Страница 18 из 35
Получив известие от прискакавших казаков, что мятежники приготовились к обороне, полковник Ю. Бибиков донес о том князю Голицыну, а сам двинулся к крепости, занял близлежащие высоты лыжниками и егерями, а на выдающихся местах поставил орудия. Князь Голицын тотчас же прибыл к авангарду, произвел новую рекогносцировку и «учредил корпусу марш к две колонны под предводительством: правую – генерал-майора Мансурова[158], левую – генерал-майора Фреймана[159], а передовой деташамент (Ю. Бибикова) составлял с правой стороны особую колонну, чтобы отнять способы бунтовщикам зайти во фланг». В таком положении войска подходили к крепости, «а злодеи, – доносил князь Голицын[160], – засевши в своем гнезде, притаились так тихо», что не сделали ни одного выстрела и не выслали ни одной партии. Пугачев, по его словам, запретил стрелять с тою целью, «чтобы наждать на себя и не терять напрасно ядер», так как наступающий спустился в овраг, не обстреливаемый из крепости. В этом овраге князь Голицын построил свои войска в боевой порядок: в первой линии стала пехота, а во второй – кавалерия[161]. Заметив, что две главных высоты, командующие над крепостью, не заняты мятежниками, он приказал поставить на них батареи и отправил батальон князя Одоевского в левую сторону для занятия третьей высоты, которая могла быть опасной, если бы пугачевцы успели занять ее и выставить свои орудия.
Когда все было готово, начальник отряда приказал открыть огонь по крепости, из которой отвечали выстрелами из 30 больших орудий. Более трех часов канонада с обеих сторон не прекращалась, и наконец, «приметив я, – доносил князь Голицын, – что отчаянных бунтовщиков из сего гнезда не можно будет выгнать одной канонадой, решился штурмовать крепость. Атака моя ни откуда не могла быть, как на правый их фланг», и потому генерал-майор Фрейман получил приказание начать наступление с батальонами князя Одоевского и подполковника Филисова. Едва Фрейман двинулся вперед, как Пугачев выслал из крепости сильную вылазку, поддержанную семью орудиями. Остановись на пригорке, орудия эти открыли по наступающим убийственный огонь, а пугачевцы произвели контратаку настолько стремительную и отчаянную, что привели в замешательство оба батальона.
– Братцы-солдаты, – кричали мятежники, – что вы делаете? Вы идете драться и убивать свою братию христиан, защищающих истинного своего государя императора Петра III, который здесь в крепости сам находится!
Слова эти могли, конечно, произвести сильное впечатление, если бы генерал-майор Фрейман не имел достаточной энергии и не успел привести в порядок расстроенные батальоны. Подкрепленный прибытием батальона князя Долгорукова, Фрейман перешел в наступление, но встретил энергическое сопротивление со стороны мятежников, беспрерывно усиливаемых прибытием новых сил из крепости.
По стремлению мятежников было очевидно, что на этом пункте должна быть решена участь боя, и потому, приняв здесь личное начальство над войсками, князь Голицын перевел постепенно на левый фланг всю пехоту генерал-майора Мансурова, а ему поручил начальство над всей кавалерией.
Мятежники дрались отчаянно, и на площадке перед крепостью в течение нескольких часов шел самый упорный бой с переменным успехом. Батальоны подполковника Аршеневского были уже введены в боевую линию, бой не склонялся ни на чью сторону, а между тем в резерве оставался всего один сводный батальон из Вятского и Томского полков, под командой капитан-поручика Толстого. Решаясь и его ввести в дело, князь Голицын приказал полковнику Ю. Бибикову с его егерями и лыжниками ударить во фланг неприятеля, генерал-майору Мансурову перейти в наступление с кавалерией, а генерал-майору Фрейману атаковать мятежников сразу тремя батальонами. Схватив знамя 2-го гренадерского полка, Фрейман бросился вперед, а за ним и все остальные войска, в том числе и батальон Толстого, пред которым, почти по грудь в снегу, шел сам князь Голицын с обнаженной шпагой. Генерал-майор Мансуров послал два эскадрона на илецкую дорогу, а двум ротам Чугуевского полка и двум эскадронам бахмутских гусар приказал занять большую оренбургскую дорогу.
Лишь только чугуевцы и бахмутцы стали огибать город и крепость, Пугачев и его сообщники поняли, что скоро путь их отступления будет не безопасен. Многие стали уходить, и в числе их сам Пугачев, показавший впоследствии, что к побегу из Татищевой его уговорил атаман Овчинников.
– Уезжай, батюшка, – говорил Овчинников, – чтобы тебя не захватили, а дорога пока свободна и войсками не занята.
