Страница 10 из 16
Не было по-прежнему вестей из Кемерово от Анны Мухаревой. Видимо, она была занята своими проблемами.
Я же обдумывал возможность издания альбома, посвященного петроглифам Орнёка и Чет-Кой-Суу. Меня волновал вопрос, будет ли интересна такая книга рядовому читателю, далекому от археологии и истории. Я не мог и не хотел выпускать альбом только лишь для специалистов. У меня не было подобающих такому изданию знаний. Можно было, конечно, привлечь к работе над книгой археологов, но специальное издание мне было не интересно. В петроглифах хранилась магическая тайна, размышлял я, именно она должна привлечь внимание простого читателя. Я же видел, какой неподдельный интерес возникал у людей, которые приезжали со мной в «каменную галерею», с каким рвением они искали новые и новые рисунки, пытаясь открыть что-то выдающееся. А ведь они до этого не обращали внимания на подобные валуны.
Итак, решил я, альбому быть! Не зря же мы блуждали в поисках рисунков больше двух лет! Да и имя Николая Дмитриевича Черкасова не должно исчезнуть из памяти людей. Он первым открыл эти удивительные сакральные места. Жаль, что исчезла его уникальная находка – камень со скифскими рисунками. Но остались кальки, запечатлевшие удивительные, не имеющие аналогов сложные рисунки древних художников. Я обязательно включу их в свою будущую книгу!
Мысли об альбоме занимали меня постоянно, и это порой приводило моих случайных собеседников в некоторое замешательство, потому что любой разговор я неизменно переводил на тему петроглифов. Мне было важно мнение каждого о животрепещущем для меня вопросе об актуальности моего будущего издания. В конце концов однажды Александр Иванов, редактор журнала «Литературный Кыргызстан» и мой очередной собеседник, сказал мне: «Некоторым кажется, что вопросы, волнующих их, должны волновать весь мир!» Слова Александра Иванова были подобны холодному, отрезвляющему душу.
Я был готов отказаться от своей идеи. Ведь для создания альбома, потребуется обработать массу фотоматериала, скопившегося в моем архиве за эти годы. Надо будет придумать неординарную подачу рисунков, чтобы заинтересовать читателя. Эта работа отнимет у меня очень много времени, что скажется на других моих проектах. А что я получу взамен?
У меня уже был опыт издания подобного альбома – о петроглифах Саймалуу-Таша. Я в течение нескольких лет не решался его издавать, хотя у меня был солидный объем фотоснимков и очерк признанного мастера слова Леонида Борисовича Дядюченко, посвященный загадкам Саймалуу-Таша. Меня останавливала мысль об ограниченном интересе к петроглифам со стороны обычных людей и рядовых туристов, для которых, в первую очередь, и предназначалось это издание. В конце концов я все-таки издал книгу о Саймалуу-Таше – в память об ушедшем Леониде Дядюченко. Дальнейшие продажи ее подтвердили мои опасения: интерес публики к петроглифам был очень слабым.
Проще забыть о рисунках на камнях, убеждал я себя, и заняться другими темами, довольствуясь тем, что наши поиски все-таки не прошли даром: опубликована моя повесть «Тайны Иссык-Куля», имеющая определенный успех; Николай Дмитриевич Черкасов не будет забыт, как не будут забыты и рисунки, найденные нами по его следам. Пусть ученые занимаются своими делами, а я должен заниматься своими!
Между тем, всякий раз, оказываясь в предгорьях Иссык-Куля с друзьями и видя, с какой увлеченностью они осматривают валуны в поисках рисунков, я начинал сомневаться в правильности своего решения. Мои друзья и гости, никогда в жизни не интересовавшиеся петроглифами, готовы были часами ходить по этому каменистому плато, словно первобытное искусство всегда волновало их! Быть может, сама аура этих мест производит на посетителей магическое воздействие и в их подсознании просыпаются архаические знания, записанные на подкорку нашего головного мозга предыдущими поколениями? Так думал я, и во мне зрело убеждение, что интерес к петроглифам можно пробудить у любого человека. Ведь я неоднократно наблюдал это.
