Страница 20 из 23
– Ну, ты загнул, старый хрыч,– налетела на него баба в полушубке.– Кирза столько не стоит. Пол мешка дам.
– Креста на тебе нет, зараза. Уйди!– отмахнулся от нее кривоглазый.
Хрюкин приблизился к мешку и встал рядом с ним.
– Чем торгуешь, милок?– подскочила к нему сразу старуха бельмастая, подслеповато щурясь.– Солью? Почем?
– Не торгую я,– ответил Хрюкин.
– А че тогда место торговое занимашь?– напустилась на него старуха.– Приперся гляжу с мешком и стоит, и стоит.
– Что и постоять нельзя?– огрызнулся Хрюкин.– Может, я жду человека.
– Челове-е-ека!– завелась бельмастая, явно пребывающая не в духе.– Стоят тут, челове-е-еки. Плати, коль стоишь, за место.
– Кому это?– удивился Хрюкин.
– Вона кому!– ткнула старуха злорадно Хрюкину за спину и, оглянувшись, он увидел двух небритых субъектов, которые направлялись в его сторону. Рожи их ему не понравились категорически, а его, очевидно, не приглянулась им, потому что один из субъектов, тут же вцепился в Хрюкина и зашипел, дыша перегаром в лицо:
– Ты че, вошь тыловая, че зенки пялишь? Это наше поле, плати, барыга!
– Я не барыга. Я прикупить продуктов зашел,– попробовал оправдаться Хрюкин и уладить недоразумение, но тут же получил удар под дых, не сильный, но болезненный.
– Че ты гонишь? Я видел, как ты тут присел с мешком. Я на фронте кровь проливал, у меня три ранения и пять контузий. У меня брательник – начальник милиции здешней. Вали отсель, нос откушу,– заорал второй субъект и так ткнул растерявшегося Хрюкина, что он, перелетев через кирпичную ограду, растянулся на снегу, приложившись и без того пострадавшим лицом к утоптанному насту. А сверху на него грохнулся мешок брезентовый с лямками, весивший никак не меньше тех самых тридцати килограмм. Хорошо, что не на голову упал. На ноги, но тоже больно получилось.
– Вали, пока еще не добавили,– рычал через ограду контуженый брательник начальника местной милиции и Хрюкин решил не связываться с ним. Поднялся, подобрал мешок и поволокся прочь от толкучки. Отойдя метров на сто, он заскочил с мешком в полуразрушенный дом и, укрывшись за печкой, развязал тесемки,– «Че хоть волоку?»– мелькнула у него в голове мысль,– «Ох, ни хрена себе!»– замерла в извилинах следующая. Пачки советских денег, буквально ошарашили его. Уложенные ровными брикетами, они светились свежей краской и ликом Вождя Мирового Пролетариата. Хрюкин вытащил одну пачку и, разорвав банковскую упаковку, убедился, что все сто купюр – сто рублевые и еще пахнут типографией. Как будто их только что выдернули из-под печатного станка.
– Это как так? Кто оставил? Казначей какой-нибудь? Хватится сейчас, тогда кранты. Облаву ведь устроят,– запаниковал Хрюкин, лихорадочно соображая, что ему предпринять. Сунув одну пачку в карман куртки, он начал озираться по сторонам, решая дилемму – сбежать с мешком или без него.– "Спрятать пока, а ночью прийти и забрать",– пришла в голову мудрая мысль.– "Под печкой должна быть дырка, туда и всунуть пока и замаскировать хламом",– пришла в голову следующая мысль, еще мудрее первой. Хрюкин нашел подпечье и сунул туда мешок. Мешок влез легко и Хрюкин забросал хламом место тайника. Затем он осторожно выбрался из развалин и помчался подальше от толкучки, решив не мозолить тут никому глаза. В кармане теперь у него лежало десять тысяч рублей, и можно было поискать другие места, где принимали дензнаки в оплату за продукты. Расспросив встречных местных жителей, Хрюкин довольно скоро выяснил, что таких мест в городе, кроме барахолки, несколько. В подвале у Райисполкома, торговала государственная лавка, а еще на территории монастыря какого-то можно было отовариться в военторге. Но там, в основном, обслуживали военных и барахлом, но можно было переплатив, купить и продукты. Консервы, напитки, ну и еще много чего. Весь ассортимент никто не знал, но со слов знатоков, нужно было обязательно переплачивать. И заходить с тылу. Иначе нигде, ничего не продавалось.
