготовлениях жителей к обороне, относит их к первой половине сентября 1773 г. (с. 105). Только во второй половине сентября Пугачев объявил себя императором, и, следовательно, ранее этого объявления жители Уфы готовиться к обороне не могли. Вероятно, ошибка эта произошла от неразборчивости месяца, обозначенного на документах.
192
Родословную Пекарских см. в статье «Известия об Уфимских дворянах Пекарских» академика П.П. Пекарского (Памятная книжка Уфимской губернии на 1873 г., ч. II, с. 81 – 100).