Вернувшись домой из очередной поездки с друзьями в Чет-Кой-Суу, я принялся обрисовывать рисунки по методу, с которым нас познакомила Анна Мухарева. Я начал с простых сцен. На первых же шагах у меня возникли сложности в передаче восприятия рисунка. Казалось, если я уберу фактуру камня, все его сколы, трещины, потертости и разноцветные пятна лишайников, то останется только графика, передающая замысел древнего художника. Это должно облегчить зрителю восприятие картины. Но едва я начал работу, как обнаружил, что даже самая тонкая кисть не может передать изящество нанесенного на камень рисунка! Моя копия, выполненная одноцветной краской, делала изображение плоским, лишала его жизни, в то время как оригинал был соткан из целой палитры полутонов, неравномерного вторичного загара, позднейших доработок. В реальности петроглифы органично вписывались в фактуру камня, это был космос их существования! Вырванные из него, рисунки становились беспомощными, словно рыбы, брошенные на лед. Моя компьютерная кисть не знала нюансов, она одинаково высвечивала и то, что виделось на рисунке явно, и то, что лишь угадывалось. Исчезало таинственное очарование первобытного искусства, будто с него срывали магические покровы и оно являлось перед зрителями беспомощное и обнаженное.
При сильном увеличении изображений на экране монитора я увидел то, что скрывалось от невооруженного взгляда раньше: даже сравнительно простые рисунки были выполнены с истинным мастерством, со знанием анатомии животных, с применением хорошо развитой техники работы по камню. Некоторые изображения состояли из нескольких сотен штрихов, передающих направление мышц зверей, рисунок их шерсти.
Всматриваясь в выразительные глаза животных, я размышлял: а не моя ли фантазия дополняет эти рисунки изысканностью исполнения? В многократно увеличенном изображении я видел целую сеть хитроумно сплетенных линий, напоминающих сложный рисунок соединений в микрочипе, сотворенном по нанотехнологиям. А что если это просто фактура камня, а мое воображение придает ей определенный смысл? Ведь известно, что глаз человека в любом хаосе отыщет портрет человека или иного существа: человеческое лицо на поверхности Марса, например, или фигуру кролика на диске Луны, или выползающего из океана дракона на скале, возвышающейся на берегу Байкала на острове Ольхон.
Очевидно, что я следовал за своей фантазией и включал в рисунок все, что, как мне казалось, входило в него, поражаясь изяществу линий и предвкушая грандиозность и совершенство разгаданного мной рисунка. Когда же я уменьшил изображение до нормальных размеров, то обнаружил, что сам рисунок уже едва различим, потерявшись в хаосе пририсованных мной деталей.
Уныние овладело мной. То, что я успел нарисовать, никак не тянуло на художественный альбом. Копии рисунков, которые я демонстрировал всем своим посетителям, удостаивались лишь их беглого взгляда, не более. Я менял толщину линий, которыми копировал изображения, пытался поймать замысел древнего художника и пришел к выводу, что многие петроглифы просто не годятся для моего будущего издания. Их можно было увлеченно расшифровывать, дорисовывать воображением недостающие детали, но получающиеся рисунки не похожи были на выдающиеся произведения искусства. В эту категорию попали и «Медведь», и «Козел-кулан», и «Рыба-змея», которые должны были стать гвоздем моей книги! И наоборот, простые композиции и даже отдельные изображения животных, копии которых я делал дежурно – авось пригодится для оформления книги! – вдруг оказывались выразительными и привлекали внимание.
Особенное впечатление производил всадник на быке, преследующий лошадь. И здесь многие детали исчезли после копирования, но в этом изображении чувствовался динамизм, напряжение момента. Это передавалось изгибом тела всадника, позой скачущей лошадки, ее развевающейся гривой. Я опять воспрянул духом: нужно изменить подход к выбору петроглифов, которые войдут в альбом!