– Пошлют, тя милок, к такой-то матушке,– просветил его благообразный старичок, сморкаясь в платок.– И не ходи, и не проси. Сдадут куды следует, коль начнешь правду требовать. Меня уж сдавали, ироды. Хотел папирос купить. Купил. Два дня продержали. Махры ни разу не выдали. Чуть не помер. Освободители, мать иху,– посочувствовав старичку, Хрюкин отправился к Райисполкому, лежащему тоже в руинах, но уже расчищаемому в первую очередь.
Подвал в здании оказался очень хорош для торговой точки, и она здесь процветала. В двери подвальные на задворках, входили и выходили люди. В основном военные, разумеется. С портупеями. Никаких вывесок Хрюкин не увидел, но набравшись смелости, в подвал все же спустился, подумав.– "Мне бы хлеба свежего буханок пять, да сахара хотя бы". С этой мыслью и зашел, чуть не захлебнувшись слюной от запахов, шибанувших в нос. Пахло колбасой и у Хрюкина забурчало в животе так громко, что стоящий рядом с ним майор, сочувственно на него покосился. "Колбасой пахнет",– подумал Хрюкин,– "Краковской. Сейчас бы пару килограмм сожрал, прямо не отходя от прилавка и, десяток кило с собой бы не поленился унести. Разрешили бы купить, чмошники",– очередь тем временем двигалась и Хрюкин оказался уже в двух шагах от прилавка, когда разразился скандал в этой торговой, подвальной точке. Заорал продавец, с мордой краснокирпичной и такой круглой, что Хрюкин даже удивился, увидев ее. Настолько идеально круглая была. "Круглый", отпихивал от себя протянутые ему деньги /сто рублевые, кстати/ и орал:
– Че суешь, че суешь? Где записка от товарищщщща Упатова? Только по ей отпускаем. Выйдите, гражданин, немедля. У нас тут пост при пистолетах. Враз угомонят,– сующий сторублевки капитан-артиллерист сконфузился, а "Круглый" добил его:
– Вам гражданин, следует в военную лавку идти, там все купить, а здесь только для тех, кто Райисполкому служит,– капитан спрятал деньги и, матерясь шепотом, вышел из подвала.
" И мне что ли отворот-поворот вот так же?",– подумал Хрюкин и спросил у стоящего рядом майора:
– А у вас, товарищ майор, есть записка от товарища Упатова?
– Есть,– нахмурился майор недовольно.– Я папиросами здесь отовариваюсь.
– И все?– удивился Хрюкин.
– И все,– кивнул важно майор.
– Товарищ майор, предлагаю сделку. Мне нужно затариться продуктами на десять тысяч рублей. Половина вам за записку. Годится?– Хрюкин замер в ожидании ответа, твердя мысленно,– "Соглашайся, майор".
– Годится,– улыбнулся майор и в следующие полчаса "Кругломордый" замучался вертеться, взвешивая на весах, то колбасу, то сало, то сахар, то муку. В результате майор с Хрюкиным вытащили из подвала по мешку огромному продуктов. Килограммов по пятьдесят. Истратил при этом Хрюкин только половину суммы.
– Вам куда?– любезно осведомился майор.– Я на машине, могу подбросить.
– Спасибо,– обрадовался Хрюкин.– Подбросьте к вокзалу.
Заявившись с мешком в подвал семейства Кутузовых, Хрюкин застал там только Петьку, который сидел в палатке и вылезать из нее не стал, даже когда увидел и узнал Хрюкина.
– Здесь тепло, а там холодно,– заявил он Хрюкину, заглянувшему к нему. Печка еле пыхтела, прогорев и Хрюкин, подбросив дров, поставил разогреваться чайник. А потом начал выкладывать на стол продукты. Запах колбасы, заполнивший моментально подвальное помещение, Петьку из палатки буквально вышвырнул.
– Это что?– ткнул он грязным пальцем в лежащую на столе Краковскую колбасу.
– Это колбаса, Петруха,– Хрюкин отрезал кусок колбасы и сунул ее в руки протянутые мальчонки, вместе с куском хлеба. Петька смотрел на колбасу и пускал слюни от запаха, не осмеливаясь укусить так вкусно пахнущую еду. Ему казалось, что это можно только нюхать.
– Что смотришь? Ешь,– засмеялся Хрюкин.
– Это все мне? А мамке с Веркой?– Петька взглянул жалобно на Хрюкина.
– Тебе, ешь. Мамке с Веркой я еще дам,– успокоил мальчишку Хрюкин и тот впился зубами в колбасу, заурчав волчонком. Закипел чайник и Хрюкин заварил чай, наложив потом в кружки столько сахара, что у Петьки глазенки на лоб полезли, когда он сделал первый глоток.