– Ну хорошо, – отвечал Пугачев, – я поеду. Но и вы смотрите же, коли можно будет стоять, так постойте, а коли горячо будут войска приступать, так и вы бегите, чтобы не попасть в руки.
Не более как с четырьмя человеками самозванец выехал из Татищевой. Чугуевские казаки хотя и гнались за ним версты с три, «но как у него и его товарищей кони были самые хорошие, то чугуевцы догнать его не могли»[162].
За Пугачевым бежали его сообщники, и войска ворвались в крепость. Первыми взошли на вал два батальона 2-го гренадерского полка, а затем, левее, батальон Владимирского полка. Кавалерия, под начальством подполковника Бедряги, преследуя отступавших, проникла в город тремя въездами, а полковник Юрий Бибиков, со своей командой и лыжниками, «имел в то время сильный бой на илецкой дороге с множеством вышедшей из крепости пехоты и конницы»[163]. Не успевшие бежать мятежники защищались внутри крепости отчаянно и оставили на месте 1315 тел. Бой продолжался более шести часов, и «дело столь важно было, – доносил князь Голицын[164], – что я не ожидал таковой дерзости и распоряжения в таковых непросвещенных людях в военном ремесле, как есть сии побежденные бунтовщики». Войска преследовали отступавших на протяжении 11 верст, и впоследствии было найдено по дороге, в лесу и сугробах 1180 убитых. В плен взято 290 яицких и илецких казаков и более 3 тысяч человек разного сброда. Вся артиллерия самозванца, состоявшая из 36 орудий со снарядами и зарядными ящиками, осталась в руках победителей, которые лишились убитыми: 3 офицеров и 138 нижних чинов; ранеными: 19 офицеров и 497 нижних чинов[165].
Столь большая потеря в отряде князя Голицына вполне окупалась тем впечатлением, которое бой этот произвел на мятежников. Собранное самозванцем ополчение было рассеяно: Овчинников с частью своих сил отступил к Илецкому городку, а все остальное бросилось бежать степью, без дорог, по направлению к Переволоцкой крепости. «Го-то жертв с сердца свалился», – писал А.И. Бибиков своей жене[166] в день получения известия о победе под Татищевой, «а сколько седых волос прибавилось в бороде, то Бог видит; а на голове плешь еще более стала: однако я по морозу хожу без парика»…
Обрадованный блестящим успехом князя Голицына, главнокомандующий просил императрицу оказать благоволение генералам Фрейману, Мансурову и в особенности самому начальнику отряда. «Погрешил бы я против верности моей к вашему императорскому величеству, – прибавлял Бибиков[167], – если бы генерал-майору князю Голицыну, по отличному его усердию, верности, храбрости и искусству, не отдал пред вами заслуженной им от всякого справедливости, и если распоряжения мои в точности исполнялись и исполняются, то никому иному, как сему трудолюбивому сослуживцу, я присвоить долженствую, а потому и всякую милость и монаршее воззрение к нему, равно как бы оне собственно до меня принадлежали, поставлять буду».
158
Под начальством Мансурова находились: сводный батальон из Вятского и Томского полков, под начальством лейб-гвардии капитан-поручика Толстого и два батальона, сформированные из 23-й и 24-й легких полевых команд, под общим начальством подполковника Аршеневского.
159
У Фреймана находились: два батальона 2-го гренадерского полка, под начальством полковника князя Долгорукова и подполковника Филисова, и батальон Владимирского полка, под командой полковника князя Одоевского.
160
Рапорт А.И. Бибикову от 24 марта 1774 г., № 504.
161
Кавалерия состояла из четырех эскадронов изюмских гусар, двух эскадронов драгун легких полевых команд, четырех эскадронов Архангелогородского карабинерного полка, двух эскадронов бахмутских гусар и двух рот чугуевских казаков.
162
Показание Пугачева 4 ноября // Гос. архив, VI д. № 512.
163
Рапорт князя Голицына А.И. Бибикову от 24 марта 1774 г., № 504 // Московский архив Главного штаба, оп. 47, кн. VII.
164
А.И. Бибикову от 22 марта // Там же.
165
Рапорт князя Голицына А.И. Бибикову от 24 марта 1774 г., № 504. В письме князю М.Н. Волконскому (Русский архив, 1867, с. 500) А.И. Бибиков определил цифры потерь мятежников не точно. У Пушкина сражение под Татищево описано не вполне верно, а г. Мордовцев (см.: Русские государственные деятели прошлого века // Отечественные записки, 1868, № 8, с. 455–457) дал нам поэтический вымысел.
166
От 26 марта 1774 г. // Сочинения Пушкина, изд. 1881 г., т. VI, с. 53.
167
Во всеподданнейшем донесении от 26 марта, за № 17 // Военно-ученый архив, отд. I, д. № 104 (А), л. 191.